Солнце сквозь снег
Шрифт:
— Но, мой милый, нельзя же нарушать священные брачные обеты…
— А разве мужчина и женщина должны ради них до конца своих дней жить в постоянных ссорах, несчастливые, озлобленные?
— Ну, не знаю, не знаю… — Миссис Грин глубоко вздохнула.
Чарльз подошел и положил руки ей на плечи.
— Прости, мам. Знаю, ты потрясена. Но поверь, для меня все это очень серьезно, так что остается лишь примириться с обстоятельствами. Я прошу у тебя совсем немного: познакомиться с Люсией и поддержать меня.
— Не знаю, удастся ли мне это…
—
Флоренс нервно сплетала и расплетала длинные аристократические пальцы. В этот момент она всей душой ненавидела Люсию Нортон. Но ее сын, ее любимый Чарльз, молил о поддержке. Она никогда не могла устоять перед его просьбами, даже когда он был еще маленьким. Сильный материнский инстинкт всегда подсказывал ей, что нужно поступать так, как будет лучше для ребенка.
С видом мученицы она подняла на сына трагический взгляд, посмотрела в бледное, серьезное лицо и постаралась улыбнуться.
— Я сделаю, как ты хочешь, Чарльз. Разумеется, я приму миссис Нортон, если она когда-нибудь станет твоей женой, — приму как родную дочь, но только ради тебя.
Лицо молодого человека прояснилось, с его плеч словно упал тяжкий груз. Он наклонился и обнял мать с горячностью, которая одновременно и обидела, и утешила ее.
— Ты просто ангел, мамочка! Я говорил Люсии, что ты все равно будешь на моей стороне, даже если тебе это не понравится. И я не ошибся! Благослови тебя Бог!
Флоренс потрепала его по щеке и вышла из-за стола.
— Так что, эта миссис Нортон… приедет сюда, к нам? — спросила она, не оборачиваясь. Перед глазами у нее плыло, ноги не слушались, пришлось опереться на спинку стула.
— Мы с ней встречаемся за обедом, а потом я привезу ее сюда и познакомлю с тобой!
— Хорошо, милый, я буду вас ждать.
— У тебя были другие планы?
— Я отложу их.
Чарльз подошел к матери и снова порывисто обнял ее.
— Мамочка, ты просто прелесть!
Все еще не в силах смотреть ему в лицо — от страха, что не удержится и даст волю слезам, — она спросила:
— И когда ты уезжаешь из дому, Чарльз?
Он потянул себя за мочку уха, слегка задумавшись.
— Наверное, сегодня. Я же не могу оставить Люсию одну.
— А она не может пока поехать к своей матери?
— Мать у нее вдова, инвалид, она живет с какой-то компаньонкой и почти не выходит из дому. К тому же Люсия разводится из-за меня, так что нам лучше не расставаться и держаться вместе. У ее матери, миссис Кромер, совсем маленькая квартирка в Хэмпстеде, и, я думаю, Люсии там будет неудобно.
— Значит, вы с миссис Нортон намерены уехать немедленно?
— Ну, в общем, да. И прошу тебя, дорогая, зови ее Люсия. Если бы ты только знала, как мне противно слышать эту фамилию — Нортон!
— Хорошо, Люсия так Люсия, — послушно кивнула миссис Грин. — Довольно редкое имя, очень красивое.
— Ты ведь понимаешь, что нам с ней лучше сейчас жить вместе, раз уж это дело станет достоянием гласности?
— Не знаю, мне как-то не очень нравится, что вы будете жить вместе до свадьбы. Все-таки это грех, что ни говори…
Слова матери впервые в жизни вызвали у Чарльза раздражение.
— Дорогая, это же мещанство! — возмутился он. — Никакого греха тут нет. То есть да, я нарушаю закон тем, что увожу Люсию от мужа, но зачем притворяться и жить отдельно ради какого-то общественного мнения?
— Делай, как считаешь нужным, сынок.
Чарльз посмотрел на часы.
— Господи, я на работу опаздываю! Надо бежать. Прошу тебя, не переживай слишком сильно, мама. Я буду часто к тебе приезжать, — пообещал он и добавил: — Если, конечно, ты захочешь меня видеть… — и так обезоруживающе улыбнулся, что миссис Грин, посмотрев на него, невольно улыбнулась в ответ. Она не могла устоять перед его улыбкой — мальчишеской, искренней и задорной, от которой он сразу делался таким юным…
Пожилая женщина усилием воли поборола желание броситься сыну на шею, обнять и зарыдать у него на груди. Она не могла себе этого позволить — Чарльз ненавидел мелодраматические сцены, да и она тоже их не выносила.
— Конечно, я всегда буду рада тебя видеть, дорогой, — сказала она дрогнувшим голосом.
Он чмокнул ее в щеку:
— Пока, мамуль, увидимся днем. Я приеду с Люсией примерно в половине третьего, не раньше.
Флоренс смотрела на его высокую удаляющуюся фигуру сквозь пелену слез.
— А как насчет сегодняшнего вечера, Чарльз? У нас будут гости…
Он обернулся, уже у самой двери, и виновато улыбнулся:
— Боюсь, вечером я не смогу.
— Хочешь, чтобы Кейт собрала твои вещи?
— Да, если успеет. Один чемодан — все, что она обычно укладывает, когда я уезжаю на неделю. А остальное я заберу потом.
— Хорошо, — кивнула миссис Грин и прокашлялась. — Нам с тобой надо будет еще многое обсудить. Сейчас, конечно, не время, но когда-нибудь потом… ведь теперь наша жизнь изменится. Сейчас я не буду тебя задерживать, раз ты опаздываешь, но прежде чем ты от меня уедешь, нам непременно надо будет поговорить.
— Ну конечно, поговорим. И он ушел.
Прибежала Кейт, чтобы забрать поднос. Ровным, бесцветным голосом миссис Грин велела ей собрать вещи мистера Чарльза, но смотрела она при этом не на служанку. Сквозь тюлевые занавески мать следила за высокой фигурой сына, шагавшего по улице. Сердце у нее болело. Теперь, оставшись одна, она всем своим существом ощутила боль от удара, который постиг ее, и терпеть не было сил. Уже сегодня вечером Чарльз уедет от нее. Скоро все его вещи исчезнут из этого дома, и она станет такой же одинокой, как ее подруга Гертруда Маршалл, у которой не было ни мужа, ни детей. Флоренс всегда втайне жалела бедняжку Гертруду и всех несчастных старых дев, обреченных на одиночество, а теперь сама уподобится им.