Солнце
Шрифт:
Голоса доносились оттуда.
Теперь я видела их, похожие на пылающие костры, искрившие и вспыхивавшие по всему земному шару.
Голоса взывали к Солнцу.
Они отдавались эхом в унисон, но не были разными голосами — это не походило на обычную толпу со всевозможным разнообразием тонов, тембров и звучаний. Голоса звучали зловеще одинаковыми, словно углеродные копии друг друга, эхом возносящиеся к небесам.
Голоса также звучали знакомыми.
Когда они стали громче, по моему свету пронёсся шок. Голоса звучали реально
Голоса звучали как Ревик.
Я слышала голос Ревика…
Это был он, но не он.
Это была искажённая версия его, или тысяча искажённых версий его… словно его разбили на тысячу, миллион фрагментов, каждый из которых был сломленным и одиноким, каждый состоял из резкого, поразительно яркого пламени. Такое чувство, будто каждая из этих копий его кричала на Солнце, их света отличались от его света, а голоса были пугающе похожими.
Их слова отдавались эхом, снова и снова умножаясь, становясь неразборчивыми. В итоге они совершенно сливались вместе и становились одним монотонным напевом. Там были дюжины его версий, может, сотни, может, даже тысячи — и все повторяли что-то, обращаясь к Солнцу.
Это звучало как молитва.
Чем громче становился этот напев, тем более яркие вспышки исходили от Солнца.
Эти вспышки с каждым разом расходились всё дальше, описывая всё более драматичные арки, подобные нимбам вокруг звёзды. Я смотрела, как эти арки всё дальше вырываются во тьму космоса, становясь диаметром самого Солнца и заставляя звезду выглядеть так, будто вокруг неё имелись кольца из золота и расплавленного огня.
Напевы становились громче.
Голоса нарастали, становясь интенсивнее.
Я чувствовала, как они притягивают Солнце, манят его ближе, кричат все вместе, притягивают его и внутрь, и наружу.
Я осознала, что они используют телекинез.
Они притягивали звезду в Землю… а может, Землю в звезду.
Свет наполнял их голоса, бесконечный свет.
Я чувствовала, как они устремляются глубже, их свет вплетается в атомы, тянет и разрывает структуру живой звезды передо мной. Я почувствовала, что изнутри начинает зарождаться дрожь, прокатившаяся эхом по всей Солнечной системе, пославшая облака жара на Землю, вращавшуюся всё быстрее. Я чувствовала силу, направляемую от звезды в те крошечные языки пламени на поверхности планеты.
Я чувствовала, как они впитывают эту силу, притягивают её…
Но она была нестабильна. Они втягивали слишком много.
Я почувствовала, когда началось обрушение.
Что-то внутри Солнца ломалось.
Я чувствовала, как это ломается…
Я закричала в том пространстве, не замечая жара, врезавшегося в меня, прошедшего сквозь меня, раздиравшего моё тело на куски в Барьере.
Это был не жар; это было сродни тому, будто само Солнце живое, а они убивали его, и его aleimi вырывался наружу живыми взрывами света. Радиация раздирала мой живой свет, разрывая меня на куски, разрывая Ревика на куски, рассеивая всё, чем мы являлись.
Это всё равно что наблюдать за смертью бога.
Это всё равно что наблюдать за смертью сознания столь далекого, столь обширного и неизвестного мне, что я могла лишь оплакивать его кончину, не имея возможности осмыслить, что я потеряла. Я понимала, что его смерть убивает и меня тоже, но почему-то это беспокоило меня меньше, чем смерть самого гиганта.
Крики на земле становились громче.
Они делались триумфальными, превращались в волну ликования.
Всюду вокруг меня начали открываться двери.
Я почувствовала их вдалеке. Знакомость эти дверей, тяги, их обрушивающаяся сила создавала впечатление, будто всё это происходило во мне или прямо рядом со мной. Я почувствовала, как триумфальная дрожь света на Земле становится ярче.
Двери были на Земле.
Эти голоса открыли двери, используя Солнце, чтобы дать им силу. Они заставили эти двери открыться за счет грубой силы, жестокого раздирания самой их материи.
Я почувствовала, как существа проходят сквозь и исчезают в воронке, засасывающей свет.
Я почувствовала там Дренгов.
Я ощутила их удовлетворение.
Не радость. В этих серебристых извивающихся нитях не было радости. Но я чувствовала их удовлетворение, их триумф, какой-то злорадный прилив силы и знания. Я чувствовала мщение, финальную победу в битве, в которой они сражались сотнями, тысячами, даже миллионами лет.
Двери наконец-то открылись.
Они наконец-то свободны.
Они пинком распахнули двери, без Моста, без Меча, без богов или Предков.
Они наконец-то свободны.
Глава 17. Двери на другую сторону
Свет погас.
Я осознала, что согнулась в своём кресле, одной рукой обхватывая живот.
Каким-то чудом я всё ещё стискивала бокал вина в другой руке. Теперь я поставила его на стол, и вся моя рука тряслась. Я не сомневалась, что сокрушу стекло пальцами, если не выпущу его.
Я посмотрела на Ревика и увидела в его глазах боль, какое-то неверующее горе.
Он стискивал спинку моего кресла, на которую ранее положил руку, и крепко вцепился в металлическую опору кресла ладонью.
Другая его рука выронила hiri, которая теперь тлела на палубе, и потухший кончик потемнел от смолы. Я чувствовала в нём импульсивное желание дотронуться до меня. Может, это было не просто желание дотронуться до меня. Боль шёпотом выплеснулась из его света, после чего Ревик закрыл глаза.
Затем он отвернулся от меня, как будто с большим трудом.
Впервые с тех пор, как мы вернулись из Пекина, я почувствовала в нём такое интенсивное влечение к сексу, что это вызвало волну тошноты, за которой последовала боль в горле и груди. Его боль становилась всё острее, пока его свет как будто изучал мой, замечая мой свет в нём.