Солнце
Шрифт:
Я посмотрела на всех них.
— Какой смысл разрушать Землю? — спросила я тверже. — Какой смысл уходить? Зачем они построили все эти бункеры, если хотели лишь уничтожить Землю и уйти? И если это «мои» двери, тогда почему вообще Дренги их открывают?
— Я не уверена, что в данном возможном будущем мы видим их абсолютный успех, дочь, — мягко сказала Кали. — Я подозреваю, что Дренги надеются получить господство над этими дверьми, контролировать их, возможно, даже использовать Землю как своеобразную промежуточную станцию между мирами. Эти бункеры, скорее
— То есть, они терпят провал? — я нахмурилась, глядя на всех них. — Это видение о провале Дренгов? Потому что это не ощущалось как провал. Ощущалось всё так, будто они получили именно то, чего хотели.
Уйе показал жест уступки.
— Возможно, это и то, и другое, дочь, — осторожно сказал он. — Мы с твоей матерью обсудили это и считаем, что их главная цель — открыть дверь и пройти самим. Возможно, в настоящее время Дренги верят, что смогут сделать это исключительно с помощью клонированных телекинетиков и света их человеческих рабов.
Уйе взмахнул рукой в уклончивом жесте.
— …Возможно, они попробуют провернуть это, и это не сработает, — добавил он. — Или, возможно, они получат дополнительную информацию о дверях и о том, как они работают. В любом случае, в какой-то момент Дренги наверняка прикажут своим телекинетикам черпать энергию напрямую из Солнца. Возможно, они посчитают это приемлемым вторичным сценарием, если это позволит им пройти через двери и оставить позади разрушенную Землю.
Глаза Ревика сфокусировались.
Его губы хмуро поджались, пока он смотрел сначала на Уйе, затем на Кали.
После небольшой паузы я почувствовала, как ещё один проблеск понимания выплеснулся из его света.
— Двери, — сказал он. — Я читал об этом сто раз. Несколько сотен раз, наверное. Я читал комментарии к священным текстам о дверях, обо всём, что они якобы символизируют. Небеса. Мир среди многих миров. Разные плоскости существования.
Он посмотрел на меня. Его тонкие губы хмуро поджались.
— Что, если это вообще не символические двери? Что, если предки говорили о настоящих дверях? Что, если они говорили о настоящих мирах?
Я непонимающе нахмурилась, глядя на него.
Я понимала, что он ссылается на что-то в Мифах или, возможно, в комментариях, но я не настолько хорошо была знакома с текстами, чтобы знать, что именно он имеет в виду.
Посмотрев на Уйе и Кали, я увидела, что они наблюдают за Ревиком с искрой согласия, возможно, даже поощрения в их глазах. О чём бы ни говорил Ревик, это согласовалось с теми выводами, к которым они пришли.
Мой взгляд скользнул к моему мужу.
— Всё сводится к Мифу, — сказала я. — Что-то про разные Смещения и расы, и что случится в конце? Та штука с дверями… это тоже из комментариев? Что-то, чему тебя обучал Менлим? — я поколебалась. — Поэтому ты думаешь, что те двери как-то связаны со мной?
Ревик покачал головой, но не совсем в знак отрицания.
— Не только из комментариев, — сказал он, продолжая хмуриться. — Не только из священных текстов, Элли, хотя там это тоже есть. Это присутствует всюду в текстах, которые описывают тайны Дракона. И Моста, — его глаза встретились с моими, губы хмуро поджались. — Я забываю, что ты не была погружена во всё это, как остальные из нас. Но ты ведь слышала Миф, верно? От начала до конца? Ты знакома с изначальным текстом?
Прежде чем я успела ответить, Ревик принялся цитировать.
Я никогда прежде не слышала, чтобы он пересказывал Миф.
Почему-то когда он говорил это, вкладывал свет в слова, в свой низкий лиричный голос, это влияло на меня сильнее, чем в те разы, когда я слышала это от Тарси.
«Дыхание любви вспыхивает в бассейнах золота, но оно не первое…
…И не последнее, и даже не начало. Люди плывут по поверхности Муулда, в мире, отмеченном садом для избранных. Мы пронзаем просто плоскими хвостами и пальцами ног, упиваемся яркостью молодого света.
Численность прибывает, наши конечности простираются, пробуждая нежные волны. Мы завоёвываем миры пугающе быстро. Мы покрываем созидание нашими работами, одновременно уродливыми и чудесными. Время приносит новое, как и каждый цикл рождения, и хаос начался…
Это не может длиться. Первая раса поглощает себя внутри себя. Она взывает к Смерти, и Смерть слушает. Но Смерть не может быть оставлен в его одиночестве, как и первый в нашей боли. Сострадание вызывает слёзы, заставляет чудесный Мост прикоснуться к небу. Они смотрят, боясь.
Для неё Смерть оставляет кости, чтобы накормить новое. Любовь смягчает Смерть, дарует надежду между ними. Приходят другие, чтобы сплести следующее, и…
Те из нас, кто остается, должны расти или погибнуть. Мы творим магию за гранью того, что любой видит потом. Но боги закрыли двери в те другие миры…»
Ревик посмотрел на меня, мрачно поджав губы и подчёркивая эти слова. Отвернувшись, он продолжал цитировать по памяти, и его низкий голос по-прежнему был напитан светом.
«…И им остаётся лишь одно, и это одиноко. И в этом рождается Вторая раса, из деревьев и из-под камней.
Они вырастают по нашему подобию, и всё же верят, что они одни. Их работы покрывают тот одинокий мир, пока они не встречаются с нами и не страшатся. Огни горят чёрным во второй раз, вторая жизнь. Смерть слушает, когда Мост опускается по спирали, освещает путь к небу.
Песнь любви манит, оставляет их одних. Золотой океан закрывает все раны.