Солнцеворот
Шрифт:
Орёл выдержал паузу, чтобы каждый в полной мере оценил невысказанную угрозу. Потом махнул рукой и, развернувшись, пошел к мачте. Самой высокой. Он не знал, как она называется. Матросы вечно общались на каком-то будто бы чужом языке. Рифы, гроты, бизани, шкоты… В бытность свою гвардейцем, Орёл, как и все его сослуживцы, презирал матросню. От казематов их отделял только корабль. Пьяницы, не способные ни к какому другому делу, кроме как ходить под парусом, прикладываться к бутылке и орать песни. Теперь же они поглядывали на Орла свысока.
Однажды Орёл поцапался с матросом. В тот же день Ворона позвали в капитанскую каюту. Тем же вечером Ворон позвал Орла «прогуляться» на верхнюю палубу после обеда. Надолго Орёл запомнил эту прогулку. Тогда же узнал разницу между воином и убийцей. Воин — воюет, а исход войны под большим вопросом. А убийца — убивает, вот и весь сказ. И если он в последний миг остановил руку, это ещё ничего не значит. Убийца остаётся убийцей.
Корзина в верхней части мачты была одной из немногих корабельных премудростей, название которых запомнил Орёл. Да и кто бы не запомнил? «Воронье гнездо» она называлась. И днем туда обычно поднимался какой-нибудь расторопный матрос, чтобы наивно посмотреть, нет ли земли на горизонте. Плыть ещё предстояло месяца два, не меньше. А если вдруг штиль — так и все три. Но и доплыть — ещё пол дела. Дальше придется лавировать реками, и вот тут старший вампир, говорят, грустно качал головой. Судоходства на Западе не было, и он не мог сказать, по каким рекам смогут пройти корабли, а по каким — нет. Если сядут на мель, то придется идти пешком. Очень и очень долго.
Сейчас, на закате, в «вороньем гнезде» сидел Ворон, нисколько не смущаясь тем, что залез в чужое гнездо. Каждый вечер он теперь забирался туда, смотрел на закат единственным глазом и думал о чём-то. Вот Орлу и захотелось узнать, о чём это он размышляет.
Путаясь в веревочной лестнице, он принялся подниматься. На середине пути опустил взгляд, вздрогнул и едва не разжал руки. Высота показалась чудовищной. Орёл заставил себя поднять голову и сосредоточиться на днище корзины. Ничего, если этот падальщик может, то ему, Орлу, и вовсе труда не составит. Стиснув зубы, он продолжил взбираться, тряся ногами, когда те запутывались в веревках.
— Зачем прилетел? — хрипло поинтересовался Ворон, когда голова Орла показалась над краем корзины.
Орёл ответил не сразу. Знал, что быстрый ответ выдает раболепие, а Орёл не хотел стелиться перед Вороном. Он поднялся чуть выше, оперся локтем о край корзины и поглядел на Ворона:
— Почирикать хотел. Без лишних ушей.
— Без ушей? — усмехнулся Ворон, и Орёл заметил, что тот поигрывает ножом. — Это можно.
Орёл заставил себя усмехнуться в ответ.
— Бекас и Кречет сегодня вповалку лежат, — сказал он. — Погнал их на работу — давай в обморок падать. А этот твой Зяблик нос выше парусов задрал и ходит, как хозяин.
— Знаю, — только и сказал Ворон.
Здесь, наверху, ветер завывал, глуша слова, и приходилось почти кричать. Орёл почувствовал, что немеют пальцы от холода — мнимого, настоящего ли? Спуститься бы потом… А ещё малейшая качка ощущалась тут втрое сильнее.
— Знаешь, — повторил Орёл. — А кто у нас смотрящий — знаешь? Шепотки идут, мало ли чего. Кто-то отчаянный может и подставиться, чтоб смотрящего сменили.
Ворон обратил лицо к Орлу и оскалил в улыбке желтоватые, но крепкие зубы.
— Так ты вот почему прилетел. Сам тут посидеть хочешь. А оно тебе надо, Орёл? Это только со стороны кажется, что хорошо. А на деле? Сам смотри. Штормит, продувает, а самое главное — падать, случись чего, очень высоко.
— Но ты ведь лезешь сюда каждый день, — принял игру Орёл.
Ворон вновь посмотрел на Солнце, почти уже скрывшееся за горизонтом. По морю до самого флота стелилась алая дорожка. Казалось, будто корабли идут по Алой Реке. Орёл на миг забыл о цели своего визита. Смотрел на эту красоту и, кажется, немного понимал Ворона.
— Одни люди рождены бороться с ветрами, — промолвил Ворон. — Другие — нет.
— Ты, значит, рожден, да?
Ворон покачал головой.
— Нет, Орёл. Я рожден таиться в тенях, жалить насмерть и скрываться.
— Так зачем же…
— Захотел понять, что чувствуют те, кто сидит высоко. И каково это, когда снизу к ним кто-то ползет жаловаться на жизнь. Теперь я готов, Орёл. Оставь меня.
Орёл запутался в словах. Он потряс головой и, сдвинув брови, взглянул на собеседника.
— Ты мне ничего не ответил.
— Я не отвечаю словом. Я отвечаю делом. Жди дела и перестань досаждать мне. Солнце уходит, время теней близко.
Орёл, бросив последний взгляд на «Алую Реку», поспешил спуститься. Вниз не смотрел, и, когда ноги коснулись палубы, вздрогнул от неожиданности. Но уже через десяток шагов походка его стала уверенной, на лицо вернулась нагловатая полуулыбка.
Одна армия стояла у правого борта. С кровоподтеками, синяками, многие скрючились в три погибели. Но они радовались, и эта радость проглядывалась даже сквозь злость и усталость. У левого борта царило уныние.
Орёл поздравил победителей. Потом заставил всех собраться вместе и пожать руки друг другу.
— Это просто тренировка, — сказал он. — Чтобы вы почувствовали себя воинами. Но вы — воины, бьющиеся за одно дело. Помните об этом. Завтра я перемешаю армии. А теперь — обед. Веселее! — Он хлопнул в ладоши, и заключенные бросились к спуску на нижнюю палубу.
Орёл вздохнул. Посмотрел на идущий справа корабль Торатиса. Алая вечерняя заря таяла на его бортах. Корабль с белыми парусами погружался во тьму.
Подняв голову, Орёл уже не разглядел «вороньего гнезда». Время теней наступило. Что ж, Ворон, лети. Лети в ловушку, из которой если и выпутаешься, то не иначе как обломав крылья.
Ворон был не из тех, кто любит говорить о себе. В мире, в котором он жил, успеха добивались те, чьим языком было молчание. Поэтому Ворона не могли поймать больше двадцати лет. Поэтому не осталось в живых никого из тех, кто знал бы Ворона. Где он родился и вырос? Что выгнало его в царство теней? Как он потерял глаз? Когда и почему взял первый заказ? И, самое главное, каково его настоящее имя?