Солнцеворот

Криптонов Василий Анатольевич

Парня зовут Левмир. Он перебивает князя, и тот ему спускает вольность. Левмир явно главный, но не стремится этого показывать при стражниках. Парень добрый, сильный. Гнетёт его что-то. Будто вина. И эту вину он без толку искупить пытается. Вот и Ворон под раздачу попал: не в жилу почему-то Левмиру его смерть. Опять обратил он солнечные глаза свои к Ворону.

— Что за ерунду ты говорил? Про женские платья?

Ворон прокашлялся и начал рассказывать. Про то, как поучили уму-разуму Зяблика, мальца безголового, что нож на борт пронес. Про то, как умер Чибис, про письмена на его теле. Про то, как странная хворь

стала наваливаться на всех, кто косо смотрел на Зяблика или его дружка. Проснувшись утром, люди даже встать толком не могли — бледные, слабые, с трясущимися руками. И все, как один, уверяли, что ночью к ним приходила девушка. И, разумеется, о Покровительнице рассказал Ворон.

— Я ещё с Чибисом сказку детскую вспомнил, — говорил он. — Про вампира, что к девке по ночам являлся. Шею ощупал — точно, ранки от клыков. А потом, когда резать его начал на куски, заметил, что крови в теле нет.

— Что делать начал? — сдавленным голосом спросил Дигор. — Ты, скотина полоумная, сам-то понял, что сейчас сказал?

Ворон с недоумением посмотрел на него:

— Так ведь приказ капитана. Как я ослушаюсь? Нам про пушки всё очень хорошо рассказали. И два других трупа тоже я разделывал, мне-то не привыкать. Да только не нравится мне это дело. Уж решили убить — так казните по-человечески. А если мы вам нужны — так отстаньте, житьё у нас там и без того не мёд-пиво. А вот это — по ночам, тайком, да девкой притворяясь — это уж срамота сплошная. Вот о чем, князь, я с тобой поболтать хотел.

Ворон лишь мельком взглянул на князя, а так — на Левмира смотрел. Лицо парнишки странно изменилось. Ворон, признаться, ждал, что тот смутится, или разозлится. Но он скорее взволновался. С жадным интересом слушал рассказ, иногда хмурясь.

— И как это понимать? — Теперь князь обращался к Левмиру, и голос его сделался грозным. Ворон затаил дыхание. Неужто схлестнутся? При страже, при нём? То-то потеха выйдет…

Левмир поднялся на ноги.

— Не знаю, — сказал он, глядя в сторону корабля смертников. — Но очень хочу узнать. Возвращайся.

Ворон склонил голову набок, посмотрел на Левмира.

— Это я-то?

— Плыви обратно на корабль. Я тебя услышал, мы выясним, в чём дело, обещаю.

Князь молчал, Дигор тоже. Ворон не стал спорить. Встав, он всмотрелся в лицо парнишки. Не любил Ворон таких. Вечно им какая-то великая цель весь мир застит. И смотрят будто сквозь тебя, и живут будто не здесь. А если у таких ещё и сила есть — беда. Нечем давить, ничего не боятся. И подкупить тоже нечем — ничего им не нужно. По крайней мере, ничего такого, что есть у Ворона.

— Обещаю, — повторил Левмир и протянул руку. Ворон её пожал, стараясь не выказать удивления.

— Смотри, — бросил он напоследок. — Ты сказал.

Прыгнул за борт, с легким плеском вошел в теплую волну и превратился в движение. Мысли — потом.

— Глянь-ка, живой прилетел! — услышал Ворон, перевалившись через борт своего корабля.

Огляделся. Орёл, Бекас и Кречет сидят, курят самокрутки.

— Убежали отсюда, — прохрипел Ворон.

Не шелохнулись. Наглость.

— Да вот добьем — и спать, — сказал Орёл. — Ты расскажи, как слетал-то? Решится чего? Эх, дожились — свои вопросы через князя решаем…

Ворон махнул «когтями». Самокрутка, выбитая из расслабленной руки Орла, улетела за борт. Орёл вскрикнул и посмотрел на глубокую царапину на пальце.

— Убежали. Отсюда, — тихо повторил Ворон. — Утром будет разговор.

Теперь услышали, встали, исчезли с глаз. Ненадолго, но удалось вернуть утраченное было уважение. Однако семена посеяны, и почва плодородная. Ворон со вздохом посмотрел вверх, на «воронье гнездо». И даром бы не сдалось, а придётся теперь за него руки пачкать.

III

Клятва

1

Давно потерялся счет дням. Варготос сожгли не то в прошлой жизни, не то десяток жизней назад. Иногда Ирабиль ещё вспоминала, как стояла в окружении призраков и смотрела на погибающий город, но воспоминание это становилось всё тусклее и тусклее. Да и воспоминание ли? Может, просто фантазия? Одна из детских глупых фантазий, вроде той, что папа любит её, и что человека можно насильно сделать счастливым. На самом деле нет ничего, кроме бесконечного пути.

Степь. Лес. Сгоревшая деревня. Лес. Степь. Лес…

Иногда кто-нибудь — как правило, Роткир, — приставал к ней и спрашивал, не устала ли она. Ирабиль кивала, и они устраивали привал. Поначалу она пыталась объяснить, что ей не это нужно. Что устала она где-то невыносимо глубже, и, полежав на мягкой траве, силы не восстановить. Но Роткир не слушал ее. Махал рукой, зевал и уходил заниматься своими делами. А Кастилос…

Кастилос всё понимал, и от этого было лишь хуже. В его глазах Ирабиль видела ту же самую бесконечную потерянность и усталость, граничащие с отчаянием. Они не могли помочь друг другу, оба тонули в одном болоте, а Роткир этого даже не замечал. Он, опытный в темных делах, считал, что «всё пройдет, вот только погоди!».

И всё же Ирабиль была ему благодарна. Без его непринужденной болтовни и шуточек их с Кастилосом путь был бы вовсе невыносимым.

Шли в направлении Кармаигса, как утверждал Кастилос. Сама Ирабиль под страхом смерти не смогла бы сказать, где они находятся и куда идут. Кастилос же был уверен. Говорил, что Левмир обязательно придет туда же, и они встретятся. Левмир — вот ещё одно имя из сказки. От этого имени продирала дрожь, а на глаза наворачивались слезы. Было ли всё, что пытается подсунуть память? Или это лишь морок, созданный Алой Рекой? Ирабиль помнила, что когда-то не мыслила себя без Левмира. Брала его за руку и бежала вперёд без оглядки. Они были единым целым, и казалось, что так будет всегда. А теперь — кто она? Зачем она? Бессмысленный осколок зеленого стекла. Красив, пока блестит на солнце, но вдави его сапогом в грязь, и вся красота закончится.

Последние два дня шли по степи. Поднялись на пригорок и там остановились, глядя вниз, на очередную лесную чащу, простертую перед ними. Ирабиль молчала. Ей хотелось сказать, что они будто кругами ходят. Одно и то же.

— Наконец-то, — тихим, каким-то непривычно серьезным голосом произнес Роткир. — С этим местом связана одна древняя легенда.

Ирабиль и Кастилос повернулись к нему. Роткир выдержал паузу, продолжая созерцать лес, потом вздохнул:

— Правда, я не успел её придумать. Но легенда была бы очень интересная. Обязательно с красивой девкой, и чтоб из-за нее поножовщина всякая. И проклятие там какое-нибудь.