Солнцеворот
Шрифт:
— Отсюда не будет выхода, — послышался голос Атсамы со стороны ямы. — Ворота не сломать, а со всех сторон их будет сдерживать земля. Должно быть, через несколько часов они обезумеют настолько, что начнут жрать друг друга. А когда ворота откроют…
Герцогиня была бледна, но сердце её билось. Арека научилась отличать такие вещи. Остановив сердце, Атсама говорила иначе. Из голоса исчезали человеческие нотки, движения делались резче, расчетливей. И взгляд… Конечно, менялся и взгляд.
— Поверить не могу, что тебя так тревожит судьба людей, — сказала Арека и подошла к герцогине.
Широкая и глубокая яма обзавелась внутренней отделкой из камня. Должно быть, разобрали несколько близлежащих домов. Вниз уводили деревянные ступени. Помещение внизу было небольшим, квадратным, с низким потолком. Однако Арека, видевшая, как утрамбовывали бараки на первых порах царствования Эрлота, знала, что там разместится сотни две-три. А если они будут только стоять, то и все четыре. И это — лишь одна яма из множества.
— Это безумный план, — сказала Атсама. — Но, похоже, единственный, который может привести к победе.
— Хочешь сказать, армия Эрлота настолько слаба…
— Хочу сказать, что армию Востока ведет Эмарис. Тот, кого все помнят, как короля, последние тысячи лет. Если он идет с войной — он знает, что делает. И, думаю, когда дойдет до дела, многие решат переметнуться. У Эрлота есть только сила и обещания, а Эмарис уже себя показал и показал хорошо. Если он пообещает реформы… Фавориты, охота. Тогда у нас останется одна сила, на которую можно положиться. — Атсама похлопала по стальной раме для ворот.
Арека пошла по ступенькам вниз, герцогиня спустилась за ней.
Холодные каменные стены. Тишина и пустота. Арека закрыла глаза, пытаясь представить, каково здесь будет. Как будто со всех сторон тебя стискивают бездыханные тела. Как будто терзает неутолимый, страшный голод. И тьма постепенно становится багровой.
Получилось представить так живо, что Арека в страхе распахнула глаза. Вот он, солнечный лучик, светит в подземелье сверху. Открыта дверь, и вокруг никого. Только Атсама стоит рядом, смотрит молча.
— Что тебя тревожит? — спросила Арека.
Атсама усмехнулась, окинула взглядом темницу.
— Издеваешься? Вот это меня беспокоит.
— Не поверю, будто тебе до такой степени жалко людей.
— Ну конечно. — Герцогиня, похоже, решила обидеться. — Я ведь беспощадная тварь, убийца.
Она ждала возражений и извинений, но Арека редко давала подруге то, чего та ждала.
— Так и есть, — сказала она. — Пока дело не доходит до тех, кого ты любишь. Себя. Меня. И пока, наверное, всё. Мне что-то грозит? Вряд ли, ты бы сказала. Или уже пыталась бы меня спасти. Значит, беда у тебя. Что случилось?
Они смотрели в глаза друг другу, окруженные молчанием. Атсама отвела взгляд первой. Она сделала вид, что это лишь потому, что ей надо было достать письмо из кармана. Протянула Ареке сложенный вдвое лист бумаги.
— Сможешь прочитать? Госпожа учительница.
Арека развернула бумагу. Читать было особо нечего, лишь два символа украшали листок. Один, символ «Доверие», который Арека только что рисовала на доске, украшал первую сторону. Перевернув бумагу, Арека нахмурилась над вторым.
Этот был посложнее, но Арека его встречала. «Вознаграждение». Символ обладал множеством значений и их оттенков. «Приказ явиться к отправителю, как только представится возможность», «добровольная явка», «награда за добрую службу», «присвоение нового титула», «предложение союза». Но и завитушка, означающая «союз», тоже несла два значения. Перемирие врагов, либо…
— Я получила это сегодня утром, — сказала Атсама. — Не думаю, чтобы он захотел ждать долго.
Арека кивнула и протянула письмо обратно. Рука немного дрожала.
— И что? Ты… Согласишься?
Атсама отвернулась, пряча в карман письмо.
— Мы обе знали, что этот час настанет.
Арека вздрогнула. Ей хотелось закричать, заплакать, потребовать, чтобы её утешали. Но она выбрала быть взрослой и, не издав ни звука, коснулась руки герцогини. Теплые пальцы Атсамы стиснули её ладонь.
Луч солнца пока ещё струился вниз, в яму, предназначенную для тьмы и смерти.
V
Засада
Зяблик, зевая, сидел на борту и смотрел на море. Его завораживало, как оно меняет цвет с черного на синий, пока восходит солнце. Море может себе позволить быть и черным, и синим, и зеленым, и алым, и даже искрящимся всеми цветами. А человека раз покрасят в один цвет — и сиди, обсыхай. Можно перекраситься, конечно, только поначалу старую краску отодрать приходится — а это больно. А потом новой краской по свежим ранам — того больнее. Отчего такая несправедливость?
Поначалу Зяблик радовался своему преображению. Никто его пальцем не трогал, после того как ещё двое глупцов поплатились жизнями после Чибиса. Зяблик не хотел им смерти. Покровительница забирала его боль и узнавала имена — сама. А дальнейшего он предотвратить не мог. Да и не хотел. В конце-то концов, был ли на этом корабле, кроме него, хоть один невиновный? Воры, убийцы, насильники. Они уже заслужили смерть, иначе не оказались бы здесь.
Работать Зяблик перестал. Просто не мог — слишком уж слаб он бывал после ночных визитов Покровительницы. Целый день ходил бледной тенью, чуть не падал, и лишь к вечеру оживал. Стараниями Орла ему давали усиленное питание, накидывая добавки за каждого мертвеца. И до сегодняшнего утра Зяблик упивался победой. А сегодня утром его ни свет ни заря разбудила тоска.
Нырок встал, как обычно, утром и поплелся на верхнюю палубу встречать рассвет. Зяблик пробудился от шороха и лежал, таращась в темноту. Грудь сжимала стальными клешнями непонятная грусть. Откуда она взялась, почему? Может, потому что этой ночью Покровительница не пришла?..