Солнцеворот
Шрифт:
— Полы, стены, — говорил он, не заботясь о том, слушает ли его кто-то. — Потолки тож, наверное. Там, вернётесь, гляньте, стремянки должны быть и швабры длинные. Окна обязательно, снутри и снаружи. С картинами осторожно! Сухой тряпкой обмахните, а то с вас станется помыть. Я, если понадоблюсь, буду у пруда, предаваться благородной тоске и созерцанию небесной чистоты.
Лишь только он исполнил угрозу, люди принялись за работу. Неспешно, с раскачкой, ворча и перешучиваясь, почесывая в затылках. Зашуршали щётки, выметая пыль с пола, заскрежетала деревянная лестница — решили снять тяжёлые шторы и, если не выстирать, так хоть поменять на другие. Сагда и Унтиди, не сговариваясь, бочком двинулись к одной из двух лестниц, ведущих наверх.
— Вот, — возник как из-под земли Никкир и поставил полное ведро на ступеньку. — Пруд — красотища, только зарос весь, кабы тоже чистить не погнали. Здоровенный, зараза, потопнуть запросто можно.
Сагда смерила парнишку уничижительным взглядом. Тоже, любитель чистоты выискался. И чего притащился со своей водой, пока не окрикнул никто? Поднялись бы наверх, посмотрели, да потом, через часок-другой, глядишь, и поработали бы немножко. А теперь…
Унтиди первая погрузила тряпку в ведро, достала, тщательно отжала и, когда струйки перестали стекать, негромко сказала:
— Смотрят.
Никкир кивнул — мол, а я о чем? Сагда метнула взгляд в сторону тронного зала и обнаружила, что и вправду одна худосочная сморщенная женщина с вредным лицом не сводит глаз с их тройки. Сагда раньше видела её лишь мельком — она жила в соседнем бараке — и даже имени её не знала.
Пришлось протирать перила, так гладко отполированные, что на них ни пылинки не задерживалось. Зато гладить их было — одно удовольствие.
— Красиво тут, — простодушно болтал Никкир, глядя по сторонам, на золоченые рельефы стен и причудливый мраморный рисунок ступеней. — Хотя, как по мне, неуютно. Дома должно быть тесновато, чтоб дом чувствовался. Вот как кошка — видала? — она ж всегда норовит в закуток какой забиться, в ящик, чтоб стены, значит, чувствовались. Почему и дома с углами строим — чтоб каждый мог забиться куда-нибудь.
Услышав это «видала», Сагда удивилась. Никкир, кажется, обращался именно к ней. Странно это было. Обычно все предпочитали болтать с Унтиди, а к Сагде если и обращались, то всё равно будто разрешения у малявки спрашивали, косились то и дело. Обычно Сагду это злило, но вот теперь, дождавшись к себе внимания, она растерялась и грубо сказала:
— У нас кошка на печи всегда валялась. А без углов — попробуй, построй.
— Кошка — дура, — тут же согласился Никкир. — Супротив природы прёт. А без углов — и пытаться нечего, мудро всё придумано. Я ж к чему? К тому, что в таком домище ежели жить, это ж каким уродом быть надо. Хуже той кошки. Ни угла тебе, ни закуточка, всё только просторы, просторы. Просторы — они там, на улице. Вышел в поле — радуйся, по лесу прогулялся — хорошо. А дома-то на кой такое?
Столько слов от Никкира Сагда не слышала ещё ни разу. То и дело косилась, удивлялась, шоркая по одному и тому же месту перил.
— Может, у кого-то душа огромная, — тихо сказала Унтиди. — Тогда и в таком дворце тесновато станет.
Сагда перевела дух. Теперь Никкир заговорит с Унтиди, так всегда бывает. Сама она чувствовала себя неуютно, не привыкла с чужими болтать.
— Скажешь! — усмехнулся Никкир. — Откуда у вампиров душа огромная, коли они — упыри? У них на простор разумения не хватает. Вон, чуть чего, всех в тесные бараки загнали. Город пустой стоит, а эти сидят, по норам своим, трясутся. Но как строить — это давай хоромы, чтоб заблудиться можно. Ты погодь, я сам подвину.
Сагда поднялась на пару ступенек и потянулась было за ведром, но Никкир его перехватил, поднял и поставил ближе к ней. Унтиди приходилось тянуться — лестница была широкая.
— Ну так вот, — сказал Никкир, вновь сунув руки в карманы и вспоминая, на чем остановился. — Я ж о чём? Дурни! На кой тебе столько места, если ты ни жрать, ни спать толком не нуждаешься? А всё потому, что своего ума нет. Вот они всё у людей-то и покрали, а чтоб выпендриться — делают то же самое, но больше и с драгоценностью всякой.
Сагда повернула голову, проверить, нет ли рядом лишних ушей. На подобные разговоры, конечно, давно смотрели сквозь пальцы, но Никкир все-таки чересчур разошелся. И предчувствие не обмануло Сагду. Неслышной тенью к лестнице приближалась та самая сухопарая женщина. На лице её ясно читалось желание выяснить, что в мире есть хорошего, и поскорей уничтожить.
— Тс! — быстро прошипела Сагда, чтобы не заметила, не услышала женщина.
С Унтиди они понимали друг дружу не то что с полуслова — с полужеста, и коротенького «тс», на которое никто не обратил бы внимания, хватало ей, чтобы разом лишиться дара речи. Но каково же было удивление Сагды, когда Никкир едва заметно кивнул и тем же ровным голосом продолжил:
— Тетька одна, что в господских домах прибиралась, всё, говорит, никак уразуметь не могла, как лучше. С полов начнёшь — на мебеля пыль ложится. Мебеля протрёшь — на пол всё летит. В людских-то домах чего? смахнул, помыл, да и хорошо. А тут, говорит, драишь, драишь, смотришь — пылинка лежит. И только ты ее, аккуратнетько, тряпочкой, а вокруг — десяток!
— Вы куда это отправились?! — противно проскрежетала женщина с неприятным лицом.
— Лестницу моем, — отозвалась Сагда. — А что?
— Лишнюю работу делаете, вот что. Я, думаешь, первый день на свете живу, не вижу, что вы только вид создаете?
— Ну как же? — удивился Никкир. — У нас ведерко, вон. Ух, вода грязная какая… Пойду, сменю.
Вода была чистейшая, но Никкира это не остановило. Как только он ушёл, Унтиди перевела спокойный взгляд на женщину.
— Что же нам делать? — спросила она.
Женщина хмуро покосилась на нее, на замершую с тряпкой Сагду.
— Болтайте меньше. И сверху начинайте. Пыль-то вниз летит, думать надо!
Не найдя, к чему ещё придраться, пользуясь положением взрослой, женщина удалилась, а Сагда и Унтиди с торжеством переглянулись и побежали вверх по ступенькам. Пролеёт, ещё пролёт…
— Ого себе! — воскликнула, не сдержавшись, Сагда.
Приглушенное коврами эхо разнесло её крик по залу.
Если нижний зал был сравнительно невелик — много места заняли ведущие к нему галереи — то этот, казалось, тянулся бесконечно. Шторы успели раскрыть и здесь, и через пыльное окно пробивалось достаточно света. Нет, Никкир, конечно, был прав. Вряд ли можно счастливо жить в таком месте. Да тут, как стемнеет, со страху умрешь! Но Сагда и не собиралась жить здесь, она просто бегала и срывала покровы с резных стульев, кружилась под огромной люстрой, тоже укрытой полупрозрачной материей, разгадывала узоры на коврах (их-то как чистить???), трогала золочёные канделябры, вделанные в стены и стоящие на длинных ножках.