Солнечная
Шрифт:
Это было, как она тогда выразилась, все равно что шагнуть в зазеркалье. Все вдруг предстало в ином свете, и она уже не могла, а значит, и он, по-прежнему, как ни в чем не бывало, довольствоваться такой жизнью. Кое-какие вещи утрясли после обстоятельного обсуждения. Ему, рационалисту, было непросто придумать аргументы, почему он не помогает ей по дому. Он считал, что быт угнетает его сильнее, чем ее, но вслух этого не говорил. Мытье посуды было наименьшим из зол. Ему предстояло пересмотреть целый ряд глубоко укоренившихся заблуждений, среди них подсознательное ощущение собственного «главенства», бесчувственность, неумение слушать и слышать ее, по-настоящему слышать, чтo она говорит, и отдавать себе отчет в том, что система, работающая в его пользу как в мелочах, так и в серьезных вопросах, почему-то всегда обращена против нее. Один пример: он мог пойти в паб, чтобы пропустить пинту пива в свое удовольствие, она же – нет, на нее сразу уставились бы местные мужики, и она почувствовала бы себя шлюхой. Он свято верил в важность своей работы,
Прошли месяцы, состоялось множество вечерних разговоров, когда Биэрд в основном слушал, а в паузах обдумывал рабочие моменты. В ту пору он исследовал фотоны под неожиданным углом. Однажды среди ночи, когда их, по обыкновению, разбудил плач близнецов, они лежали на спине бок о бок, не включая свет, и тут Мейзи сказала, что она от него уходит. Она все обдумала и не желала слышать никаких возражений. Среди сонных холмов Центрального Уэльса сформировалась коммуна, и она решила вступить в нее, раз и навсегда. Она избрала свой путь, ему этого было не понять. На кону стояли ее самореализация, ее прошлое, ее самосознание как женщины, в котором ей необходимо было разобраться. Это был ее долг. В тот момент Биэрда охватило сильное и доселе незнакомое чувство, у него перехватило горло, а из груди вырвался всхлип, который он не сумел удержать. Гибсоны, наверняка услышавшие его за стенкой, запросто могли принять это за крик. Он испытал одновременно радость и облегчение, а затем – состояние возрастающей невесомости, как будто он сейчас взмоет над кроватью и стукнется головой о потолок. Вдруг перед ним открылись горизонты, перспектива свободы: работай, когда хочешь, можешь пригласить к себе одну из женщин, привлекших твое внимание в кампусе, или посидеть на ступеньках библиотеки, или заняться самоанализом, не комплексуя из-за того, что он избавился от Мейзи. По щеке скатилась слеза благодарности. А еще его снедало острое нетерпение: скорей бы ты исчезла. Промелькнула мысль предложить прямо сейчас отвезти ее на станцию, вот только в три часа ночи из Льюиса не ходили поезда, к тому же она еще не собралась. Услышав всхлип, она включила ночник и, приблизив к нему лицо, разглядела мокроту под глазами. И тогда она сказала, тихо, но твердо и внятно: «Майкл, только без шантажа. Я не позволю, повторяю, не позволю эмоционально на меня давить, чтобы я осталась».
Как хорошо, что бар был такой большой. Двое на сцене громко запели в унисон что-то игривое по-испански, и каждый припев слушатели встречали раскатами смеха. Хотя Биэрд провел уже немало времени в этом уголке Соединенных Штатов, он не понимал ни единого слова. Он просигнализировал об очередном виски и уже через минуту отсасывал жидкость из-под толщи льда. Когда еще расставание супругов проходило так безболезненно? Через неделю она уже была на ферме, затерянной среди холмов в графстве Пауис. В течение года они пару раз обменялись открытками. Следующая пришла из ашрама в Индии, где она прожила три года и откуда в один прекрасный день прислала свое радостное согласие на развод вместе со всеми исправно подписанными бумагами. Снова он ее увидел только на свое двадцатишестилетие, на котором она появилась с обритой головой и колечком в носу. Годы спустя он произнес речь на ее похоронах. Возможно, именно из-за легкости их расставания в старом приходском доме он потом с такой беззаботностью женился снова и снова.
Он не без труда поднялся на ноги и через круглый зал направился в туалет. По местным, достаточно высоким стандартам он не считался сверхтолстым. Даже здесь, в баре, ему дала бы фору одна парочка, мужчина и женщина, которые были вынуждены сидеть в своих креслах на самом краешке. И все же Биэрд был толст, и оттого что он слишком быстро встал, у него заболели колени и закружилась голова. В холле при виде его из-за конторки вышел портье и заспешил следом.
– Простите, мистер Биэрд, сэр? Я вас узнал. Добро пожаловать в «Камино Реал»? Вас спрашивал один джентльмен?
Почти каждая фраза у него выходила с вопросительной интонацией.
– Мистер Хаммер?
– Нет. Неделю назад? Из Англии? Он не оставил записки?
– Как он выглядел?
– Такой крупный? Трупин или что-то в этом роде?
Так бы они и обменивались вопросами, но тут Биэрд увидел Хаммера в стеклянных дверях, а впереди носильщик толкал тележку с багажом. Друзья обнялись, портье ретировался с самоуничижительной улыбочкой, и Биэрд благодарно кивнул ему вослед.
– Тоби!
– Шеф!
С тех пор как Хаммер узнал про эту старую кличку Биэрда, он, не без иронии, пустил ее в обиход. Другие участники проекта тоже ее подхватили, что самого Биэрда только радовало. Это сильно подсластило пилюлю, каковой для него стало увольнение из Центра.
Тоби был на три года старше Биэрда, тощий, крепкий, с прямой спиной, с глазами и кожей человека, уже лет двадцать не притрагивавшегося к спиртному. Притом что Хаммер ходил на кривых ногах, как пересидевший в седле ковбой,
Но Хаммер не мог защитить проект от задержек и постепенного съеживания, а временами, казалось, и полного паралича. Каждый этап сопровождался компромиссом. Полигон в Лордсбурге стал четвертым в списке приоритетов на американском юго-западе. В той же Аризоне или Неваде были места, в которых выпадало больше солнечных дней в году, но из-за конкуренции среди больших компаний резко взлетели цены. В других точках не было своей воды или хороших дорог или выхода к близкой энергосети или столь же дружелюбной местной торговой палаты. Компанию, которую создали они с Биэрдом и другими учредителями, пришлось три раза открывать заново для получения налоговых льгот. Федеральная служба безопасности относилась с подозрением к биэрдовскому статусу иностранного гражданина, от официальных же писем американских научных учреждений в эру Буша было не много проку. С деньгами было туго, даже в лучшие времена. Венчурные капиталисты, заинтересованные в солнечной энергии, сходились на том, что ставки стоит делать на два апробированных подхода: термальный эффект – фокусировка солнечных лучей для выработки пара, приводящего в движение турбины, либо фотоэлектричество – генерирование тока непосредственно за счет фотоэффекта, причем в обоих случаях с использованием увеличительных линз. До внедрения надежного и дешевого искусственного фотосинтеза, по общему мнению, оставалось еще лет двадцать.
Чтобы это опровергнуть, в начале 2007 года Биэрд устроил для потенциальных спонсоров демонстрацию на автомобильной стоянке под окнами лаборатории в Окленде, Калифорния. Идея заключалась в том, что в ясный солнечный день вода из большой бутылки расщепится на водород и кислород, от них заработает генератор на топливных элементах и приведет в движение отбойный молоток, которым рабочий в зеленой каске разрушит стену с надписью «нефть». Увы, какие-то важные детали вовремя не доставили, встреча была отложена на месяц, на нее пришла только половина ожидаемых инвесторов, а в результате проект получил лишь треть запланированного финансирования и еще больше скукожился.
Технические трудности множились, а деньги таяли. Том Олдос оказался прав в общем, хотя и ошибся в отдельных деталях; в любом случае Биэрду, на сегодня автору семнадцати патентов, грех было жаловаться. Долгое время маленькую лабораторную модель, расщепившую воду еще в 2005-м, не удавалось ни увеличить, ни заставить работать быстрее. Светочувствительным красителям, обеспечивавшим процесс, предстояло искать замену. Катализатор получали не из марганца, а из соединения кобальта, другой из рутения. Выбор и тестирование нужной пористой мембраны для отделения водорода от кислорода казались делом простым, но на деле выходило иначе. Наконец пришло время сконструировать и построить прототип, который в один прекрасный день будет запущен в массовое производство. Остановились на предприятии под Парижем. И вот на свет явилась панель, чудо техники площадью два квадратных метра и стоимостью три миллиона долларов. Ее послали на испытания в Национальную лабораторию возобновляемых источников энергии в Голдене, Колорадо, где выяснилось, что мощность устройства втрое меньше проектной из-за изъянов в самом проекте и дефектов конструкции.
Они начали заново, подключив китайскую компанию, которая базировалась в шестидесяти милях от Пекина. Трубки со светособирающим полупроводником, водным электролитом и мембраной в корпусе из нержавеющей стали сверху были покрыты плексигласом. Панель площадью три на два метра стоила четыре миллиона долларов. Когда дело дойдет до массового производства, согласно бизнес-плану, цена снизится до десяти тысяч. Если верить лаборатории в Голдене, новая панель была в порядке. К тому времени мир вошел в рецессию. Многие из данных Хаммеру обещаний оказались невыполненными. Право выкупа земли под стройплощадку, уже трижды заявленное, в очередной раз истекало. Тоби провел переговоры и вместо двухсот гектаров купил двенадцать, рядом с источником воды. И чем они сейчас располагали? Два небольших газгольдера вместо восьми гигантов, только один компрессор для водорода, один генератор из пяти необходимых и – самое ужасное, ибо они являлись основой и символом всего проекта, – всего двадцать три обращенные к небу панели вместо ста двадцати пяти.