Соломенный век: Сутемь
Шрифт:
С того дня два человека вели раздельную жизнь под одной крышей, избегая общения, что для обоих было тяжёлым грузом. Ноа считала себя правой, ибо характер у отца был действительно трудно переносимым, поэтому она не искала примирения. А отец его желал, но только в подвыпившем состоянии, и даже тогда не мог переступить через себя.
Искреннее извинение – единственное – он принёс так же молча, как топтался перед её дверью. Он остался защищать дом своей дочери – чтобы она смогла вернуться в него полностью свободным человеком. Ноа простила отца. И так же молча простилась с ним.
Про судьбу родного дома ей не сообщили. Следовало полагать, что его постигла такая же скорбная участь в общем пожарище, как и другие дома.
Чтобы
Для сутемьчан этот бык стал символом их неукротимости, эдаким идолищем. Все, кому было не лень, ходили к нему на окраину города и справлялись у Игони о здоровье. Другими общими любимцами стали две собаки, которые пришли с табором через горы. Всех остальных безжалостно перестреляли южане, когда нагнали стадо и повязали пастуха. Шунька, пастушья собака, перешла теперь под опёку Игони. «Молодая, вот и растерялась в суматохе. Она и не так много с пастухом и другими собаками ходила, больше возле крепости держалась и гусей с курами шугала, чтобы далеко не уходили», – говорили жители, охотно прощая собаке её поступок. Безымянный пёс в отличие от Шуньки не очень рад был уделяемому вниманию. Ему вообще в столице не нравилось и он каждый день уходил с кем-то из скаутов побродить по окрестностям. Миракандские псы дружно его невзлюбили и при встречах облаивали собачьим матом до хрипа в горле, на что пёс отвечал только тем, что показывал свой волчий оскал и свирепую ухмылку. Даже самый рьяный кобель не решился сцепиться с ним, ругаясь вслед: «Вот кабы не цепь, кабы не забор, кабы не строгий хозяин! Вуф, изодрал бы я тебя на мелкие куски!» Собачьи дамы напротив – млели и с трусливым скулением прятались за ногами хозяев, как молоденькие девушки, увидевшие грозного и статного красавца. «Ох, кабы он появился лунной ночью за забором, не убежать мне никуда с дрожащими ножками…»
Пёс, прогулявшись утром в хорошей компании, днём отлёживался в каком нибудь закутке, чтобы не попадаться детворе и бабам на глаза (засюсюкают ведь, зуб им в бочок), а вечером выходил к костру. «Покормите голодного волчка? – вопрошал он взглядом. – Не пристало мне, как воспитанному псу, драть хозяйских овец, а за курами гоняться, как лис, мне гордость не позволяет…» Сегодня ввиду большого скопища он не сразу подошёл, обождав в сторонке у бараков самую шумную и оживлённую фазу, и только когда половина мужчин ушла заслуженно почивать, присоединился к друзьям.
– Смотри: пёс, а и тот всё верно понял, – усмехнулся Динат и кивнул за спину Киры. – Вот за это мы его уважаем – ему не надо ничего долго объяснять, он с первого раза всё схватывает.
Повернувшись, Кира посмотрела на пса, который выжидающе прилёг на живот. Тот слегка наклонил голову и посмотрел на неё. Сняв кусок мяса со стилета и подув на него, она подставила ему раскрытую ладонь с угощением. «Благодарю, Лунная! – сказал пёс, привстав и приняв угощение. – Позволь в знак преданности поцеловать руку». – «Целуй, – ответил Лунный зверь, оставив ладонь протянутой. – Пока только тебе это дозволено». Обождав, когда пёс оближет пальцы, Кира потрепала его по голове.
– Глянь, а к нам он так не идёт! – удивлённо воскликнули сутемьские воины. – Он ведь и цапнуть не дурак, если ему не нравится, что к нему лезут!
– Пёсик, а ну, поди сюда!
Один из мужчин повернулся и поманил куском мяса. Пёс равнодушно посмотрел и отвернулся с ухмылкой: «Сам ты пёсик… Если тебе надо, сам и подходи». Скауты хохотнули:
– Зря стараешься, дружище, он не берёт еду от кого попало. Он тем более не голодный, так, в охотку жареным промышляет.
В доказательство этому Динат и Арест протянули ему тоже по кусочку мяса, легонько присвистнув. Пёс не спеша подошёл к обоим и съел угощение, позволив себя легонько потрепать по холке. Но на похожий свист, прозвучавший чуть дальше в кругу, не пошёл.
– Как же так – нас всех он знает дольше и всё-равно мало к кому идёт, а у неё уже через неделю с рук ест? – озадаченно спросил горе-укротитель.
Скауты задумчиво посмотрели на пса, затем – на Киру. Почесали затылки и, ничего не придумав, пожали плечами. Самое разумное предположение выставил Рустам:
– Знаю! Это потому что он привык к мужской компании, а тут вдруг – девка! Вот он к ней, шельм, и подлизывается!
Мужчины засмеялись.
– А почему к Ное тогда не идёт? Чем она ему не нравится? Ноа, ну-ка, протяни ему кусок – возьмёт?
Ноа нерешительно взяла предложенный соседом кусочек и робко протянула псу. Побаивалась она его, это было видно. Успел уже цапнуть – легонько, а качестве предупреждения. Пёс ожидаемо проигнорировал неугодную руку с угощением.
– Он вообще от баб ничего не берёт! – заявил Захир. – И от ребятни тоже. Не любит он, когда его дразнят и как с дрессированной зверушкой обращаются.
– Так почему тогда у Киры берёт?
Скауты опять беспомощно развели руками.
Насмешливо хмыкнув, Кира обернулась посмотреть на пса. Увидев его чуть в стороне стоящим немного полубоком, она повернулась всем телом, быстро переползла на четвереньках к нему и придвинулась почти вплотную. Наклонила слегка голову набок и посмотрела ему в голубые глаза: «Представь, эти простофили не знают самых простых волчьих традиций! Как думаешь, стоит им объяснять, что в стае высшую роль занимает не вожак, а первая волчица?» Пёс слегка осклабился и наклонил голову: «Ну так – они с волками и не жили, а если видели, то скорее дёру давали. Пусть ходят простофилями, чего уж…»
– Смотри, а ведь правда ему не нравится! Так и готов куснуть, – прокомментировал ещё один простофиля, истолковав улыбочку пса иначе.
Кира продолжала неотрывно смотреть в глаза зверя. Тот скоро отвёл глаза, облизнулся …и послушно сел перед ней. Затем вовсе прилёг на живот, покорно положив голову на лапы. Взяв его обеими руками за шкуру под ушами, Кира ласково потрепала его. Ох, сколько таких серых шкур она уже спустила за свою молодую жизнь… На волчьи сапожки, которым торговец был безумно рад, хвалясь отцу, что у него их в столице с руками отрывают.
«Это великая честь для моих предков, что ты сочла их шкуры достойными ношения. Они делали твои ноги быстрее и выносливее». – «Это правда, я охотно носила их, пока не стали малы».
Помассировав всласть холку пса, Кира вернулась на прежнее место. Отряхнула руки (бе, весенняя линька), довольно вздохнула и испытующе оглядела всех: «Ну, какие теперь будут предложения, почему не куснул? Может кто-то желает рискнуть и попробует сделать то же самое?»
Рустам озадаченно потирал подбородок (мда, заковырка…). Ноа во все глаза смотрела на неё (как у тебя это всё получается?!). Аскар скривил кислую мину (ну-ну, хохмить изволишь?). Динат махнул рукой (она бы и медведя оседлала). Влас жевал кусок мяса с наглым выражением лица (да, хотел бы я посмотреть, как ты это с медведем провернёшь). Захир понимающе ухмылялся (знаем волчьи порядки, но дружно промолчим). Арест деловито переворачивал шашлычки (попробуйте удивите меня чем-то другим). Все остальные растерянно хлопали глазами, чесали бороды и смеялись.