Соловьи не поют зимой
Шрифт:
Местечко в глубине Волги, хранящее на дне некогда затонувшую деревню, мавки со своей госпожой облюбовали уже давно. Гибельное это место не замерзало, и сама река, казалось, стонала от их непотребств. Но вот неведомый свет пронзил нечистую обитель, разогнал тени, усыпил нежить. Яника сопротивлялась дольше всех, но и она изнемогла. Незадолго до того, как впасть в безвременный сон, увидела в осколке волшебного зеркала жемчужину, от которой исходила дивная сила. А потом — огромный хрустальный купол. На него больно было смотреть даже через колдовскую вещь. И подумала ведьма-нежить с тоской, что побеждена…
Но вот внезапно вновь вернулось к ней подобие жизни — Яника проснулась. Вспомнила всё — и заглянула в зеркальце. Трещины в небесном хрустале… перламутровые переливы потускнели и потухли. Не так уж он и страшен теперь….
— Надо выбираться, — первые слова, что произнесла Яника за сотни лет. Её извращённая суть не могла крепко зацепиться за другой облик, но ненадолго мавка была способна превращаться в рыб, в птиц, в мелких зверей. И вот шустрой рыбой выплыла она на поверхность Волги, легкой птицей пролетела в заснеженный лес, а там вновь обернулась девицей. Сидела на крепкой ветке высокой берёзы, покачивала босой ножкой и смеялась злым смехом — видано ли, чтобы мавки на деревья зимой забирались?
Но вот неприятный странный смех резко прекратился. Тревожное чувство охватило Янику. Она ощущала, что дух её давнего врага по-прежнему где-то здесь, в этом городе… и в то же время что-то не так с этим. И оказалось — всё не так! Чудо-зеркальце помутнело от времени, изображения в нём были уже не совсем ясны. Но мавка разглядела молодого чужестранца, сладко спящего в объятьях белокурой красавицы. И в ней Яника признала соловья… Нет, это не её недруги. Но потомки, видать. Сколько же лет прошло?
Надо действовать, пока ослабло волшебство ненавистного купола. Яника запела на низкой ноте. Зловещая песня, нарушая зимнее затишье, заставляла проснувшийся лес трепетать. Сейчас мавка не пыталась зачаровать кого-то, возбудить любовную страсть. Нет, но пробудившаяся нежить, таящаяся в самых укромных уголках, выползала на свет и тянулась к той, что её призывала.
Время от времени Яника заглядывала в своё зеркало. Хрусталь над городом вновь стал наливаться светом и перламутром. Скорее, скорее… Она успела углубиться в лес, подальше от черты города, подальше от нестерпимой драконьей защиты. Хотя мавка далеко не всё поняла, стало ясно, что передышка коротка. Что-то у врагов сломалось, но было починено. И всё же она успела. Ведьме дела не было до оставшихся на речном дне глупых прислужниц, которым суждено вновь заснуть навеки. Она свободна. Свободна! И если будет умна и осторожна, сумеет отомстить.
А тем временем враг сам шёл к ней в руки. Яника видела в зеркальном осколке, как из хорошо знакомого ей терема выпорхнули две маленькие крылатые фигурки. Вот они обернулись людьми и направились в глубину леса. Янику не удивляло, насколько сильно всё изменилось, какой странной стала одежда и дома в отдалении. Она понимала, что слишком долго спала, всё вокруг должно было сделаться другим, как по волшебству. Но оставались неизменными дух небесного дракона, который она чуяла, обжигающе чистое волшебство соловья, и её застарелая горящая ненависть ко всему живому, такая сильная, что готова была взметнуться к самому небу…
— Вот же радость, — сказала Яника вызванной нежити. — Добыча-то сама к нам приближается. Не оплошайте. Помните, что я вам повелела.
Глава 11
Надя и Инчэн уже пересекли черту, за которой заканчивалась защита хрустального купола.
— Пройдем ещё немного — попадём в дремучий лес, — говорила девушка. — Сейчас-то зимой ещё ничего, а вот летом люди легко могут там заблудиться, и даже повстречаться с диким зверем. Да-да, остались ещё такие места у нас в России. Зато ягод, грибов, орехов… летаешь по лесу птичкой, наедаешься до отвала. И вот там-то ты спокойно сможешь обернуться драконом, никто не заметит. И полетим! Вдвоём полетим с тобой… Только… знаешь, Инчэн, что-то мне тревожно. Даже страшно сделать лишний шаг — словно обожжёшься или провалишься под землю… Бывают же такие фантазии!
Молодой китаец не успел ничего ответить…
Из-за роскошной тёмной ели вышла им навстречу девушка необычайной красоты… Яника приняла свой прежний облик. Вновь её глаза стали небесно-голубыми и призывно горели. Густые волосы цвета тёмного мёда обтекали стройную фигуру, укрытую одной лишь длинной белой рубахой. Настолько тонкой, что девица казалась закутанной в призрачный свет…
Хорошенькие голые ножки спокойно ступали по снегу. Яника приближалась к Инчэну со скользящей, чуть грустной улыбкой на алых губах. Сама она давно уже никого не соблазняла. Нравилось речной хозяйке, когда подчиненные мавки притаскивали к ней несчастных, обречённых на смерть от её ласк. Но теперь всё было иначе, и это распаляло прелестное, но странное женское тело — не мёртвое, но уже и не живое.
— Подойди ко мне ближе, молодец, — звала мавка голосом, которому мало кто мог противиться. — Подойди, помоги мне. Видишь, я одна тут среди глухого снежного леса, мне холодно и страшно. Ты прекрасен, как невиданный чужеземный цветок, добрый юноша… тихие слёзы текут, когда на тебя смотрю. Подойди, обними, поцелуй, согрей меня…
А перед Надей тем временем замельтешили смутные фигуры, мгновенно соткавшиеся из теней. Показалось ли ей, что у них нет лиц? Но вот в отдалении она увидела отца, он звал её:
— Куда же ты, дочка? Бросаешь меня одного… Не любишь совсем, променяла на чужака…
Надя вздрогнула, отвернулась. И мутным оком во всё лицо — блёклое, будто заплесневелое — взглянуло на девушку лихо одноглазое.
«Погибнешь, погибнешь… — услышала она внутри себя скрипучий мерзкий голос. — Не по себе взяла ношу…»
Надя невольно зажмурилась, и тут же кто-то больно и цепко ухватил её за плечо. Тихо вскрикнув, девушка хотела броситься к Инчэну, от которого оттеснила её нечисть, но чёрная и длинная, как жердь, удельница преградила ей путь. Тянула к лицу Нади скрюченные пальцы с острыми когтями… а та не могла ни бежать, ни молитву прочесть, ни обернуться соловьём. Ледяной страх сковал душу — а это-то и нужно всегда нечисти, питающейся отчаянием и ужасом жертв…
Инчэн сразу почувствовал неладное. У Яники не было шансов завлечь его. Нет. Существа вроде мавки, хотя он и не совсем понимал, что это, не могли ему навредить. Их духовные силы по сравнению с его силами были ничтожны, но он не хотел убивать. Только страх за Надю заставил китайца действовать. Он сложил руки у груди, а затем поднял их над собой плавным жестом. Его кожа до локтей покрылась серебряной чешуёй, в длинных пальцах с острыми когтями вспыхнули сферы золотящейся энергии. Инчэн мягко опустил руки вниз, как в танце, и раскрыл позади себя гало из золотых клинков. Одно движение указательных пальцев — и клинки разлетелись в стороны, сметая на пути нечисть.