Соловьи не поют зимой
Шрифт:
Она посмотрела на заходящее солнце, почти скрывшееся за рощей, на то, как верхушки обожжённых драконьим пламенем деревьев розовеют в его лучах.
— Отец отправил меня за жемчужиной, и я должна была принести её клану, чтобы мы смогли стать свободными, смогли стать как все. Потомки не должны нести ответственность за деяния предков.
— Должна была? — усмехнулся Инчэн. Заметив, как сжимает Надя в руке жемчужину, он понял, что девушка пришла в себя, и снова погладил её по волосам. — А сейчас нет? — он
— Нет, — имуги пожала плечами. — Дело не в совести, просто у воровства и подлости нет благих оправданий, и какими бы высокими целями я ни руководствовалась, ты был прав. Мы могли просто попросить, — она вдруг посмотрела Инчэну в глаза. — Если бы я попросила у тебя драконьих жемчужин для моего клана, ты бы дал мне их?
— Ты спасла Надю. Я бы сделал всё, что в моих силах, чтобы исполнить твоё желание, но пока я не глава клана…
— … и никогда им не станешь, потому что твой дядя вечен, уходить ему не скоро захочется, а ты — уже нет. Смертный дракон. На что я рассчитываю?
Пан Чжэнь хмыкнула и пошла в рощу.
— Куда ты? — спросил Инчэн, ощутив какое-то неясное предчувствие.
Пан Чжэнь обернулась.
— Это же Пэнлай, великий остров небожителей. Почему бы мне не отдать дань и почести той, кому принадлежало это тело, исправить ошибку хотя бы так, даровав её душе светлый путь. А потом… — она многозначительно обвела взглядом окружающее, — тебе не кажется, что небожители не оценят такого отношения к растениям?
И правда, вокруг них была выжженная поляна, и если они оставят всё так, небесная кара может настичь их гораздо раньше, чем они думают.
— Хочешь это исправить? — удивился дракон.
— Могу, — тихо сказала Пан Чжэнь и коснулось ближайшего дерева с ободранной корой.
Медленно, очень медленно под её ладонью засияла зеленоватая энергия, а затем из-под пальцев поползли нити, преображая это место и возвращая ему прежний цветущий вид.
— Вот так! — Пан Чжэнь улыбнулась и отряхнула ладони. — А теперь я найду норку, а то, знаешь ли, спать под открытым небом не моя стихия, ага, — она подмигнула Инчэну и скрылась в роще, в которой меж деревьев уже поселились ночные тени.
Инчэн улыбнулся. Жемчужина была у них. Можно отдохнуть и никуда не спешить, а наутро решить, что делать дальше.
Соловушка пришла в себя, но, поняв, что она на коленях у Инчэна, снова довольно закрыла глаза и теснее прижалась к нему.
— Ты сделал это, — прошептала девушка, — пообещал, что мы вернём жемчужину — и вот она снова у нас. Инчэн… какой же ты величавый и прекрасный в облике дракона! Хотя прекрасный ты всегда…
Надя чувствовала, что ей становится легче. Отдохнуть, конечно же, нужно, но мысли постепенно прояснялись, и в неё мягко вливались новые силы от близости возлюбленного, от небесной красоты этого места и от жемчужины, которую она сжимала в руке.
— Как же здесь хорошо… — вздохнула девушка полной грудью. — И не уходила бы… Но что мы теперь будем делать? Куда её понесем? У меня есть и еще вопросы, Инчэн, но… сейчас я хочу вот этого.
И она потянулась к его губам.
Инчэн поцеловал Надю со всей нежностью, на какую был способен, и долго не мог разорвать поцелуй, удерживая любимую в объятьях, но потом всё же отпустил.
Падали лепестки персика, журчала вода, ароматы цветов разносились по кругу, с ясного неба, усыпанного алмазами звёзд, светила луна — круглая, большая. Инчэн улыбнулся, прижимая Надю к себе.
— У нас в Китае луна — символ любви. Когда влюблённые стоят под луной, один может сказать: «Как же прекрасна сегодня луна», и это будет значить: «Я люблю тебя». А другой ответить: «Так прекрасна, что хочется умереть», и это будет значить: «Я люблю тебя тоже». А ещё это значит, что небожители одобряют наш союз, любовь моя. Завтра мы решим, что делать с жемчужиной, а потом вернёмся к твоему отцу, и я попрошу у него твоей руки…
Инчэн встретил взгляд Нади и прошептал:
— Твои глаза сияют ярче звёзд.
А затем поцеловал её снова, чувственно, горячо, откровенно, до щемящей нежности в груди, до замирания сердца…
Скользнув руками под одежду Нади и пройдясь ладонями по гладкой коже, Инчэн стянул ткань с плеч девушки. Ночь была тёплой, но он всё равно почувствовал лёгкий ветерок, от которого Надя вздрогнула, и тогда Инчэн, недолго думая, утянул её в источник прямо в одежде. Их страсть разливалась повсюду, касаясь нитей мироздания, обволакивая их. Он не мог без неё, а она не могла без него, потому что они были предназначены друг другу судьбой, потому что само мироздание желало их встречи.
Позже, насладившись друг другом, они удобно устроились в источнике, на выступе — тёплая вода придавала сил и убаюкивала. Инчэн был уверен, что здесь они в безопасности и, позволив Наде заснуть на своё плече, уснул сам.
Всё погрузилось в сон. Ночь над персиковой рощей стояла густая и тёплая, меж деревьев притаились чернильные тени, и только серебристый свет луны рассыпался блёстками сквозь ветви, едва освещая землю. Недалеко от горячего источника под сенью персиков возникли два силуэта. Хрупкий, изящный женский и подтянутый мужской. Они сошлись и замерли в двух шагах друг от друга.
Мужчина поклонился, и голос его прозвучал шипением змеи.
— Моя госпожа…
— Кто ты? — ответила она такими же шипящими звуками.
— Шуань Яо, ваш покорный слуга.
— Ты! — Пан Чжэнь едва не вскрикнула, но вовремя прикусила язык. — Ты… секретарь главы драконов и есть тот Яо, о котором говорил отец?
— Да, госпожа.
— Хах! Высоко ж ты взобрался, змей. Зачем пришёл? Убьёшь меня?
— Ты ничего не сделала. Пока. А как сделаешь, я прикрою.
— Что? — Пан Чжэнь пошатнулась, кашлянула и припала на одно колено. — Тело… я… как ты тут… — попыталась сказать она, но боль скручивала её.