Солянка по-афгански
Шрифт:
Ящик установили в комнате, где брали пленных, около пересечения стен, чтобы взрыв нанёс как можно большие разрушения. Отмерил нужное количество шнура и вставил в детонатор. Детонатор вставил в тротиловую шашку верхнего ряда.
В это время во дворе всех отгоняли на безопасное расстояние. Мы доложили о готовности взрывать. Через некоторое время нам дали отмашку. Поджёг бикфордов шнур, и мы стали уходить. Когда вышел, то заметил старуху, сидящую на полу. Мне было очень жалко её, и сделав несколько шагов, нагнулся к ней, чтобы поднять. Подхватил
Я опустил старуху на место, в глазах её не было испуга, а даже что-то похожее на благодарность за мой добрый жест, который не довелось довершить. Я крикнул в окно, что в доме осталась старуха. Ещё можно было выдернуть шнур и предотвратить взрыв, но на меня замахали руками и закричали, чтобы быстрее выходил.
С чувством сожаления и непонимания покинул дувал. Сожаление о том, что мне не хватает сил, чтобы её выволочь, и непонимания того, почему никто не хочет мне помочь. Пробежал через двор и забежал за угол соседнего дувала.
Через несколько секунд страшный взрыв разметал крышу и стены дувала, внутри что-то загорелось. Повалил густой и чёрный дым. Быстро осмотрели развалины, и ничего интересного не обнаружив среди обломков глиняных стен, стали торопливо покидать кишлак.
На окраине кишлака бросил взгляд на разгорающийся пожар. Густой чёрный дым стлался по земле, обволакивая другие дувалы. БТРы и танки выстраивались в колонну и быстро покидали кишлак. Стремительно опускалась ночь.
Всегда удивлялся тому, как быстро темнеет в горах. Солнце буквально переваливает за кромку хребта и тут же становится темно. Долго сидел на броне, посматривая в сторону Сартосана, и когда он стал сливаться с линией горизонта, спустился внутрь башни БМРки. Деды хвастались трофеями, делились впечатлениями от рейда. Спросили и меня, что мне запомнилось больше всего на этом выезде. Рассказал им про старуху, которую не удалось вынести из взорванного дома. Деды ржали, как кони, над моей святой наивностью и этим сконфузили меня. Искренно пожалел тогда, что стал делиться наболевшим. Только потом с боевым опытом понял, что всё намного жёстче и суровее.
И если сначала не понимал зачем, мы вмешиваемся в жизнь другого государства, то после гибели боевых товарищей оставалось только желание отомстить.
Впрочем, не всё так однозначно и бесспорно, потому что среди афганцев встречались душевные и открытые люди, которые помогали в беде русским солдатам, рискуя собственной жизнью, скрывавшие их от погони. Да и нас здесь никто не ждал. Это их земля, и они хотят на ней жить, так как завещали их предки, согласно своей вере, и своим представлениям о жизни.
Ханума.
Газни. Ноябрь 1983 год.
Это была операция где-то, невдалеке от кишлака Арабат.
Колона нашего полка оцепила небольшой кишлак, и церандой пошёл его прочёсывать. Через некоторое
Они дружно смеялись, обнимали её, и даже крепко хлопали по заднице, а иногда жадно хватали полной пясткой за ягодицы. Такое отношение к женщине было необычно, ну чтож значит, она чем-то это заслужила.
Подойдя к нашей БМРке, афганцы радостно закричали: "Ханум! Ханум!", и откинули с неё паранджу, которая была ей до пят.
И вдруг нашему взору предстал, бородатый мужик, среднего роста, около 40 лет. Вид у него был жалкий и даже комичный. Удержаться от смеха было невозможно, и все вокруг ржали как кони, а особенно, довольные собой церандоевцы.
Бедолага переводил взгляд то на нас, то на ржущих афганцев. Смеялись минут 10, пока церандой не накинул снова на него паранджу, а потом, обнимая и пощипывая, повели пленника дальше.
Песчаная буря.
Газни. Середина ноября 1983 года.
Однажды стоя у своей палатки, услышал крик: "Атас! Песчаная буря! Все в палатку!"
Сапёры посмотрели в сторону Газни, на маленькую серую полоску на горизонте. Она стремительно увеличивалась в размерах, и уже становилась стеной пересекающей всю долину Сарде. Ветер стих, и сильнее стало припекать солнце.
Тревожное затишье перед бурей.
На входе в палатку стоял дед, и отталкивал нас молодых, пропуская всех остальных. Когда все вбежали, то перед нашим носом с силой захлопнул дверь. Мы остались, снаружи ожидая удара, неведомой нам стихии. Попытался по сильнее дёрнуть дверь, но её сильно держали изнутри.
Нас подставили.
Стена песка была уже совсем рядом, и уже свинцово-багровая туча, закрывала всё небо. Мы побежали за палатку и рухнули на землю. Тут нас и накрыла мощная волна, песчаной бури. Ураганный ветер поднимал море песка, пыли, мелких камушков, и гнал их перед собой. Всё вокруг потемнело как ночью, это плотное облако песка закрыло солнце.
Заветрия не было, и за палаткой, колышущейся мод яростными ударами ветра, нас доставали мощные завихрения. Воздух был перенасыщен песком и пылью, которые попадали в рот и легкие. Дышать было тяжело, потому что воздуха не было, только песок и пыль. Мелки камушки, разгоняемые порывами ветра, больно били по открытым участкам кожи. Буря свистела и ревела. Песок забивался во все складки одежды.
Пытался как-то закрыть лицо и рот, но ничего не помогало, и дышать приходилось песчаной взвесью. Казалось, этому кошмару не будет конца, но неожиданно ветер пошёл на спад. Песчаная буря пронеслась по полку, и помчалась дальше по долине Сарде.
Как ни в чём не бывало, выглянуло приветливое афганское солнце. Мы поднялись, сбрасывая с себя, принесённый бурей песок, и стали отряхиваться.
Дверь в палатку открылась, и показались довольные рожи старослужащих, на них большими буквами было написано: "У меня большая радость — я другому сделал гадость!".