Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
Все засмеялись. А матушка Цзя, обращаясь к Фын-цзе, сказала:
– Не беспокойся, завтра я заставлю твоего мужа просить у тебя прощения! Сейчас разговаривать с ним не стоит!
Затем она обрушилась с бранью по адресу Пин-эр:
– Какая же паршивка эта Пин-эр! Я всегда считала ее хорошей, а она у меня за спиной вон какими делами занимается!
– Пин-эр ни в чем не виновата! – вступилась за нее госпожа Ю. – Просто Фын-цзе решила сорвать на ней свой гнев! Супруги ссорятся, а гнев срывают на Пин-эр. Она, конечно, этим обижена! Вы зря ругаете ее, почтенная госпожа!
– В самом деле так, – согласилась матушка Цзя. – Эта девочка не похожа на потаскушку! Очень жаль, что Фын-цзе понапрасну рассердилась на нее!
Обратившись
– Пойди и скажи Пин-эр, что я недовольна, что ее обидели, и завтра же велю ее хозяину и хозяйке просить у нее прощения. Сегодня у Фын-цзе торжественный день, поэтому ссору затевать нельзя.
В это время Ли Вань увела Пин-эр в «сад Роскошных зрелищ». Пин-эр рыдала и не могла произнести ни слова.
– Ведь ты же умная девушка, – говорила ей Бао-чай. – Неужели ты не помнишь, как с тобой всегда обращалась твоя госпожа? Но сегодня она выпила лишнее, и если она захотела сорвать свой гнев, то на ком же она могла это сделать, как не на тебе? Если б она поступила иначе, над нею стали бы смеяться, что она лицемерка!
В это время подошла Ху-по и передала приказание матушки Цзя. От радости лицо Пин-эр прояснилось.
В это время Бао-чай, которая немного отдохнула, решила прогуляться и повидать матушку Цзя и Фын-цзе. Бао-юй пригласил Пин-эр зайти во «двор Наслаждения розами».
– Я сразу хотела предложить тебе зайти к нам, – подхватила Си-жэнь, поддерживая приглашение, – но только госпожа Ли Вань и барышни опередили меня, и неудобно было мешать им.
– Спасибо тебе, – улыбаясь, сказала Пин-эр и тут же добавила: – Скажи мне, как это называется, что мне вдруг ни за что пришлось пострадать?
– Вторая госпожа Фын-цзе всегда хорошо к тебе относилась, – возразила Си-жэнь. – У нее просто была минутная вспышка гнева!
– О второй госпоже я не говорю, – сказала Пин-эр. – Меня возмущает, что та потаскушка вздумала мною распоряжаться и сделала из меня посмешище! Да еще наш глупый господин меня поколотил!
В ней снова вспыхнула обида, и слезы безудержно покатились по ее щекам.
– Дорогая сестра, не нужно так убиваться, – бросился утешать ее Бао-юй, – я за них обоих прошу у тебя прощения.
– Какое это имеет к вам отношение? – спросила его Пин-эр.
– Мы, братья и сестры, все равно что один человек, – возразил Бао-юй. – Если они кого-нибудь обидели, я тоже обязан просить за них прощения… Как жаль, что твое новое платье испачкано! – вдруг воскликнул он, меняя тему разговора. – Может быть, ты переоденешься в платье сестры Хуа Си-жэнь, а мы пока почистим водкой пятна на твоем платье и прогладим его утюгом? Кроме того, тебе нужно причесаться.
Он тотчас же распорядился, чтобы служанки принесли воды для умывания и нагрели утюг.
Пин-эр уже давно слышала, что Бао-юй умеет исключительно обращаться с девушками. Что же касается Бао-юя, то он очень досадовал, что не может сблизиться с Пин-эр, так как она была наложницей Цзя Ляня и доверенной служанкой Фын-цзе. И вот сейчас, глядя на Бао-юя, Пин-эр все больше убеждалась, что слухи о нем не лишены оснований: он внимателен и заботлив даже в мелочах.
Между тем Си-жэнь открыла сундук, вытащила два не слишком поношенных платья и отдала их Пин-эр. Та стала умываться.
Бао-юй стоял рядом и, улыбаясь, говорил:
– Тебе, сестра, надо еще нарумяниться и припудриться, иначе будет заметно, что ты поссорилась с сестрой Фын-цзе. А ведь у нее сегодня торжественный день. Кроме того, старая госпожа присылала служанку, чтобы тебя утешить.
Пин-эр сочла совет Бао-юя разумным и стала искать пудру, но ее не оказалось. Тогда Бао-юй подбежал к туалетному столику, открыл вазочку из фарфора времен Сюань-дэ [143] , внутри которой рядками стояли яшмовые пластинки с десятью гнездами в каждой, а в гнездах – трубочки с пудрой, румянами, помадой. Бао-юй вытащил одну пластинку и, протягивая ее Пин-эр, с улыбкой сказал:
143
Сюань-дэ – девиз правления минского императора Сюань-цзуна с 1426 по 1435 г. Фарфоровые вазы, изготовлявшиеся в то время, высоко ценились в Китае.
– Здесь есть пудра, изготовленная из цветов жасмина с добавлением благовоний.
Пин-эр взяла одну трубочку, высыпала на ладонь немного пудры, внимательно посмотрела на бледно-розовый порошок и потерла им щеку. Пудра действительно оказалась замечательной – она ложилась ровным слоем, освежала лицо и не была столь жесткой, как другие пудры. Затем девушка заметила, что в другой трубочке, воткнутой в пластинку, есть румяна, с виду напоминающие розовую пасту.
– Румяна, которые продаются в лавках, обычно бывают грязные и не такие яркие, как эти, – пояснил Бао-юй. – Это сок из лучших румян, его развели в воде, дали отстояться, затем сварили на пару из росы, собранной с цветов. Если взять чуточку этих румян на кончик шпильки, их будет достаточно, чтобы покрасить губы; а если добавить к ним воду и растереть на ладони, то одной капли достаточно, чтобы нарумянить все лицо.
Пин-эр сделала все, как ей говорил Бао-юй, и действительно убедилась, что румяна необычайно свежие и щеки от них приятно благоухают. После этого Бао-юй взял нож, каким обычно срезают стебли бамбука, и срезал цветок осенней душистой кумарунии, только что распустившийся в вазе, затем заколол его в волосы Пин-эр. В этот момент от Ли Вань пришла служанка, которая передала Пин-эр приглашение своей госпожи, и Пин-эр ушла с ней.
Столь быстрый уход Пин-эр раздосадовал Бао-юя, ибо он уже давно ждал случая, чтобы сделать ей что-либо приятное. Особенно его восхищало, что Пин-эр умна, красива и не идет ни в какое сравнение с остальными тупицами-служанками. Кроме того, сегодня был день рождения Цзинь-чуань, которая недавно покончила с собой, и воспоминания о ней омрачали радость Бао-юя, весь день не давали ему покоя. Потом еще произошел скандал между Фын-цзе и Цзя Лянем, и пострадавшая Пин-эр укрылась во «дворе Наслаждения розами». И все же встреча с Пин-эр доставила Бао-юю огромную радость и заставила его позабыть об огорчениях, которые он испытал за этот день. Удовлетворенный, он прилег на кровать и стал думать, что Цзя Лянь очень груб, не умеет обращаться с женщинами, а только помышляет о наслаждениях и занимается развратом. Потом у него мелькнула мысль, что Пин-эр совершенно одинока, у нее нет ни родителей, ни братьев, ни сестер, она отдана во власть Цзя Ляня, ей приходится терпеть его грубость, сносить самодурство Фын-цзе, и она, должно быть, очень несчастна. При этой мысли он снова расстроился и встал с кровати. Заметив, что платье Пин-эр, с которого водкой только что выводили пятна, уже высохло, он взял утюг, выгладил платье и аккуратно сложил его. Затем он увидел позабытый платочек Пин-эр, на котором еще сохранились следы слез. Он вымыл его в тазу и повесил сушить. Душу его наполняла радость, но вместе с тем он был печален. Он тоже отправился в «деревушку Благоухающего риса», поболтал немного с Ли Вань и ушел оттуда лишь после того, как настало время зажигать огни.
Эту ночь Пин-эр переспала у Ли Вань. Фын-цзе ночевала у матушки Цзя. Цзя Лянь вернулся домой поздно вечером – там было безлюдно. Идти звать жену ему было неудобно, и он спал один. Проснувшись на следующее утро, он вспомнил о происшедшем накануне, и его охватило чувство раскаяния.
Между тем госпожа Син, помня, что Цзя Лянь накануне был пьян, утром пришла звать его к матушке Цзя. Цзя Ляню пришлось повиноваться. Он явился к матушке Цзя и, превозмогая стыд, опустился перед ней на колени.