Сон во сне
Шрифт:
– Зачем ты защищаешь ее? Ты и видел то эту женщину до свадьбы отца лишь на светских приемах, а дома вы и вовсе провели всего пару недель! Однако ты больше доверяешь чужой женщине и прислушиваешься именно к ней, а меня с Эвелин игнорировал, хотя Эвелин твоя родная сестра, сестра-близнец к тому же, а я и вовсе провела в этом доме гораздо больше времени, чем миссис Форест, и люблю я вас больше и крепче, чем она!
Лиззи возмущалась рьяно, но не громко, она не хотела кричать, она лишь хотела достучаться до Арчибальда.
– Ни ты, ни твой отец почему-то не ослушались треклятую Изабеллу, чтобы отправить
Лиззи сделала небольшую передышку, чтобы утихомирить набухающий в ней гнев, и дать Арчибальду возможность что-то переосмыслить.
– Я все надеялась, что вы одумаетесь, что вы передумаете. Это и произошло, только прошло уже две недели! За это время много чего могло произойти!
Арчибальд запустил руки в волосы и поставил локти на колени.
– Лиззи, хватит, я был слеп, я не знаю, как это произошло…
– Она вас одурманила, что ли, – Лиззи поправила на голове свой пучок волос, – ладно, повозмущались, и хватит, сделанного не воротишь. Я просто не ожидала, что все настолько будет серьезно. Эта женщина умудрилась за короткий срок подчинить своей воле не только слуг, но и хозяев! Все только о ней и говорят: «миссис Форест то, миссис Форест это…». Она стала каким-то подобием божества, только вот на меня, Элизабет Мэри Уайт, ее чары не действуют! Вы мужчины, вас она легко охмурила, а Эвелин без сознания, спит целыми днями. Конечно, где ей тут власти не набраться!
– Что ты предлагаешь делать? – Арчибальд поднял голову и томным взглядом посмотрел на Лиззи, – выгнать ее из дому? Заставить отца оформить развод?
– Нет, такие крайности нам ни к чему, – сказала Лиззи, – просто, Арчибальд, открой уже, наконец свои глаза, и слушай себя, не верь речам этой безумной сирены, у тебя есть свое мнение и своя голова на плечах!
Она подалась чуть вперед и погладила парня по плечу.
– Ты нужен своей сестре, ты упустил время тогда, но не упускай его сейчас. Врач сказал, что шанс есть, будем его использовать. У нас есть возможность исправиться и больше так глупо не поступать.
– Я займу соседнюю комнату, и буду рядом с Эвелин, – решительно сказал Арчибальд.
– Ну уж нет, ту комнату займу я! Ты, главное, будь бдительным и не отходи надолго от сестры. Твоя практика никуда не денется, тебя всегда там будут ждать, я уверена. Ты же Форест, тебя любая контора будет рада видеть!
– Тогда я лягу в ее спальне на полу, – рука юноши сжалась в кулак, – я буду как можно ближе к Эвелин, и буду готов помогать ей столько, сколько нужно. Контора… мне сейчас не до нее, я отправлю туда письмо с извинениями, что я откладываю время своей практики на неопределенный срок. Сейчас для меня важна сестра.
– Вот! Узнаю моего Арчи! – довольно воскликнула Лиззи, – вместе мы сила, пусть я и не права насчет Изабеллы, но вы то с отцом родная кровь, вы должны ей помочь. Но я тебя уверяю, мой мальчик, что-то с этой женщиной не так. И ты сам посуди: Эвелин стало плохо после первого же дня, как в доме обосновалась она, Изабелла!
– Это может быть и простым совпадением, Лиззи, не будем спешить рубить с плеча, но я тебя услышал. Я присмотрюсь к Изабелле, и я буду начеку.
Некоторое мгновение они сидели в молчание, смотря в окно. Они дали друг другу время, чтобы все обдумать, и в то же время подыскивали дальнейшие слова для обсуждения.
Первым прервал тишину Арчибальд.
– С Изабеллой мы все решили. Это все, о чем ты хотела поговорить?
– Не совсем. – Приподняв свой передник, Лиззи выудила из него дневник Эвелин. – Еще я хотела обсудить с тобой вот это.
– Что это?
– Дневник твоей сестры.
– Откуда он у тебя, где ты его взяла? – парень смотрел на дневник в руке Лиззи, будто она держала священный Грааль.
– Твоя же сестра мне его и дала, до прихода доктора Бернса, когда я ее кормила.
Лиззи поерзала на стуле и положила дневник себе на колени, бережно его поглаживая и придерживая.
– Эвелин как-то путанно пыталась мне что-то объяснить. Она что-то говорила про свои сны, вернее сказать, кошмары, что мучают ее последние дни. Она также предположила, что именно они могли стать причиной ее болезни. Она дала мне дневник, чтобы я помогла ей во всем разобраться. Сказала, чтобы я никому его не показывала, кроме тебя.
Арчибальд во все глаза смотрел на говорящую Лиззи, поддавшись со стула вперед. Его движение сопроводилось протяжным скрипом дерева.
– Потому, Арчи, я и привела тебя сюда. Я хотела, чтобы мы с тобой спокойно и без чьего-либо постороннего присутствия все обсудили. Эвелин сейчас тяжело говорить, но она успела высказать все свои мысли и тревоги вот сюда. – Лиззи приподняла дневник, демонстрируя его юноше. – Я хочу прочитать его вместе с тобой. Эвелин твоя сестра, а для меня она как родная дочь, и мы должны во всем разобраться, чтобы помочь ей. Она нуждается в нас.
– Надо потом сказать отцу…
– Нет! Мистеру Форесту ничего не будем говорить. Свою жену он всегда будет слушать, и будет во всем ей потакать, здесь он нам не помощник. Я еще удивлена, как он решился вызвать врача вопреки ее заверениям. Видимо, и с ним тоже еще не все потеряно.
Арчибальд взял под собой стул, вместе с ним прошагал и сел рядом с Лиззи.
– Тогда давай начнем, может, там и нет ничего важного.
– С Эвелин сейчас поговорить невозможно, пусть отдыхает, но мы можем пообщаться с ней через ее дневник. И каждое слово, сказанное в нем, я буду воспринимать очень серьезно.
– Давай, Лиззи, не томи, – поторопил женщину Арчибальд и указал на дневник, – открывай и читай вслух, я тоже буду читать.
Лиззи, шумно выдохнув, раскрыла дневник в том месте, где хранилась ручка Эвелин.
– Лучше начать с того дня, когда приехали отец и Изабелла, – подсказал парень.
– Сейчас, – Лиззи положила ручку себе на колени, и отлистнула дневник назад, смотря на даты.
Оба они не могли не заметить, что подчерк Эвелин был размытым и кривым, размашистым, словно у пишущего не было сил держать в руках ручку. Раньше подчерк был отчетливее и ровнее, а еще раньше и вовсе образцовым и изящным. Наконец, Лиззи нашла нужную дату. Дату, с которой все и началось. То есть, даже по подчерку можно было понять разницу между былым и нынешним состоянием несчастной девушки. Понять, как ей становилось все хуже.