Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Разузнай, где на мануфактуре хранится керосин.
— Зачем тебе? — удивилась та.
— Надо. Разузнай.
Сонька стояла у обледенелого окна и смотрела, как понуро уходили в раннюю утреннюю черноту ее товарки. Уходили тяжело, еле волоча обмороженные ноги, опасаясь удара бичом или прикладом в спину.
Барак без обитателей смотрелся просторно и даже не очень мрачно. Все койки были аккуратно застелены, в заледенелые окна пробивался тусклый солнечный день, потрескивали дрова в печи.
Сонька
— Живо одевайся! Игнатьич зовет!
Воровка торопливо принялась напяливать на себя всевозможную одежонку, от слабости пару раз чуть не упала, зачем-то пожаловалась здоровенным бабам:
— Болею… Не оклемалась еще.
— Игнатьич вылечит, — засмеялись надзирательницы.
Сонька слабо улыбнулась и двинулась к выходу.
На улице было солнечно. Мороз держался крепкий, руки и лицо немедленно заледенели, снег под хлипкой обувкой скрипел и колюче забивался под щиколотки.
Надзирательницы вели Соньку к бараку Игнатьича коробочкой — одна впереди, другая сзади. Если Сонька спотыкалась или, не дай бог, падала, надзирательницы тут же подхватывали ее за шкирку и пинками заставляли идти дальше.
Когда надзирательницы вели воровку по длинному коридору, она неожиданно увидела вдоль стен несколько больших железных бочек, сильно отдающих керосином.
Комендант с расстегнутым воротником кацавейки сидел за столом, жевал вяленое мясо, запивая его крутым чаем. Появление заключенной он встретил ленивым и пренебрежительным взглядом, кивком велел надзирательницам исчезнуть, после чего какое-то время продолжал жевать мясо, не обращая никакого внимания на воровку. Неожиданно резко отодвинул от себя стакан с чаем, оперся локтями о стол и уставился на женщину.
— Значит, Сонька Золотая Ручка?
Она молчала, так же тяжело глядя на него.
— Жидовка?
— Иудейка, — тихо возразила Сонька.
— Не любите, когда вас так называют… — Игнатьич откинулся на спинку стула. — Вот встреть тебя в другом месте, никогда не поверил бы, что такая мурцовка одурачила столько народу. Как это у тебя получалось?
— Сама удивляюсь, — усмехнулась воровка.
— Ну-ка, сделай еще так, — удивился комендант.
— Как? — не поняла женщина.
— Ну, это… покажи зубы… Улыбку!
— Зачем?
— Понравилось, как это у тебя получается.
Сонька от такого признания улыбнулась легко и искренне. Игнатьич вышел из-за стола, подошел к ней почти вплотную, взял за плечи и некоторое время изучал ее.
— Чертовка! Чего-то в тебе есть.
Облапил, крепко прижал к себе. Женщина уперлась руками в его живот и, неожиданно нащупав в кармане кацавейки связку ключей, легко и ловко вытащила их, опустив в карман своей фуфайки.
— Не надо…
— Не брыкайся, — продолжал прижимать ее комендант. — Тут я хозяин. Захочу — зарою, захочу — будешь жить.
— Не надо, — повторила Сонька.
— Ты чего, курва?
— Больно ты, Игнатьич, пахнешь керосином. Помылся бы, что ли?
Он постоял перед воровкой, глядя на нее сверху вниз, и вдруг сильно ударил по лицу сухой жесткой ладонью. Соньку отбросило назад, но она все-таки удержалась на ногах, — из носа потекла кровь.
— Это чтобы знала, кто я здесь такой. И не умничала больше. Ступай!
Игнатьич вернулся за стол, снова принялся за мясо и чай.
— Дура, — неожиданно улыбнулся он. — Это не я пахну. Пахнут бочки в коридоре.
Взял кусок вяленого мяса, бросил воровке. Она на лету поймала его, откусила, остальное сунула в карман.
— А зачем тебе здесь эти бочки? — вытирая кровь рукавом, тоже улыбнулась Сонька.
— Затем, что воруют. А здесь будут в целости и сохранности. — Игриво посмотрел на воровку: — Ночью приведут тебя ко мне. Посмотрю, какая ты Сонька.
— Я хворая.
Игнатьич нахмурился.
— Заразная, что ли?
— Нет, простуженная, — улыбнулась она.
— Ладно, никуда не денешься. Простуда пройдет — сразу ко мне. Пошла!
Сонька толкнула дверь, где ее тут же подхватили надзирательницы и потащили на выход мимо бочек с керосином.
Сонька дремала на топчане, когда в барак стали возвращаться женщины с мануфактуры. Входили они молча, следовали к своим постелям и, едва раздевшись, валились спать.
Мирра опустилась рядом с Сонькой, слабо улыбнулась.
— Ненавижу… Все ненавижу. Себя, всех.
Воровка обняла ее за плечи, прижала к себе и какое-то время не отпускала. Почувствовала вдруг на плече влагу слез, поцеловала в лоб, еще крепче прижав.
— Керосин у них в больших бочках, — тихо произнесла Мирра, вытерев слезы. — Но к ним не пробраться. Собаки бегают без цепей.
— Я знаю, где достать.
— Где?
— Знаю.
— А правда, зачем тебе керосин?
— Хочу поджечь все и сбежать, — одними губами сказала Сонька. — Не сбегу — подохну.
— Я с тобой, — попросила подруга.
— Конечно. Как же я без тебя?
Неожиданно дверь барака с треском распахнулась, и в барак решительно ввалились надзирательницы, те самые Вера и Надежда. Прямиком направившись к топчану Соньки, они подхватили ее под руки и, не дав одеться, потащили к выходу.
Мирра попыталась было броситься следом за подругой, но тут же получила такого тычка в физиономию, что рухнула на чей-то топчан и поднялась, когда Соньки в бараке уже не было…
Комендант был вне себя от ярости. Надзирательницы втолкнули Соньку в кабинет. Он ринулся к ней, схватил ее за глотку и заорал:
— Где ключи?
— Какие ключи? — выдавила женщина.
— Мои ключи! Они были здеся! В кармане! Где?
— Не знаю. Не брала.
— Врешь, сука! — Игнатьич со всей силы ударил ее в лицо.