Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Все. Побежала.
Мужчина перехватил ее за руку.
— Так быстро?
— Но там же твой племянник! Он ждет.
Барон резко привлек ее к себе.
— Что я могу для тебя сделать, чтоб все время быть рядом?
— Все время рядом? — переспросила Соня и задумалась. И вдруг предложила: — А если мы сбежим?
Барон опешил.
— Куда?
— Куда угодно. Свет большой.
Лощинский с недоумением и страхом продолжал смотреть на нее:
— А как же дом, дела? У меня ж ювелирные лавки, за ними надо следить.
— Продай.
— Ты это серьезно?
Соня весело расхохоталась:
— Шутка! — Пошла прочь. Остановилась, изящно махнула ручкой: — Подумай, пан барон. Может, в этой шутке есть доля истины!
Она проскользнула в приоткрытую калитку, тенью метнулась через двор к дому. Вошла в спальню и увидела Шелома, сидевшего на ее постели. Он поднялся, грозно спросил:
— Ты где была?
— Почему таким тоном? — удивилась жена, снимая с себя теплую кофту.
— Я спрашиваю, где ты была?
— У сестры Фейги. У родственников, Шеломчик… Или ты запрещаешь их проведывать?
— В такое время к родственникам не ходят!
— А к кому ходят? — насмешливо спросила Соня.
Шелом смешался.
— Не знаю! Говори, где была! — повысил он голос.
Жена приблизилась к нему, нежно обняла, заглянула в глаза.
— Вот ты сейчас кричишь на меня, а потом будешь жалеть. Извинись, пожалуйста.
— За что?
— За тон. — Снизу послышался плач ребенка. — Видишь, ребенка разбудил. Извинись.
— Ты правда была у родственников?
— Конечно, я ведь скучаю! С тобой хорошо, но и сестру не надо забывать.
Шелом поцеловал ее в нос, в глаза.
— Извини, Сурочка. Я действительно, наверное, идиот.
— Боюсь, это надолго, — с сочувствием погладила его по голове жена.
Ранним утром Соня стояла у могильной плиты, под которой покоились ее родители, и тихо разговаривала с матерью.
— Знаешь, мамочка, я решилась. Сегодня я покину этот город, покину мужа, забуду навсегда Евдокию и даже родную сестру Фейгу. Ты не можешь представить, как они мне все опостылели. Видеть их не могу… Заберу дочку и начну другую, совсем новую для меня жизнь. Какой она будет? Думаю, интересной. По крайней мере, никто и ничто не будет мне мешать. Я буду свободной. Буду жить так, как хочу. От прошлой жизни у меня ничего не останется. Останешься только ты, моя любимая и единственная мамочка. Я тебя никогда не забуду.
Кормилица старательно пеленала на столике ребенка, Соня торопливо складывала вещи в большую плетеную корзину.
— Что все-таки передать пану Шелому? — поинтересовалась кормилица, недоуменно следя за снующей из комнаты в комнату молодой хозяйкой.
— Он все знает, — ответила Соня. — Скажешь, что уехала в соседний город показать девочку доктору. Ты ведь знаешь, что у нее не все в порядке с животиком?
— Ничего такого не замечала.
— Значит, плохо следила. Скажешь, что к вечеру вернусь.
Соня вошла в комнату мужа, прошлась по карманам сюртуков, висевших в платяном шкафу, выудила из них деньги, быстро сунула их в глубокие карманы своей юбки. Затем принялась обследовать ящики стола и комода, обнаружила припрятанные купюры и там. В итоге денег набралось довольно много — плотная тяжелая пачка.
На улице возле дома уже ждала пролетка, запряженная двумя лошадьми. Кормилица вынесла из ворот тяжелую корзину с личными вещами Сони, передала ее извозчику, проворчала:
— Будто навсегда уезжает.
Пока извозчик пристраивал вещи, Соня с ребенком уселась в пролетку и подняла верх, чтобы скрыться от посторонних глаз. Извозчик занял свое место, ударил по лошадям, и они резво понесли по неровной булыжной улице. Кормилица смотрела им вслед, пока пролетка не скрылась за поворотом. Не спеша перекрестила.
Небольшой фаэтон пана Лощинского стоял недалеко от железнодорожной платформы. Сам барон топтался возле фаэтона, нетерпеливо высматривая Соню. Наконец, увидев несущуюся пролетку, быстро пошел навстречу. Помог девушке спуститься на землю, махнул своему кучеру, чтобы тот забрал вещи беглянки.
Соня в сопровождении барона и его кучера поднялись на высокую платформу. Дежурный, молодой человек в щегольской форме, вежливо козырнул им:
— Поезд прибудет через пятнадцать минут.
Когда кучер ушел, пан Лощинский заглянул в прикрытое простынкой личико девочки, спросил:
— Что будем делать с панночкой Ривой?
— Панночка Рива будет нашей общей доченькой, которую мы будем безумно любить и бесконечно лелеять, — спокойно и уверенно ответила Соня.
— А когда у нас появятся свои дети?
— Ты хочешь этого?
— И хочу, и могу.
— Тогда вперед, — засмеялась Соня. — Какие проблемы?
Наконец к перрону шумно подошел поезд, и беглецы проследовали в вагон. Войдя в купе. Соня с трудом подавила восторг: оно было отдельным, богато декорированным: бархат, начищенная медь, красное дерево. Лощинский нарочито по-хозяйски принялся раскладывать багаж по полкам.
Поезд шел медленно и мягко, на столике позвякивали бокалы и бутылки с вином. Ребенок тихо спал в специальной корзинке. Соня сделала глоток из фужера, капризно наморщила носик.
— Что за вино?
— Не нравится? Это очень дорогое вино.
— Дорогое? А откуда у тебя деньги на дорогое вино?
— Как это — откуда? — возмутился барон. — Я ведь продал все свои акции!
— Все акции?! — взвизгнула от радости Соня. — Всех магазинов? А почему мне не сказал?
— Потому что не успел. Так что денежек у нас полно!
— Если так, закажи нормальное вино.
Пан Лощинский хотел дотянуться до колокольчика, но Соня остановила его.
— Сходи сам, — капризно приказала она. — А то посыльный опять какую-нибудь бурду принесет.