Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Ни с кем не ходил, со мной пойдешь.
— Ну, Сонь…
— Иди и молчи.
В какой-то момент к ним подвалил золотозубый местный блатной, увидел Володьку под ручку с незнакомой ему девахой и заржал:
— Вовка, ты это с кем? Что за шмару подцепил?
Сонька от такого обращения даже остолбенела:
— Это я — шмара?
— Ой, о чем ви говорите? — тут же нашелся блатной. — Куколка! Где ты, Вова, виковирял такую куколку?
— Выковыривают знаешь что? — надвинулся на него Кочубчик.
— Кто ж не знает, Вова? — Одессит был явно навеселе. — Козявки! Из носа!
— По-твоему, я — противная козявка? — не отступала Сонька.
— Ой, нет, что ви! — Блатной был уже не рад, что влип. — Ви самая лучшая в мире козявка!
— Моя дама — лучшая в мире козявка?! — Володя взял его за грудки.
— Послушай, Вова, только не надо меня душить. — Дернулся блатной. — Мне это не интересно.
— Значит, я шмара, козявка… Кто еще? — напирала с другой стороны Сонька.
— Принцесса! Королева! Графиня! Цыпа! Только оставьте меня в покое, барышня. Что ви от меня хотите? Топайте своей дорогой, как топали до этого.
Неожиданно Кочубчик вытащил из кармана нож с узким лезвием, приставил его к животу одессита и процедил:
— Сейчас же, козлодой, извинись перед дамой.
Тот испуганно замер, не желая напороться на нож, и пробормотал:
— Кто ж возражает, Вова? — Он улыбнулся Соньке: — Извините, дамочка. Вы своей красотой затмили не только всех одесских женщин, но даже небесное светило, которое, кажется, именуется солнцем. — Одессит увидел, что Володя убрал нож, облегченно пожал плечами. — Боже, что за народ в этом городе? — И торопливо ушел.
Сонька рассмеялась, нежно обняла Кочубчика:
— Спасибо, любимый. Ты поступил как мужчина.
Тот снисходительно отмахнулся:
— Ой, не надо меня смешить! Это ж Одесса-мама!
— Как? Мама?! — возмутилась воровка.
— Есть претензии? — не понял Кочубчик.
— Нет, мне нравится, — подумав, согласилась Сонька и повторила: — Мама…
— Значит, окончательно будешь мамой… При встрече с подобным фраером — будь я не одесситом, а каким-нибудь придурковатым москалем — я, мама, от страха в один момент наложил бы в свои шикарные штаны.
Сонька весело и счастливо рассмеялась:
— Смешные вы здесь все.
— Веселые, — уточнил Кочубчик. — Только запомни, мама, они все делают весело: любят, ругаются, воруют, обманывают, предают, убивают.
— Ты знаешь Мотю Бессарабского?
— Лично нет. Но так знаю. У тебя к нему интерес?
— Я была у него.
— Зачем, мама?
— Позвал.
Володя помолчал, почему-то оглянулся:
— Видать, Мотя не очень лыхает, что ты появилась в этих краях.
Они пошли дальше и притормозили возле толпы зевак, наблюдавшей за дрессировщиком с шимпанзе: обезьяна прыгала, вертелась, кувыркалась, влезала на дерево и раскачивалась на ветках. Но больше всего одесситов забавляло то, как ловко и профессионально она шмонала народ. Шимпанзе цеплялась за одежду очередной жертвы, пристально и довольно долго заглядывала ей в глаза и в этот момент вытаскивала из карманов гражданина все, что там лежало, — бумажник, ключи, носовой платок или табак. Все украденное немедленно возвращалось хозяину, и обезьяна, получив из рук дрессировщика банан в качестве награды, принималась за новые штучки. Народ от души хохотал, и каждый стремился испробовать себя в качестве жертвы.
Сонька и Кочубчик некоторое время наблюдали за ловким аттракционом, затем Сонька попросила Володю:
— Передай артисту мою гостиничную визитку.
— Зачем? — удивился тот. — Этот придурок уже полгода дурачит публику.
— Пусть придет. У меня к нему дело.
Возмущенный Володя немного помедлил, но все-таки проломился сквозь толпу, передал дрессировщику визитку, показав на воровку. Тот бросил взгляд на адрес гостиницы, на миг зазевался, и обезьяна немедленно, под общий смех, выхватила у него визитку и запихнула ее в рот. Дрессировщик с трудом отобрал у зверюшки ее добычу, низко поклонился Соньке и на прощанье послал воздушный поцелуй.
— Фраер поганый, — недовольно проворчал Кочубчик.
Когда они отошли от толпы, Володя извлек из кармана несколько мятых денежек, с довольным смешком продемонстрировал их подружке.
— Щипнул. Будет на что поиграть вечером.
— Больше не делай этого, Вова, — попросила Сонька. — Попадешься — я не переживу. Лучше я буду рисковать.
— Как скажешь, мама.
Кочубчика дома не было. Сонька как раз находилась в ванной, где с помощью кремов приводила лицо в порядок, когда в дверь постучали.
— Войдите! — крикнула она.
В номере неловко возник дрессировщик со своей обезьянкой, галантно снял шляпу.
— Я не ошибся адресом?
Девушка торопливо промокнула лицо салфеткой и вышла навстречу гостю.
— Не ошиблись. — Протянула руку: — Меня зовут Софья.
— Кондратий Аверьев. — Дрессировщик коснулся губами пальцев девушки и придержал обезьянку, немедленно пожелавшую что-нибудь снять с хозяйки номера. — Марта, веди себя воспитанно. — Он достал из кармана сушеный банан, сунул в рот животному и поднял глаза на Соньку: — Я слушаю вас, мадемуазель.
— Я хочу купить вашу Марту.
Кондратий удивленно поднял брови:
— Мадемуазель, она не продается.
— А за большие деньги?
— За большие? — Дрессировщик задумался. — Если за очень большие, можно подумать. А зачем вам надо это беспокойное животное? Вы знаете, сколько с нею хлопот?
— Хорошо, я куплю ее у вас ровно на один месяц.
— Всего на месяц? То есть вы хотите вдоволь насытиться этой проказницей и вернуть обратно? — Кондратий насмешливо улыбался.
— Примерно так. Но до того как я куплю эту обезьянку, вы обязаны обучить ее кое-каким штучкам.
— Штучкам? Каким, например?
— Например… — Сонька подошла к столику, взяла одно из своих украшений, положила на диван. — Например, она должна сорвать с ожерелья вот этот камушек и проглотить его.
— Всего один камушек?
— Почему один? Можно несколько. Скажем, три или пять.
— Мадемуазель, — дрессировщик был крайне озадачен, — это опасно. Животное может умереть. У него немедленно случится заворот кишок!
— Не случится. Камушки будут быстро извлечены из желудка.