Sophia Isla. Доблесть маленькой души
Шрифт:
В трудах пролетело несколько часов, но, несмотря на приятное занятие, день полз медленнее мудрой черепахи. А спустя несколько неудачных попыток вырезать из кусочка дерева фигурку кингфишера [10] настроение трудиться у Джима пропало. Он, конечно, мог пойти на рынок и скоротать там время в приятной компании, но отчего-то выходить на улицу, еще и в непогоду, желания не было.
А пока Джим пытается вырезать очередного кингфишера, я расскажу вам кое-что о самих Крафтах.
10
Маленькая
Их история не была так проста, как может показаться на первый взгляд.
Вы, верно, подумали: «Вот они – счастливцы, кардинально изменившие свою жизнь… Смельчаки, сбежавшие из Бельгии в другой, новый мир, совсем не похожий на их привычный!»
Да – смельчаки. Только по тем временам это был очень тернистый и опасный путь! Практически невозможный переезд в Черапунджи, который им пришлось пройти с двухлетним ребенком на руках.
Таинственная Индия хоть и приняла их, но они так и не раскрыли свой потенциал: их надежды, планы и мечты не распустились здесь, в Черапунджи. Мия и Даниэль не стали жить лучше, наоборот, их жизнь стала игрой на выживание, но появилось то, что за деньги купить, увы, не дано.
Счастье.
Они определенно стали счастливее – здесь они переродились и стали спокойнее. А причиной были природа, радушие местных жителей, новый язык и новые запахи… Возможность стать ближе, обрести любовь в два, нет – в три раза крепче! И конечно же, посвятить все свободное время бутону их любви – малышу Джим-Джиму.
Но произошло и то, что сильно подкосило отца семейства.
Даниэль – прирожденный стратег, картограф и путешественник. Единственное, что этот страстный мужчина любит больше карт, – это свою жену и кроху-сына.
Но жизнь наполняется большим смыслом, когда после очередного путешествия Даниэль вновь берет в руки рулон плотной картографической бумаги и любимую логарифмическую линейку.
Здесь, в Черапунджи, картографы никогда не требовались – да и зачем? Ничего толком не менялось уже несколько веков! Поэтому бывший картограф старается растягивать оставшийся материал и с большим трепетом хранит свои любимые инструменты.
Единственное что приносит Даниэлю гроши на чужой земле, – это резьба по дереву.
Вот так для Даниэля Крафта открылась одна дверь и захлопнулась вторая.
Мия же, напротив, – сохранив возможность заниматься своим любимым делом, стала приносить в семью хорошие деньги.
Выступая в качестве проводника в коварный мир дикой природы, Мия демонстрировала богатым туристам все краски здешних мест, в том числе лазы заброшенного Святого Подземелья и Омута Леса!
Это оказалось в сто крат приятнее, чем водить людей по тавернам в Брюгге. Ну а местные жители с удовольствием переложили на приезжую иностранку все злосчастные маршруты.
Туристическая конторка, в которой работала Мия, не отличалась каким-либо лоском, напротив, помещение напоминало затхлый сарай, в котором вечно темнота и сырость, но она была единственной на все Черапунджи! А значит, приносила огромные деньги предприимчивому старику индусу.
Кроме того, Мия была единственной женщиной в коллективе и единственным человеком, в идеале владеющим четырьмя иностранными языками: нидерландским, французским, немецким и английским, который был жизненно необходим при разговоре с любым европейцем. Именно это и было причиной прибыльности: за один тур с Мией Крафт давали в семь раз больше валюты, чем за обычного местного гида.
Поэтому Джим видел чаще папу, чем маму.
Приглушенный звук дождя из прихожей сопровождал хлопочущих над ужином домочадцев. И Джим, и Даниэль заметили, что в доме засел неприятный холодок – однако, ускорив процесс подачи горячих блюд к столу, они не подумали обратить на это внимание.
Беда не приходит одна, и сегодня, вместе с холодом, в дом вошла опустошенная Мия Крафт.
Будто зайдя в храм, Мия оставила все слова за порогом.
Не проронив ни слова, она безвольно прошла к столу и, не отрывая глаз от покрасневших на холоде рук, присела.
Столовая освещалась шестью толстыми свечами, горячий воск от которых растекался, словно вороная песнь: плавно и естественно, образуя лужицы, – а фитилек изредка потрескивал на слуху.
Этот тяжелый блуждающий взгляд трудно было назвать осмысленным. И как бы сильно мужчины ни хотели его оживить, соблюдалось негласное правило молчания: ни Джим, ни Даниэль не задавали лишних вопросов, а лишь теряясь в догадках, терпеливо ожидали, отогревая ее своими глазами и мыслями.
Мия, хоть и сильная волей и духом женщина – но она в первую очередь их женщина… Заботливая, нежная, находчивая, любимая и веселая! А потому продержались они недолго.
Уже через несколько минут двое обеспокоенных мужчин хлопотали вокруг Мии и изо всех сил окружали ее своей любовью, заботой и теплом, но та даже не подарила им взгляда – не показала, что жива и дышит.
Гром, нежданно и негаданно, прозвучал с трехкратной силой, вобрав в себя мощь столетия – мощь голодного, обманутого покровителя, условием которого было лишь уважать и почитать его благосклонность к людям, взамен на нескончаемые гроты богатств: не столько цветастых камней, сколько возможности жить благостно и забвенно, без излишних коллизий и катастроф.
У всех без исключений екнуло сердце – молния, мелькнув неподалеку от дома, сразила наповал старое худенькое деревце.
Глаза Мии оживились, а губы неразборчиво обозначили фразу – несколько мгновений спустя она нашла глаза мужа и повторила ее вновь:
– Они погубят всех нас…
Даниэль обошел стол и опустился к Мие, намереваясь заглянуть в ее глубокие и такие расстроенные глаза. Единственное, что он мог сейчас для нее сделать, это, пожалуй, дать ей вызволить свой голос из пещеры страха – вывалить на него всю ту кашу, которую она заварила в своей голове.