Сорок пять(изд.1979)
Шрифт:
— Ну и хорошо, — пробурчал Пенкорнэ, — раз вам до меня дела нет, то и я ничего против вас не имею.
— Ах, милостивый государь, — миролюбиво заметил Эсташ де Мираду Карменжу, — вы не очень-то любезны с вашим земляком.
— А вам-то, черт побери, какое до этого дело, сударь? — спросил Эрнотон, все больше раздражаясь.
— Вы правы, — сказал Мираду с поклоном, — меня это действительно не касается.
Он отвернулся и направился было к Лардиль, приютившейся у огня. Но кто-то преградил ему путь.
Это был Милитор. Руки его были по-прежнему засунуты за пояс, на губах насмешливая улыбка.
— Послушайте, любезнейший отчим! — произнес бездельник.
— Ну?
— Что вы на это скажете?
— На что?
— На то, как вас отшил этот дворянин?
— Да ну? Тебе так показалось, — ответил Эсташ, пытаясь обойти Милитора.
Но из маневра этого ничего не вышло: Милитор снова загородил Эсташу дорогу.
— Не только мне, но и всем, кто здесь находится. Поглядите, все над вами смеются.
Кругом действительно смеялись, но по самым разнообразным поводам.
Эсташ побагровел, как раскаленный уголь.
— Ну же, дорогой отчим, куйте железо, пока горячо, — сказал Милитор.
Эсташ весь напыжился и опять подошел к Карменжу.
— Говорят, милостивый государь, — обратился он к нему, — что вы разговаривали со мною намеренно недружелюбным тоном.
— А кто это утверждает?
— Этот господин, — сказал Эсташ, указывая на Милитора.
— В таком случае этот господин, — ответил Карменж, иронически подчеркивая почтительное наименование, — болтает, как попугай.
— Вот как! — вскричал взбешенный Милитор.
— И я предложил бы ему заткнуть глотку, — продолжал Карменж, — не то я вспомню советы господина де Луаньяка.
— Господин де Луаньяк не называл меня попугаем, сударь.
— Нет, он назвал вас ослом. Вам это больше по вкусу? Если вы осел, я вас хорошенько вздую, а если попугай — выщиплю ваши перышки.
— Сударь, — вмешался Эсташ, — это мой пасынок, обращайтесь с ним повежливее, прошу вас, хотя бы из уважения ко мне.
— Вот как вы защищаете меня, папенька! — в бешенстве вскричал Милитор. — Раз так, я сам за себя постою!
— Проучим ребят! — сказал Эрнотон.
— Проучим! — подхватил Милитор, наступая с поднятыми кулаками на господина де Карменжа. — Мне семнадцать лет, слышите, милостивый государь?
— Ну, а мне двадцать пять, — ответил Эрнотон, — и потому ты получишь по заслугам.
Он схватил Милитора за шиворот, приподнял и выбросил из окна первого этажа на улицу, в то время как стены сотрясались от отчаянных воплей Лардиль.
— И знайте, — спокойно добавил Эрнотон, — отчим, мамаша, пасынок и все прочие, я сделаю из вас фарш для пирогов, если вы вздумаете ко мне приставать.
— Кто здесь выбрасывает людей из окна? — спросил, входя в зал, какой-то офицер. — Черт побери! Когда затеваешь такие шуточки, надо хоть кричать прохожим «берегись!».
— Господин де Луаньяк! — вырвалось человек у двадцати.
— Господин де Луаньяк! — повторили все сорок пять.
При этом имени, знаменитом в Гасконии, собравшиеся повскакали с мест.
IX. Господин де Луаньяк
За господином де Луаньяком вошел Милитор, несколько помятый при падении и багровый от злости.
— Честь имею кланяться, господа, — сказал Луаньяк, — шумим, кажется, порядочно… Ага! Юный Милитор опять, видимо, на кого-то тявкал, и нос его от этого несколько пострадал.
— Мне за это заплатят! — пробурчал Милитор, показывая Карменжу кулак.
— Подавайте на стол, метр Фурнишон! — крикнул Луаньяк. — И пусть каждый разговаривает с соседом.
— Вот видите, — вскричал Пенкорнэ, которого все еще терзали насмешки Сент-Малина, — надо мной смеются из-за того, что у меня нет шляпы, а никто слова не скажет господину де Монкрабо, севшему за стол в кирасе времен императора Пертинакса, от которого он, по всей вероятности, происходит! Вот что значит оборонительное оружие!
Монкрабо, не желая сдаваться, выпрямился и вскричал фальцетом:
— Господа, я ее снимаю! Это предупреждение тем, кто хотел бы видеть меня при наступательном, а не оборонительном оружии!
И он подозвал своего слугу, седоватого толстяка лет пятидесяти.
— Избавьте меня, пожалуйста, от этой кирасы, — сказал ему Пертинакс.
Толстяк принял кирасу.
— А когда я буду обедать? — шепнул он хозяину. — Вели мне подать чего-нибудь, Пертинакс, я помираю с голоду.
Как ни фамильярно было подобное обращение, оно не вызывало удивления у того, к кому относилось.
— Неужели у вас ничего не осталось? — спросил Пертинакс.
— В Саксе мы проели последний экю.
— Черт возьми, постарайтесь обратить что-нибудь в деньги.
Не успел он произнести этих слов, как у порога гостиницы раздался громкий голос:
— Покупаю старое железо! Кто продает железо на лом?
Услышав этот крик, госпожа Фурнишон бросилась к дверям. Тем временем хозяин величественно подавал на стол первые блюда.