Сорок пять. Часть вторая, третья
Шрифт:
– Но это уже не свита, – сказал он королю, – и не отряд – это целая армия.
Генрих произнес только:
– Погоди еще, погоди!
В Лозерте примкнули человек шестьсот пехоты.
– Пехота! – воскликнул Шико.
– Вовсе нет, – смеясь, отвечал Генрих, – это моя соколиная охота.
Шико нахмурил брови – с этой минуты он не говорил больше. Раз двадцать глаза его обращались к полю – раз двадцать мысль о побеге приходила ему в голову. Но у Шико была почетная охранная стража – вероятно, из уважения к титулу посла Франции. Страже сказали, что Шико – очень важная
– Сам виноват, сын мой, – объяснил ему Генрих, – зачем хотел бежать из Нерака! Боюсь, ты и теперь то же обдумываешь.
– Государь, даю честное слово дворянина, что я даже и не пытаюсь.
– В добрый час!
– Впрочем, я чувствую, что был бы виноват.
– Чувствуешь?
– Да, потому что понимаю теперь значение вашего желания оставить меня при себе. Я увижу много любопытного.
– Очень рад, что ты со мной одних мыслей, потому что и я то же думаю.
В это мгновение они проезжали город Монкю, и четыре полевых орудия присоединились к пехоте.
– Возвращаюсь к первой догадке, государь, – прокомментировал Шико, – вероятно, волки в этой стране особенные и с ними поступают не как с обыкновенными. Неужели и артиллерия против них, государь?
– А, ты заметил ее! Это страсть жителей Монкю; с тех пор как я дал им для упражнений эти четыре орудия, купленных мной в Испании и привезенных тайно, они таскают их с собой всюду.
– И что же, – проворчал Шико, – приедем мы нынче?
– Нет; завтра приедем.
– Завтра! Утром или вечером?
– Утром.
– Так, мы идем охотиться в Кагор?
– Да, то есть – в ту сторону.
– Но как же вы, государь, имея для охоты на волков пехоту, конницу и артиллерию, забыли королевское знамя? По крайней мере, мы вполне почтили бы этих зверей.
– Его не забыли, любезный Шико, только из опасения запылить спрятали в чехол. Но если ты хочешь видеть знамя, чтобы знать, с кем идешь, – его покажут. Развернуть знамя! – тут же скомандовал король. – Господин Шико хочет посмотреть наваррский герб.
– Нет, нет, это ни к чему! – запротестовал Шико. – Пусть себе лежит в чехле.
– Впрочем, будь покоен, – утешил король, – в свое время и на своем месте ты его увидишь.
Вторую ночь провели в Катюсе, почти так же, как первую; после данного слова за Шико не следили. Он прогулялся по городу и дошел до аванпостов. Со всех сторон отряды человек в сто – полтораста и больше подходили к армии и занимали назначенные места. Эта ночь определена была для сбора пехоты.
«Хорошо еще, что мы идем не к Парижу, – говорил себе Шико, – а то по дороге набрали бы тысяч сто».
На другой день в восемь часов утра армия, состоящая из тысячи пеших и двух тысяч конных воинов, показалась в виду Кагора. Но город приготовился к защите: жители, напуганные авангардом наваррской армии, предупредили господина де Везена.
– Ага! – признал король, которому Морне сообщил эту новость. – Нас опередили! Досадно!
– Главное, правильно вести осаду, государь, – сказал Морне. – Подождем, пока к нам присоединятся
– Соберем военный совет, – предложил де Тюренн, – и будем копать траншеи.
Шико слушал все это с испуганным видом. Задумчивая, почти жалкая мина короля наваррского подтверждала его подозрения: Генрих – плохой полководец. Только это его несколько и утешало.
Генрих выслушал все мнения, не говоря ни слова. Но вдруг, словно очнувшись от задумчивости, поднял голову и повелительным тоном заявил:
– Господа, вот что надо сделать. У нас три тысячи человек, и еще две тысячи вы ждете, господин Морне?
– Так, государь.
– Это составит пять тысяч. При правильной осаде за два месяца из них убьют тысячу или полторы. Смерть их дурно подействует на других, и нам придется снять осаду и отступить. Отступая, мы потеряем еще тысячу – половину наших сил. Пожертвуем лучше пятьюстами сейчас же и возьмем Кагор.
– Как же это осуществить, государь? – спросил Морне.
– Мы пойдем против тех кагорских ворот, которые к нам ближе. На дороге встретим ров и наполним его фашинами. В этом деле погибнет до двухсот человек, но мы достигнем ворот.
– Потом, государь?
– Достигнув ворот, мы взорвем их петардами и через проломы проникнем в город. Остальное Бог решит.
Шико, охваченный ужасом, воззрился на Генриха.
«Да, – решил он, – трус и хвастун – настоящий гасконец! Не сам ли ты и петарду-то подложишь под ворота?»
В ту же минуту Генрих, как будто подслушав размышления Шико, воскликнул:
– Не будем терять времени, господа! Куй железо, пока горячо! Вперед! Кто любит меня – за мной! [10]
Шико подошел к Морне, с которым ему не удавалось поговорить во время пути, и шепнул ему на ухо:
– Разве вам хочется, чтобы вас всех перебили, не исключая и короля?
– У его величества добрые латы!
– Впрочем, – прибавил Шико, – не думаю, что король проявит безрассудство и сам полезет в эту резню!
10
«Кто любит меня – за мной!» – знаменитая фраза, впервые произнесенная французским королем Филиппом VI (1293–1350) и с тех пор неоднократно употреблявшаяся.
Морне пожал плечами и отвернулся от господина посла.
«Поистине, – заключил Шико, – господин де Морне мне куда симпатичнее когда спит, чем когда бодрствует. Пусть лучше храпит, чем говорит, – он так гораздо обходительнее».
LV
Король Наваррский в первом сражении
На расстоянии двух пушечных выстрелов от крепости небольшая армия короля наваррского остановилась для завтрака. После завтрака два часа были назначены для отдыха солдат и офицеров. Около трех часов пополудни, то есть когда оставалось не более двух часов до заката солнца, Генрих приказал созвать всех офицеров в свою палатку. Он был очень бледен, руки его заметно дрожали.