Сорок уроков русского. Книга 1
Шрифт:
На все новые места и земли сначала приходили казаки с наказным атаманом (выборные чаще в мирное время), а уж потом переселенцы. Причем в казаки верстали, то есть оказачивали, как крестьян Русского Севера, прежде чем отправить их осваивать сибирские просторы и Дальний Восток. То есть переводили в иной разряд, сословие, можно сказать, возводили в особую касту, придавали статус служилого человека, воина, защитника Это был целый ритуал, ибо поверстанный входил в новое, незнакомое для него состояние светлой, огненной души, обретал ярое сердце, без коего наши пращуры никогда бы не дошли до пролива, названного именем казака Дежнева Не хватило бы никакой иной энергии, тем более меркантильной, дабы одолеть бесконечное пространство, пройти за сотни рек, через десятки волоков, через невзгоды и опасности.
Но главное — оказаченный земледелец или охотник обучался ратному искусству, в основе коего лежал... тот самый раж, позже названный казачьим спасом. Еще одно соединение внешней и внутренней
Казачий спас, как и все иное, чудотворное, родился и вырос из древней традиции, донесенной до нас Даром Речи. Память у поколений бывает и коротка, но у Его Величества Языка она бесконечна. В скифо-сарматский период нашей истории еще был повсеместно жив потрясающий обычай, отмеченный, кстати, и в письменных источниках. Если атаки тяжеловооруженной конницы оказывались безрезультатными, ратники снимали с себя кольчуги, латы и бросались на супостата обнаженными до пояса, с одними мечами и копьями в руках. Шли в смертный бой, побеждали и оставались неуязвимыми! Все бы это можно было принять за аллегорию, но великий и могучий сохранил ссылку в слове оголтелый, напрямую связав раж и этот обычай. Теперь мы называем оголтелыми дерзких, наглых подростков-скинхедов, американских «ястребов», политику того или иного государства. В общем, все, где зрим одержимую, порой полубезумную страсть в достижении своих целей.
И оголтелость наших пращуров-воинов невозможно списать на хитрость, «психическую атаку», приводящую противника в шок. Есть одно слово, выказывающее ритуальность подобного военного маневра, — колоброжение. Скидывая доспехи, рать или ватага одновременно колобродила — ездила на конях по замкнутому кругу и распаляла себя воинственным, боевым кличем «Вар-вар!». Не исступленно, не истерически, а осознанно, с нарастающей силой творила этот танец-хоровод, извлекая из плоти своей яростный огонь, суть, энергию ража. Потому греки, сполна вкусившие этой хмельной ярости на ристалищах, называли всех скифов, славян варварами. Сам клич можно перевести с русского на русский, как «в землю, в землю», поскольку существовал обычай: поверженного супостата закапывать, предавать останки червям, а своих павших соплеменников — огню, тем паче если сражение происходило на чужбине, вне родной земли.
В летописях можно прочесть замечательную фразу — отзвук былых возможностей: «кликом полки побеждаша». И можно себе представить, что происходило в эти мгновения на ноле брани, когда оголтелые воины плясали на лошадях по кругу, изрыгая могучий рев, сплетаясь голосами, яростью и единой волей одолеть супостата. Кстати, энергия эта хмелит, как вино или крепкий мед, от- куда и взялось предубеждение, будто войти в раж легче всего пьяному. Однако сей хмель не кружит, не тормозит голову, не подрубает коленки — напротив, куражит, обостряет все чувства, интуицию, реакцию и связанную с ней работу сухих и мокрых жил, ибо в состоянии ража сознание полностью никогда не отключается, а становится мерцающим, как далекая звезда. Все движения, действия контролируются на подсознательном уровне, от- чего реакция бывает мгновенной, молниеносной. Меч в деснице и впрямь превращался в волшебный кладенец и мог косить налево и направо, как косят траву, полуобнаженное тело не делалось ни твердокаменным, ни железным — наоборот, невероятно чувствительным, как если бы с тебя содрали кожу, и тем самым обретало неуязвимость. Боевой же конь, захваченный стихией этой энергии, тоже входил в раж. Обыкновенный человек на какое-то время вырастал в богатыря, по крайней мере, в глазах противника и совершал немыслимые, неадекватные действия. Так скифы, выстроившись перед битвой с персами, наконец-то настигнувшими их в южнорусских степях, бросились ловить зайцев, которых во множестве выгнали из травы. И тем самым повергли Дария в шок.
Конечно, вокруг казачьего спаса тоже сложилось много сказок, и ныне появилось немало сказочников, которые тебе изобразят его, сидя за столом: научат, как ловить пулю на лету, и заодно из простой водки сделают, например, лимонную или анисовую. Между тем и здесь язык сохранил ясно читаемую первооснову спаса — спасения уязвимой человеческой плоти, а вовсе не вид боевого искусства, тем паче рукопашного. Если быть точным, то спас — это неотъемлемое и сопутствующее качество всякого боя, будь то кулачный поединок или сражение, где надо избежать опасности, дабы нанести удар или уязвить супостата. Корень пас означает уклонение, спасовать — уклониться. Это слово перекочевало в спорт и там укоренилось в виде паса, распасовки, то есть передачи мяча, шайбы, где его первоначальный смысл также прослеживается. Кстати, слово живо и в картежной игре, где участник, уклоняясь от розыгрыша, говорит «пас» (преферанс). Спас подразумевает комплекс, серию телодвижений, позволяющих уходить от удара неприятеля, от стрелы, пули. И если спортсмен-боксер делает это осознанно, изучив методику ведения боя соперника, то воин, вошедший в раж, — подсознательно или даже бессознательно.
Теперь про меч-кладенец. Уж каких только кривотолков нет на эту тему: тут тебе и технологические изыски получения и ковки железа, мол, отливают крицу, зарывают ее в навоз и ждут много лет — делают кладь, закладку. Дескать, потом из зрелого железа куют лезвие, да не сразу, а только на вечерней или утренней заре или ночью, поскольку кузнечное дело — колдовское, потом закаливают, используя некие таинственные вещества и жидкости. Или вовсе расскажут волшебную историю. Возможно, так оно все и есть, но язык сохранил в слове кладенец указание не на технологию производства, а на приобретаемые мечом качества, связанные с энергией ража. Однако об этом речь пойдет на следующем уроке.
Лад. Урок одиннадцатый
На своих уроках мы берем слова основополагающие, опорные. Термин этот геологический, но весьма подходящий: для того чтобы изучить геологию какого-либо района, бурят одну или несколько опорных скважин, по кернам из которых составляется геологический разрез. Но судить по одному разрезу о закономерности расположения земных пластов, горизонтов, свит, рудных тел возможно с крайней осторожностью, ибо слагающие твердь породы бывают настолько разнообразными, многоликими и непредсказуемыми — особенно в зонах древних разломов, активной тектонической и вулканической деятельности, что очень легко ошибиться. Чем больше опорных скважин и разрезов, тем яснее картина и точнее прогноз. Аналогично и с языком: хватает здесь и древних, и нынешних разломов, внедренных интрузий и разлитых эффузий, сдвигов, надвигов, сбросов, карстов и прочих следов «геологической» деятельности. Как все великое, не сотворенное руками и разумом человека, Дар Речи обладает сложнейшей, многообразной природой и часто раскрывает неожиданные, парадоксальные вещи, особенно в ключевых, опорных словах. Кстати, в области музыкальной терминологии также используется понятие опорный, когда речь идет об устойчивых звуках, а взаимосвязь с неустойчивыми называется ладом.
За одним коротким словом лад стоит целый мир. Это слово буквально пронизывает, прошивает все сферы, все горизонты нашей жизни, и все благодаря слогу-корню «АА», который означает семя. То есть Создатель щедрой рукой рассыпал его по бескрайней языковой ниве, дабы осеменить всякое сколь-нибудь значимое явление нашей жизни, придать ему качества самоорганизации, самовозрождения и, значит, вечности. Вслушайтесь, как исходит слезой слово «плач», одновременно раскрывая все грани скрытого смысла, затаенного в звуке «Ч». В русском слове нет ни единой лишней либо «дежурной» буквы. Каждая — на своем месте и стоит, как взведенный курок: чуть тронь, придай иную, действенную форму, и тотчас последует выстрел. В глаголах плакать, плачу через слогокорни КА и ЧУ появляются душа и энергия времени', в прилагательном плачущий через звук Щ добавляется информация о падении энергии ЧУ, разрушении созидательного, «стоящего» СТ — столпа, соединяющего явь и правь (как в словах часто и чаща, куст — кущи, кость — кощ (скелет), рост — роща, простить — прощать). Неизменным остается только ЛА — семя, и целый рассказ о том, что с ним произошло и почему текут слезы.
Потягаться с ЛА возможно лишь корням РА и ГА — именно они и есть три опоры, на коих стоит Дар Речи: свет, семя, движение.
Неужели и после этого у кого-нибудь повернется язык сказать, что язык придуман «первобытными», не имеющими философского образования людьми? Как некая коммуникация, сигнальная система?
Эти три слогокорня, словно камешки в калейдоскопе, двигаясь, создают новые и неповторимые узоры. Помните основополагающее, «фундаментальное» слою — лага. А еще одно, рала — рало, означает плуг, соха — инструмент, чтобы положить начало ниве, воскресить твердь, обратив ее в ар, почать. Вспомните, что получили скифы себе в дар от Создателя? А мы воспринимаем наших пращуров не иначе, как кочевников. Рала — буквально оплодотворенное светом семя, или прогресс оплодотворения, что и делает пахарь-аратай с целинной твердью. Но гора-гара уже земной путь к солнцу, рога—солнечный путь по небосклону, отсюда и появилась гора Манорам на Урале.
Теперь скажите мне: какое отношение имеют греки и германцы к женским именам Лара (Лариса) и Клара, если вразумительный перевод есть только в русском?
Как известно, лад в переводе на латынь, ныне нам более понятную, чем родной язык, означает гармонию. Термин вроде бы музыкальный, стоит в одном ряду с родными словами лад, лады, рулады, однако широкого спектра применения. Сейчас я не стану раскручивать происхождение слова гармония, искать в нем русские корни — это на досуге вы сделаете сами. В современном разговорном языке это слово чаще всего используется как ладно — хорошо. Но мы начнем исследование лада с такого же простого и сакрального — с ладони. Древнерусское длань — перегласовка от «окающего» слова ладонь.