Сорок уроков русского. Книга 1
Шрифт:
Ярила бесплотен, но вполне осязаем, как энергия, и наши пращуры, не ведая такого слова, точно вложили его смысл в имя духа. И, не лишенные еще поэтического восприятия мира, представляли его в виде обнаженного юноши, скачущего на белом коне. Именно Ярила вселяет в нас чувство, которое блистает еще ярче его, — вожделение.
Вожделение — это передаваемая энергия.
Если любовь несет в себе семя света ЛЮ, то вожделение — слово-мантра. Даже его мысленное многократное произношение вызывает тонкие вибрации, способные проходить сквозь магнитное поле Земли на огромные расстояния. И вот тут должен предупредить тех, кто тотчас захочет эксперимента: во-первых, для этого потребуется тренировка, полное сосредоточение и способность абстрагироваться—уйти в себя. Во-вторых, и это самое главное, передаваться будет не само гудящее слово «вожделение», а объект вожделения. На Востоке есть пословица «Сколько ни говори халва, во рту сладко не будет».
Но мы не станем заниматься соцопросом, а обратимся к вечному «Слову о полку Игореве». К той сцене, где Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи, обращаясь к духам сил природы: «О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши?.. О Днепре Словутицю! ...Възлелей, господине, мою ладу къ мне, а быхъ не слала къ нему слезъна море рано... Светлое и тресветлое сълнце! Всемъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вой?». В этом смысл вожделений Ярославны, и созданные ею энергетические вибрации достигают слуха и чувств Игоря. Поэтому он выходит перед утром в чисто поле и вопрошает: «Что ми шумить, что ми звенить — далече рано предъ зорями?».
Это же самый обыкновенный сеанс связи.
Дар Речи законсервировал эту форму общения в виде неосязаемой магии слова, и хотя наше материалистическое сознание исключает его, тем паче наука, однако ничто не может отменить или заменить любовь. Это единственное чувство среди многих человеческих чувств, которое само суть Дар Божий. А у таких вещих явлений все особое, автономное, независимое, в том числе и средства связи. У любви даже язык свой, уникальный и неповторимый, понятный всем языкам мира и не требующий перевода! Вы же заметили, люди с любящими сердцами могут болтать о чем угодно, на совершенно разных и самых диковинных диалектах, объясняться знаками-мудрами или просто переглядываться и все равно поймут друг друга. То есть общение идет на совершенно ином уровне.
Тут и ученые согласны, ибо сами через это проходили и допускают, что подобное возможно, только объяснить толком не могут. Философы, например, формулируют так: «Любовь — универсалия культуры субъектного ряда, фиксирующая в своем содержании глубокое индивидуально-избирательное интимное чувство, векторно направленное на свой предмет и объективирующееся в самодостаточном стремлении к нему». Вот это уже неперводимая игра слов: если даже произносить их со страстным предыханием, на чувствах, с высоким актерским профессионализмом, ваша возлюбленная сбежит, решив, что связалась с шизофреником. Поэтому современная жизнь произвела сокращение до двух слов, любовь — секс.
А чувство любви и является ключом, отпирающим ларец вожделений. Когда мы влюбляемся глубоко и искренне, то всегда непроизвольно обращаемся к слову, вдруг ни с того, ни с сего начинаем писать стихи, сочинять письма к любимой, подбирая особые обороты, да и просто, мысленно разговаривая с возлюбленной, рождаем в сознании совершенно иной, непривычный язык. Придумываем ей (ему) особое имя, как некий тайный пароль. Правда, теперь чаще появляются лапушки, зайки, рыбки, киски — детский зоопарк какой-то, но это уже от примитивности нашего лексикона и, соответственно, воображения. Еще недавно были лады, свет очей моих, государыни, души-девицы — имена, насыщенные вожделением. Мы стремимся перевоплотить чувства и мысли в словесную форму, поскольку интуитивно ощущаем, что именно там находится этот ключ. Примерно по такому же принципу существует и вибрационная связь с детьми и родителями, к которым мы испытываем искреннее чувство любви.
Вредна только вожделенная любовь к богу, ибо она рождает не мудрость и свет, а религиозный фанатизм.
Но давайте попробуем проникнуть в мир, который создает слово «вожделение». Как и во всякой сокровищнице, в Даре Речи всегда пыльно, и не потому, что там не убирают или не заходят вовсе, держа под запорами двери, а потому, что пыль вездесугца. И особенно много ее там, где даже воздуха нет, — в космосе, например, где человек появился всего каких-то полвека назад. Все наши словари в один голос твердят: вожделение — это страстное желание, влечение, в большей степени сексуальное. Дескать, от глагола вожделеть, якобы заимствованного из церковно-славянского. Я оставляю вопрос на совести исследователей, как язык может заимствовать у самого себя, из собственного корня (дикий побег что ли?), — это отдельная статья. Скорее всего, подобное толкование пошло из-за неточности в переводе Евангелия от Матфея, где говорится, мол, если кто посмотрел на жену с вожделением, уже прелюбодействовал с ней. Текст переводился многократно, причем с неродственных языков, например с арамейского на латынь или греческий, и в каждом слово получало свой аналог, иную расцветку. Когда же появился его перевод на старославянский (церковно-славянский), оно уже обросло неточностями, приблизительностью, как потопленный в словесном море корабль. Невозможно провести слово через многие языки и сохранить в нем истинное значение. С этим соглашаются далее «германизированные» лингвисты.
Ни в одном языке мира, кроме славянского, нет точного аналога слова «вожделение». Если кто найдет, честь ему и хвала.
И, самое главное, в слове «вожделение» («вожделеть») нет ни единого знака, указывающего на его страстно-сексуальный, неотвратимо влекущий смысл. А так, чтобы не было даже следов былого значения, в Даре Речи не бывает. К половой близости оно вообще не имеет отношения. Стали обиходными, повседневными словами как раз те, что означают секс и физиологические ощущения при этом: удовлетворение (повиновение воле уда, инстинкту соития), приятно (женский оргазм), удовольствие (воля уда, мужской оргазм). И мы произносим их, даже не задумываясь о глубинном смысле, в общем-то лежащем на поверхности, при этом не смущаемся. Зато мы придумали стыдливое прикрытие секса и, когда говорим о нем, заключаем в пустую оболочку типа «это самое». Теперь утверждают, в СССР «этого самого» не было, но даже стареющий Брежнев любил слово «удовлетворение», часто применял в речах, правда выговаривал плохо. И у наших пращуров было, иначе бы не расплодились, заселив невероятные просторы двух континентов. Но секс на Руси никогда не был синонимом слова «любовь», как сейчас, и уж тем более «вожделение».
Но все по порядку.
Хотелось бы еще раз заострить внимание на удивительных тонкостях русского языка, уловить которые трудно даже опытному глазу и уху. Есть слово «возделывание» («возделать»), применимое исключительно к пашне, ниве. Попробуйте подставить его к любому другому предмету, который следует привести в надлежащий, благополучный вид, обработать до приемлемого состояния, наделить высшими качествами — будет несуразица. Приготовить к употреблению, придать необходимую форму и содержание, то есть возделать можно только землю. Синоним — воскресить, то есть возжечь жизненные силы, плодородие, о чем и говорит знак «3», знак огня, но земного, принятого от солнца. (Но слово «воскрешение» имеет более универсальный смысл.) Однако без рук пахаря-аратая, не способного гореть и давать жизнь семени. Знания наших пращуров о Земле и ее взаимодействии с Солнцем потрясающие. Вообще знак-звук «3», а еще в совокупности с А (АЗ) — это такое же зажигающее начало, придающее слову искру, огненное семя, как и РАЗ. Слово зараза появилось во времена гонения крамольников. Вслушайтесь в это говорящее звучание! Заразить — возжечь земной огонь бога Раза. РАЗ — огонь божественный, освещающий, наполняющий пламенем любое слово и дело, ЗА — отраженный, и применяется исключительно для дел земных. Человек, люд, получивший свет и огонь прави, воплощает его в яви, поэтому мы и внуки Даждьбожьи, то есть по образу и подобию деда своего способны зажигать жизнь во всем, к чему ни прикоснемся.
И любовь заразна, не зря несет начальный слогокорень, означающий божественный отраженный свет. Философы, определяющие смысл этого слова, могли не изощряться в словоблудии (так на Руси называли эту науку), написать коротко и доходчиво — заразное заболевание разума...
Разве нет? Разве сейчас у матерей не отнимают детей, вменяя в вину излишнюю любовь к чаду своему? Поэтому и любовь — секс. Товарно-де- нежный принцип существования уже оцифровал отношения между мужским и женским началами. Теперь в дело вступила ювенальная юстиция, созданная для того, чтобы давить, выжигать дикие побеги любви между детьми и родителями. Так ему, безумному миру, проще, дешевле сводить все и даже чувства к обезличенному продукту потребления, открывается возможность продавать его с одним лейблом по всему миру. Слышите отзвук идей коммунарского прошлого? Когда женщины были общие, дети общие, потому воспитанные в специальных приютах.
Нет, они, эти идеи, еще долго будут витать в нашем пространстве, иное дело — всякий раз рядиться в новые, неузнаваемые одежды...
Но от утопических пристрастий сильных мира сего вернемся к земным чувствам, к вожделению. Как и в слове «возделать», здесь ясно слышимо две детали: ВО, как путь проникновения, как дверь в сокровищницу (Воображение — вход в образ, но соображение — совокупление с образом), и известный нам знак небесного огня «Ж». Однако делить и делать — совершенно разные слова, несмотря на созвучие. В выражении «вожделенное счастье» слово «делить» прорисовывается совершенно четко, подкрепляясь еще и счастьем, которое само суть часть поделенного. То есть человеку досталась некая заветная, страстно желаемая доля далеко не обязательно сексуального характера. Мы же испытываем это ощущение от многих вещей и явлений, не связанных с личной жизнью, поэтому уточняем: семейное счастье, охотничье счастье (удача), ратное счастье (жив остался) и т.д. Но все они могут быть вожделенными.