Сошел с ума
Шрифт:
С крыльца Прасковья Тарасовна тщетно пыталась их урезонить:
— Мальчики, зачем так поздно? Все уже полегли. Приезжайте лучше завтра.
— Ах ты, стерва старая! — заревел один из громил и потянулся, чтобы сдернуть ее с крыльца. Прасковья Тарасовна отступила в дом, но дверь не прикрыла. Антону удалось на минутку утихомирить раздухарившихся друганов. Он вполне трезво, хотя и громко, объяснил:
— Ты, бабка, врубайся скорее: я не за кем-нибудь, за женой приехал. За Катькой. Тащи сюда, иначе беда будет.
Я обернулся к Полине:
— Зятек прибыл. Приключений ищет.
—
— Трое.
— Бедные ребята. Уговори уйти, пока не поздно. Может, тебя послушают.
— Кого они послушают!.. Это же ларечники.
Полина нашарила около себя халатик.
— Вот незадача. Как бы Эдуард их не покалечил. Не любит он, когда среди ночи будят.
Тем временем шумная ватага всех переполошила. Из флигелька, потягиваясь, в одной майке вышел Витек, а из окна сверху, прямо надо мной, свесилась Лизетта.
— Тетушка Прасковья, — окликнула она, — можно, я их водой оболью?
— Нельзя, — ответила Прасковья. — Это хорошие мальчики. Они сами уйдут.
Один из хороших мальчиков, задрав голову, гаркнул:
— Спускайся к нам, сикушка! Хоровуху устроим.
К ним подошел Витек, что-то начал говорить, но что, я не услышал. Видно, уговаривал отчалить добром. Нарвался, конечно, на грубость. Его послали на три буквы, сопроводив напутствие непристойными жестами.
— Давно тебя, дяденька, не брили? Счас сделаем.
Витек равнодушно пожал плечами и поднялся на крыльцо. Я знал, что он любит в одиночестве погонять чаек на кухне. Похоже, туда и направился, оценив обстановку как комическую. Не такой был человек, чтобы участвовать в какой бы то ни было клоунаде.
— Ставлю ультиматум, — грозно предупредил Антон. — Либо, бабка, зовешь немедленно жену, либо всю домину разнесем по кирпичику.
Мне было его жалко, в угаре бедолага не понимал, на что нарывается, но в то же время жгло любопытство: как поступит в щекотливой ситуации дочь. Наверняка давно проснулась, если предположить, что спала, дочитав очередную главу «Вешних вод».
Пока ребятам больше всего досаждал своим лаем и наскоками Нурек, и наконец один из них изловчился и поддел его ногой. Визжа, песик улетел в кусты. В ту же секунду на крыльцо вышел сам Трубецкой. Я чуть ли не весь сполз с подоконника, чтобы лучше видеть. Он был в халате, с сигаретой в зубах, сонно потягивался.
— Зачем же собаку бить, — укорил. — Она ни в чем не виновата… Кто из вас Антон?
— Я! — Антон выступил вперед, но в его тоне не было прежнего азарта. На всех троих появление Трубецкого произвело успокаивающее воздействие, словно на них опрокинулось ведро воды, обещанное Лизой. Полина крепче прижалась к моему боку, странно вздохнула: «Несмышленый мальчик у Кати. Но хорош собой».
— Ага, — сказал Трубецкой, — и чего же ты хочешь?
— Отдай Катю! Она моя жена.
— Нет, не отдам, — грустно сообщил Трубецкой. — Какая же она тебе жена, если ты ее не удержал?
— Врешь! Ты ее силой увел.
— Ошибаешься, виконт. Силой женщину увести нельзя, — оглянулся назад. — Катя! Подтверди сама.
Но Катя не появилась, не хватило духу.
— Вот видишь, — заметил Трубецкой. — Ей даже не о чем с тобой говорить.
— Я убью тебя, мужик! — это были слова
— Мысль правильная, — одобрил и Трубецкой, — но из другой оперы. Ты, паренек, вряд ли способен убить даже мышь. Ступай домой, отоспись как следует, а про Катю забудь. Она слишком хороша для тебя. Ваш брак был ошибкой. Сам подумай, разве такая женщина тебе нужна? Она любит книжки, музыку, плачет по пустякам, но вряд ли ты пристроишь ее за прилавком. Иди, проспись, сынок, завтра все будет по-другому.
Палаточники по знаку Антона кинулись на Трубецкого всем скопом, а сшибал он их с крыльца поодиночке, как кегли. Это не составило ему большого труда он и сигареты изо рта не выпустил. Кхе! Кхе! Кхе! — и все трое очутились на земле, но в разных позах. Больше всех не повезло громиле, который заманивал Лизу на хоровуху. Пинок угодил ему в левое плечо, в воздухе его развернуло и пригвоздило кобчиком на каменную ступеньку. Вдобавок подкравшийся из кустов Нурек тяпнул его за руку, отчего бедолага заверещал, словно ему ее ампутировали. Трубецкой отдал команду «Отрыщь!» — и Нурек послушно скрылся опять в кустах. Антон почти не пострадал, приземлившись на карачки. С крыльца спустился водитель Витек и, почесывая грудь, направился в свой флигелек, обойдя копошившихся на земле налетчиков с такой осторожностью, словно это была куча дерьма.
— Думаешь, твоя взяла?! — плаксиво, но трагически спросил Антон, кое-как укрепившись на ногах.
— Моя всегда будет брать, — уверил Трубецкой. — Достаточно с вас, ребятки, повеселились и хватит. Ступайте домой, пока я не рассердился. Вы же всем спать мешаете.
И тут из дома вылетела Катя. С распущенными волосами, в короткой ночной рубашке. Бросилась к Антону, но он отстранил ее суровой рукой:
— Вон ты какая змеища! Значит, продалась этому гаду? Богатенький, да?!
— Нет, Антоша, нет родной, никому я не продавалась!
— Тогда поедем домой?
— Не могу.
— Почему?
— Я же по телефону все объяснила.
— Скажи еще раз. Пусть братаны услышат.
— Я люблю этого человека, Антон!
У меня схватило сердце, как при стенокардии. Полина погладила мою руку. Внизу укушенный громила посоветовал:
— Врежь ей, Тоник! Дай по сопатке. Дави ее, сучку!
Трубецкой спустился на одну ступеньку. Полина резко окликнула:
— Не смей, Эдик! Прошу тебя!
Он поднял голову, улыбнулся:
— Ночное представление, и все зрители на своих местах. Лизок, хочешь размяться?
— Не стоит, Эдуард Всеволодович. Пусть уходят. Мальчишки же совсем.
— Будь по-вашему… Катя, домой!
Катенька дернулась, как от тока, повернулась и пошла к своему хозяину. Трое парней тупо глядели ей вслед.
— Катя, — попытался задержать ее Антон. — Подумай! Если уйдешь — все кончено. Точка.
— Не позорься, будь мужчиной, — ответил за Катю Трубецкой. Мне показалось, у Антона хватит духу еще разок испытать боевую удачу, но он лишь оперся на плечо товарища. Все трое были сломлены. Развернулись и молчком двинулись к воротам. Через минуту их силуэты канули во тьму. Еще через минуту заурчал автомобильный мотор. Спектакль окончился.