Сошествие тьмы
Шрифт:
Хэмптон начал:
— Если я составляю план действий, то придется рассказать все, что...
Джек не дослушал фразу до конца.
— Вначале я задам несколько вопросов.
— Хорошо.
— Почему вы отказались помогать мне раньше?
— Я уже объяснял: испугался.
— А сейчас не боитесь?
— Даже больше, чем раньше.
— Тогда почему же хотите помочь именно сейчас?
— Я виноват, и мне стыдно за себя.
— Здесь должно быть что-то еще.
— Вообще-то вы правы. Видите ли, будучи Хунгоном, я регулярно обращаюсь к добрым богам Рады за помощью — и себе, и моим клиентам, и знакомым. Именно боги придают силу моим заклинаниям. В ответ на это я должен противостоять злу повсюду, где встречу его, в любом обличье, в том числе в лице служителей Конго и Петро. Я же сегодня уклонился от своих обязанностей, нарушил все свои обязательства перед богами.
— Если бы вы снова отказали мне в помощи... стали бы боги Рады помогать вам в дальнейшем? Или они бросили бы вас, лишили магической силы?
— Надеюсь, они бы не отказались от меня.
— Но это возможно?
— Теоретически да.
— Так что в определенной степени вы преследуете и собственные интересы? Это очень хорошо. Мне это импонирует. Так спокойнее.
Хэмптон опустил глаза, посмотрел на свой бокал, затем снова поднял взгляд на Джека:
— Я должен помочь вам еще по одной причине: ставка в этом деле оказывается куда выше, чем я думал сначала, когда указал вам на дверь. Желая сокрушить клан Карамацца, Лавелль приоткрыл Ворота Ада и выпустил группу дьявольских созданий, которые совершают убийства за него. Это сумасшедший, глупейший, болезненно горделивый шаг с его стороны, пусть даже он и считается сильнейшим Бокором. Он ведь мог вызвать дух дьявола и послать его разбираться с Карамацца. Не было необходимости открывать Ворота Ада и вызывать эти страшные существа в их физической форме. То, что он сделал, — сумасшествие! В данный момент Ворота только чуточку приоткрыты, и Лавелль держит пока ситуацию под контролем. Я чувствую это посредством осторожного использования моей собственной силы. Но в очередном приступе безумия Лавелль может раскрыть Ворота настежь — просто ради удовольствия. Или он устанет, ослабеет, и силы на другой стороне Ворот сокрушат их помимо его воли. В любом из случаев полчища чудовищ ринутся в этот мир и устроят кровавую резню, убивая честных, справедливых, достойных людей. Выживут только злые, но они очень скоро поймут, что тоже оказались в аду, только на Земле.
3
Ребекка проехала по авеню Америка почти до Центрального парка, сделала запрещенный разворот на перекрестке и опять направилась к центру города, не опасаясь машин. Кое-какой транспорт на улицах, правда, был — снегоуборочный, медпомощи, даже несколько радиотакси. Но по большей части дороги были пустынны. Везде только снег. Снежный покров достигал уже тридцати сантиметров, а метель все не унималась. Дорожной разметки не было видно даже там, где прошли снегоуборочные машины — их щетки, руки-лопаты не доходили до асфальта. Водители не обращали внимания ни на дорожные знаки, ни на светофоры, в большинстве своем залепленные снегом.
Усталость у Дэйви наконец пересилила страх. Он заснул глубоким сном на заднем сиденье.
Пенни бодрствовала, хотя глаза у нее были красными от усталости. Она стойко противилась сну, зная, что не уснет, если будет разговаривать. К тому же ей казалось, что так легче отогнать гоблинов. Она гнала от себя сон еще и потому, что, видимо, подходила к разрешению очень важного для себя вопроса.
Ребекка никак не могла понять, что у девочки на уме, и, когда Пенни добралась до этого вопроса, ее поразила проницательность ребенка.
— Тебе нравится мой папа?
Ребекка ответила не колеблясь:
— Конечно, ведь мы же напарники.
— Я хочу спросить, нравится ли он тебе больше, чем просто напарник?
— Мы с ним друзья. И он мне очень нравится.
— Больше, чем друг?
Ребекка отвела глаза от заснеженной дороги и встретила взгляд Пенни.
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Просто мне... любопытно.
Не зная, что сказать, Ребекка снова перевела взгляд на дорогу.
Пенни не отставала:
— Ну так что, больше, чем друг, да?
— А если это было бы так, ты бы очень расстроилась?
— Господи, да почему же?
— Правда?
— Ты хочешь сказать, что я была бы расстроена, думая, что ты хочешь занять место моей мамы, да?
— Ну, иногда возникает такая проблема.
— Но не со мной. Я любила маму и никогда ее не забуду, но я знаю, что она желает нам с Дэйви добра, а это возможно только в том случае, если у нас появится вторая мама, а то мы с Дэйви слишком повзрослеем и не сможем ее должным образом оценить.
Ребекка чуть не рассмеялась, услышав наивное, доброе и в то же время поразительно мудрое высказывание девочки. Но она прикусила язык и постаралась сохранить обычное выражение лица, боясь, что Пенни не правильно расценит ее смех. Девочка была очень серьезна.
— Я думаю, это будет замечательно: ты и папа. Ему кто-то нужен. Ну, ты знаешь... кто-то, кого он смог бы полюбить.
— Он очень любит вас с Дэйви. Я никогда еще не встречала отца, который бы так сильно любил своих детей и так заботился о них.
— Я это понимаю, но ему нужен кто-то, кроме нас. Девочка помолчала минуту, очевидно, над чем-то задумавшись, потом сказала:
— Как я понимаю, существует всего три типа людей. Первый — это такие дарители. Они всегда дают, дают, дают и ничего не берут взамен. Таких не очень-то много. Я думаю, что таких людей делают святыми через сто лет после их смерти. Второй тип — дарящие и берущие. Их большинство. Я тоже, по-моему, отношусь к этому типу. Ну а в самом низу, на дне, те люди, которые всю жизнь только и делают, что берут, берут, берут, а взамен ничего никогда никому не дают. Так вот, я не хочу сказать, что папа — чистый даритель, я прекрасно знаю, что он не святой, но в то же время он и не дарящий-берущий.
Он что-то среднее между двумя первыми категориями, он отдает намного больше, чем берет. Знаешь, он больше любит отдавать, а не брать. Ему нужно любить еще кого-то, кроме меня и Дэйви, потому что у него гораздо больше любви, чем только для нас.
Она вздохнула и покачала головой, выказывая расстройство и почти отчаяние.
— Я хоть что-нибудь толковое сказала?
Ребекка ответила ей:
— Ты все говорила абсолютно правильно, поразительно правильно для девочки одиннадцати лет. Ты очень верно все подметила.
— Почти двенадцатилетней, — с достоинством уточнила Пенни.
— Для своего возраста ты на редкость разумна.
— Спасибо, — серьезно ответила Пенни.
Навстречу, с пересекавшей авеню Америка улицы, вырвался бушующий поток ветра — он нес мощный снежный заряд с востока на запад. Казалось, что впереди на магистрали выросла белая стена. Ребекка сбросила скорость, включила дальний свет и осторожно проехала сквозь эту стену.
— Я люблю твоего отца.
Сказав это Пенни, она осознала вдруг, что еще не говорила этого самому Джеку. Такое признание вырвалось у нее впервые за последние двадцать лет.