Сострадание к врагу
Шрифт:
— Хорошо, я учту. Как там наши? С ними всё в порядке?
— Смотря что называть порядком. Если вы уйдете вовремя, то мы их не тронем. Прощай.
Кеша открыл глаза и понял, что до сих пор спал. Было ли это просто сном? Корпус корабля вибрировал. Корабль готовился к старту. Дверь открылась.
— Ты здесь? — спросила Йец. — Отлично. Здесь и оставайся, не путайся под ногами. Через пятнадцать минут взлетаем, если это можно так назвать. Лучше лежи и не вставай. Если для тебя это в новинку, то будешь чувствовать себя не очень хорошо. Твоя мать в соседней каюте. Какая-то она странная. По-моему, она волнуется о тебе
— Она просто стесняется своих чувств. Она всегда была такой.
— Да? Ладно. Встретимся после прыжка, если повезет.
Йец закрыла дверь.
Денисов колдовал у экранов, изредка нажимая ту или иную клавишу.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Еще раз проверяю то, что тысячу раз проверено и в проверке не нуждается.
— Волнуешься?
— Да. Может быть, это последние минуты нашей жизни. Я хотел тебя попросить. Вдруг мы больше никогда… Собственно говоря, компьютер может объявить нас мужем и женой. Прямо сейчас.
— Земляне все такие романтики?
— Я не романтик, я просто схожу с ума. Ты разве не видишь, что я схожу с ума?
— Да, вижу, — сказала она. — Но это ничего не меняет. И вообще, не тяни.
Если всё готово, то нажимай кнопку. Хочешь, я тебя просто поцелую. Несколько минут еще есть.
Минуты прошли, и он нажал кнопку.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ: БЕЗЫМЯННЫЙ МИР
Единственный экран обзора, который удалось установить за последние сутки, показывал мертвую тьму, простреленную яркими точками незнакомых звезд. Денисов колдовал над панелью компьютера, настраивая программу. Мигали разноцветные линии и время от времени замирали в трехмерной диаграмме, совершенно непонятной постороннему глазу.
— Что там? — Йец была рядом.
— Ничего хорошего.
— А точнее?
— Ориентироваться сложно. Ни одной знакомой звезды. Нас выбросило из спирального рукава. Мы сейчас где-то на границе галактического диска. Это может быть наша Галактика, а может быть и любая другая. Скоро об этом узнаем. В любом случае, еще никто из людей не забирался так далеко.
— Ну и как? Чувствуешь себя первооткрывателем?
— Издеваешься?
— Нет, я серьезно, — ответила Йец.
Денисов нажал клавишу, и диаграмма исчезла, сменившись потоком цветных линий. Потом обернулся к ней:
— Да. Откровенно говоря, да. Мы здесь первые. Приятно открывать новые земли, даже если никто и никогда о твоих открытиях не узнает.
— Даже если никаких земель поблизости нет, — уточнила Йец. — Сколько до ближайшей звезды?
— Сейчас уточню. Шестьсот световых лет! Впечатляет?
— Еще бы!
— Вот именно. Возможно, нас даже выбросило за границу Галактики. Это не просто пустота, это самая пустая во Вселенной пустота.
— Теперь ты такой же бедный бездомный, как и я, — сказала Йец. — Ты скоро поймешь, что это значит.
— Знаю. Я служил в дальнем патруле.
— Нет, я говорю не о расстоянии, а о потерянном доме. Мне до сих пор снится родина. Я мало что помню, но всё узнаю. Цвет, запах, звук. Посмотри, например, на эту авторучку. Ты ничего особенного в ней не видишь. А я любуюсь ею. Только потому, что когда-то дома я держала в руках предмет точно такого же цвета. Я не помню, что это была за вещь, но мозг реагирует на этот оттенок. Мое тело здесь, но я осталась там. И оттого, что я никогда не вернусь… От безнадежности можно опьянеть или сойти с ума. А что касается твоего предложения… Я слишком долго была в рабстве, чтобы стремиться туда снова. Когда я думаю о мужчине как о самце, меня просто тошнит. Может быть, когда-то это пройдет. И если тебя это утешит, когда я думаю о тебе, меня тошнит немного меньше. Что дальше делать будем?
Командуй, капитан.
Минут через двадцать четыре человека собрались в центральном отсеке.
— А где наши пассажиры? — спросил Денисов.
— Остались в каюте, — ответила Йец.
— Надо бы их тоже пригласить.
— Я приглашала.
— И что же?
— Выглянула эта полуголая девица и сказала, что в данный момент они пытаются сделать ребенка. Им не до нас. Надо же, какие счастливые. Просто кролики какие-то.
— Значит, обстановка такова, — начал Денисов. — Нас выбросило за пределы галактического диска. До ближайшего рукава семнадцать тысяч световых лет. До ближайшей звезды — всего шестьсот. Это значит, что если мы будем лететь с максимальной скоростью, то достигнем ее через сорок пять миллионов лет. То есть двигаться в обычном пространстве бессмысленно. С другой стороны, любой прыжок, если он не будет рассчитан абсолютно точно, отбросит нас еще дальше. Намного дальше. А дальше — только смерть. Рассчитать прыжок мы не можем, потому что вокруг нет ни одной знакомой звезды, которую можно использовать как ориентир. Еды нам хватит на неделю. Если распределить всё это на микроскопические порции, то последний из нас умрет через шесть месяцев.
Все молчали. Йец нервным движением скручивала и раскручивала ручку, ту самую, которая напоминала ей о доме.
— Может быть, нам подвернется какая-нибудь случайная планетка? — неуверенно спросил Кеша.
— Случайных планет в космосе не бывает. Вероятность — примерно одна стомиллиардная доля процента. Вселенная состоит из пустоты, кое-где в ней плавают песчинки галактик.
— А если использовать синхронизированный сон?
— Все семь аппаратов разрушены.
— Отремонтировать?
— Не в наших условиях. К тому же в этом нет смысла.
— То есть мы уже в могиле? — спросила Йец. — Можно шить саван? А белой материи у нас хватит на всех?
— Хватит. Но есть одна вещица, которая, надеюсь, нам поможет.
— Какая?
— Вот эта.
Он поставил на стол полупрозрачный кубик с изображением клавиш и символами неизвестного алфавита.
— У нас с тобой есть еще один шанс, — Рита нежно заглянула в глаза любимого.
— Шанс на что? — не понял робот.
— На продолжение отношений. На то, чтобы продолжить игру в любовь. Я же тебя так люблю!
— Но я не хочу продолжать.
— Это нормально, это тоже входит в правила. Всегда наступает такой момент, когда, как бы это сказать, возлюбленные осточертевают друг другу. Но игра не прекращается в этой фазе. Обычно они мирятся и пытаются завести ребенка.
— Но мы не можем завести ребенка.
— Почему?
— Мы по-разному устроены.
— Но ты ведь такой сильный. Ты так много можешь. Ты настоящий мужчина. Не может быть, чтобы такой мужик не мог завести детей. Когда ты сжимаешь меня в объятиях, я млею от счастья. Я думаю, что ребенок получится.