Состязание. Странствие
Шрифт:
Вот в чем силен Амундсен. Он умеет битьем заставить собаку работать. Его упряжка самая слабая. Он замыкает группу. То и дело отстает, так что остальные вынуждены ждать. Может быть, его собаки сдают потому, что каюра уже не хватает на то, чтобы протиснуться в свору, погладить псиную морду, потрепать загривок, словом, быть для своих собак другом, пусть и строгим. Забудь о нервах… Он непреклонен и тверд — каюр, который гонит упряжку вперед наперекор бурану.
После он скажет — и мы верим ему, — что это было все равно, как если бы он избивал самого себя. Рассказывая об этом годы спустя, он употребит слова, которые на довольно холодном общем фоне изложения звучат сочувственно. Возможно, отчасти здесь следует искать объяснение того, что с годами он становится более грубым, крутым и жестким, утрачивает благородные черты и порой ему изменяет вкус.
Минус сорок семь. Они забираются в палатку. Собаки зарываются в снег. Промокшие насквозь, они погрызли вяленую рыбу и глотнули снега, наполняя внутренности холодной жидкостью. Буран укрывает их белым одеялом.
Но в палатке температура поднимается. Здесь всего минус двадцать пять. А затем и минус пятнадцать. Становится чуть ли не тепло. Однако потную одежду приходится сушить на себе, и пальцы все равно коченеют. Примус гудит. Кто-то задевает его сапогом. Примус опрокидывается и гаснет. Снова разжигать. Снова растапливать снег, снова ждать. И люди в палатке отворачиваются друг от друга, чтобы не броситься на соседа и не рвать ему жилы на шее клыками, сверкающими белизной в сумраке палатки.
Наконец горячий чай. Наконец еда. И кусок шоколада. Злой комок под ложечкой рассасывается, уйдя вглубь, на смену ему приходит добродушие. И вот уже он, разгладив хмурые складки, изображает на лице веселость. Сняв рукавицы, делает записи в дневнике. Скрупулезно фиксирует все наблюдения. Беседует со своими людьми. Ухитряется всех похвалить, никого не обидев. Не лишен чувства юмора (кое-кого это удивляет), ведет себя как друг в кругу друзей, оставаясь руководителем.
А теперь, прежде чем ложиться спать, надо выйти. И лучше сейчас, чем потом. Тут он мастер. При минус сорока пяти выраженная вслух досада, тяжелый вздох, кислая мина превратят всю процедуру в мучение. А ты выдай остроту, желательно сальную, здесь все мужчины, вызови смех на себя. Это он умеет. Выбирается наружу. Залезает обратно. Доволен. Следом и остальные выходят и возвращаются. И все довольны в эту минуту.
Сон при температуре около минус пяти. Дыхание людей нагревает воздух в палатке. За ночь буран стихает. На другой день градусник показывает всего минус тридцать пять. Образовался твердый наст, который выдерживает собак, однако люди и сани проваливаются.
Из-за этого ломается ритм движения. Тяжелые сани с трехсоткилограммовым грузом то и дело врезаются в снег одним полозом. И поднимай их, крича на собак; кнутом размахивать, когда поднимаешь сани, невозможно. Требуется помощь товарищей, и вот уже весь караван стоит. Они убеждаются в том, что им и так известно: самый сильный из них — Ялмар Юхансен.
Ну и что из того?
Или это все же играет какую-то роль?
Он неразговорчив, силен и опытен; единственный, кроме начальника экспедиции, у кого есть задатки руководителя.
Местность пошла ровная, гладкая, с небольшим набором высоты, видимости никакой — снежные заряды, клочья тумана и все кругом белым-бело.
Ни одной трещины.
Внезапно три собаки проваливаются в расселину сквозь снег.
Они отчаянно воют, вися на постромках. Оставшиеся наверху упираются лапами, не давая бедолагам падать дальше. Но снег здесь скользкий, и лапы медленно, сантиметр за сантиметром, приближаются к трещине. Подходит Ялмар Юхансен. Могучим рывком он вытаскивает наверх провалившуюся троицу. Край снежного покрова в том месте, где он только что стоял, обламывается. И летит вниз, в бездну.
Итак, они вошли в зону больших трещин. Престрюд, который и на этот раз поставлен направляющим, обвязывается для страховки веревкой. Другой конец ее крепится за ремни первой упряжки. Правда, веревка тормозит Престрюда. К тому же собаки все время ловят ее зубами. Они проголодались, так и норовят отхватить кусок. Приходится сращивать веревку. Осыпая бранью собак — заодно и направляющего, которому усталость и вьюга мешают выдерживать заданный курс. Всякий раз, когда его ведет в сторону, собакам удобнее ловить веревку. И сращивай опять — снова и снова. Без рукавиц. При минус сорока.
Дойдя до восемьдесят первой параллели, они находят место для склада. Отсюда Бьоланд, Хассель и Стюбберюд вернутся, а остальные пойдут дальше, к восемьдесят второму градусу. Так предусмотрено тщательно разработанным планом. Меньше людей на следующем этапе — меньше уйдет провианта для них и собак. Делить группу на две части рискованно, но есть и свои преимущества. След тех, кто первым пойдет обратно, может пригодиться остальным, если его не заметет бураном.
Упряжки тоже надо делить. Задача не простая. Лучшие собаки должны быть у тех, кто продолжит путь на юг. Всем ясно, что это увеличивает смертельный риск для возвращающихся первыми. И только одного не останавливает эта мысль. Он тверд, как скала, и распределяет собак, руководствуясь холодным расчетом. В такие минуты у него надменное лицо. Затем они прощаются.
При сорокапятиградусном морозе на восемьдесят первой параллели прощаться тоже надо уметь. Это следует делать быстро. Особенно размышлять некогда. Хотя кое-какие мысли напрашиваются. Еще вчера и сегодня с утра на душе копилась неприязнь, зрели и срывались с дрожащих губ злые слова. Сейчас они неуместны. Ведь замерзни мы в этом краю — наши трупы лежали бы в одной палатке.
— Пока!
— Пока!
— Привет «Фрамхейму»!
Пять человек продолжают путь на юг.
Им надо дойти до восемьдесят второй параллели и забросить туда тюленину, пеммикан и бидоны с керосином. Они справляются с задачей — почти. Выбившись из сил, падает одна собака. Ее добивают обухом топора. Тушу кладут на сани. Вечером она твердая, как лед. Вистинг разрубает ее на части. Бросает куски вместе с шерстью остальным псам. Они пожирают все.
Между тем мороз сказывается уже и на людях. Поубавилось сил, и выдержка не та, что была на старте. У них недостает терпения дождаться, когда вода вскипит. Пьют теплый чай, расплескивая его дрожащими руками. Сидя в спальных мешках, заранее представляют себе, как будут зябнуть всю долгую ночь.
В это время Ялмар Юхансен вспоминает:
— Мы с Нансеном спали в одном мешке…
И сразу он здесь, перед ними — великан Норвегии. Его товарищ по зимовке на Земле Франца-Иосифа уязвил начальника экспедиции. Десятки тысяч километров отделяют их от Нансена и его полярного маршрута. Но тень великого метра падает на лицо человека, который не желает уступать ему в величии. Остальным сразу понятно, что два человека в одном спальном мешке — это больше тепла, больше товарищества и близости. Но и спрос с каждого больше. Когда один захочет повернуться, не разбудит ли он другого? Зато тепло — главное, тепло!
Юхансен:
— Это помогло нам выжить. Амундсен:
— Двое в мешке не для всех подходит.
— Не для всех?
— Не всем доставит удовольствие спать вместе.
— Удовольствие спать вместе?..
Снаружи бушует непогода. В палатке воцаряется мертвая тишина.
Юхансен курильщик. Он достает табак. Раскуривает трубку. Руки его чуть дрожат. Может быть, это от холода.
— Ты хочешь сказать, что нам доставляло удовольствие?..
Он изменяет тон, делает его резче под маской холодной вежливости: