Состязание. Странствие

Хейердал Тур

Они отрыли целую сеть ходов и помещений под «Фрамхеймом». Там разместились склады, мастерские, баня. Торжество человека над бурями и снеговой пустыней. Архитектурный ансамбль из льда — и лишь изредка их посещает тревога: «А вдруг лед расколется и нас унесет в море?..» Каждый день начальник экспедиции совершает обход. Им это не по душе. Он умеет двигаться бесшумно. И не услышишь, как появился. Держится приветливо, но с холодком, пришел и глядит. Глаза глубокие, темные, улыбчивые — с виду. За улыбкой прячется подозрительность.

Люди, которых он взял с собой сюда, на полярный материк, словно созданы для работы подо льдом. Лыжник из Телемарка устроил себе столярную мастерскую, где он разбирает сани

и обстругивает рубанком каждую часть, чтобы была тоньше и легче. Улав Бьоланд знает: от этой работы зависит, быть ли им первыми на полюсе. Сани массивны, весят семьдесят пять килограммов. Его задача — уменьшить вес без ущерба для прочности. У него ладные мужские руки, с деревом хорошо знакомы. Он явно не торопится. Вертит в руках полоз, изучая его, поворачивает так и этак, бракует, сердито отбрасывает в сторону. Решает все-таки помиловать, поминает недобрым словом столяра, который его изготовил, удрученно вздыхает, дышит на пальцы — в ледяной каморке минус двадцать, а работать надо без рукавиц. Свет большой лампы отражают тысячи кристалликов льда. В этом одно из его затруднений: свет падает на изделие под разными углами. Прежде чем приступить к работе, следует наточить лезвие. У него хороший глазомер. Он знает, что в этом деле он спец. При желании вполне может облапошить начальника. Взвесить сани на безмене и хвастливо заявить, что вес их убавился наполовину, а то и больше. Но торос не облапошишь. И никуда не уйдешь от износа на тысячекилометровом пути к точке на карте, где не ступала нога человека. Сани должны выдержать испытание.

Так что ему не до мыслей о зимнем мраке наверху, о море внизу, о непрочности льда, который способен расколоться однажды ночью и унести «Фрамхейм» в океан. Если ему не спится порой, то лишь оттого, что не дает покоя какой-то полоз. Его надо строгать именно так, а не иначе. Бьоланд действует поэтапно. Экспериментируя с одними санями, уменьшает их вес сперва до пятидесяти килограммов, потом до тридцати. Повозившись еще, — до двадцати двух. Теперь сани изящны, как ивовый прут, стройны, как молодая голая женщина, прямее любого новобранца на плацу, но все равно гибкие — главное, гибкие. И крепкие. Он прыгает на них. Кладет сани на два ящика и вскакивает на них. Ящики ломаются. Кладет на полозья груз, многократно превосходящий вес, который сани понесут на юг. Полозья выдерживают.

Можно браться за дело всерьез. До сих пор он экспериментировал. Того, что сделает теперь, уже не переделаешь. Сани, которые он обстругает, отправятся в далекий путь.

Дышит на руки. Минус двадцать один. И тут заходит начальник экспедиции.

Это слабое место начальника, он не может не зайти. Он не скупится на похвалу людям и их сноровке. Но за его словами кроется подозрительность, и они ощущают ее в своих ледяных каморках. Парень из Телемарка лучше других переносит это испытание. В нем есть что-то от неприступности хвойного бора. Силен как медведь, широк в плечах, неразговорчив, себе на уме. Начальник в мягких кожаных туфлях бредет дальше.

В одном из коридоров, где, кроме него, никого нет, начальник экспедиции вдруг может начать подпрыгивать. Он не хочет, чтобы его люди это видели. И не надо, чтобы слышали и стали спрашивать себя, что это он делает. Чего доброго, посеешь зерно тревоги. Однажды ночью оно вдруг прорастет, и человек вскочит с диким криком, ощутив себя узником в камере ледяной тюрьмы. Вверху над ним — буран, кругом — великая пустыня, податься некуда. Но еще страшнее мысль: «Кажется, лед раскалывается?.. Нас уносит в море?.. Мы разбили лагерь здесь, чтобы быть на сто километров ближе к полюсу?» И дикий, отчаянный, безудержный вопль. Амундсену уже доводилось его слышать. А потому никто не должен видеть, как он прыгает.

Дурацкая затея. Если лед расколется, это произойдет

внезапно. Сколько ни прыгай, словно блоха, ничего не узнаешь. И все же после прыжков ему как-то легче дышится. Опора под ногами крепкая, как скала. Он знает, что занимается самообманом. Позволяет себе ухмыльнуться. Но все-таки на душе легче.

До поры, до времени.

Выйти наверх и прислушаться — как ведет себя море?

Об этом никто не должен знать.

В этой каморке орудует рубанком Стюбберюд. Его задача — облегчить ящики для провианта. Они сколочены из свилеватых досок. Ящики — одно из слабых мест снаряжения. Они слишком тяжелы. Человек, который собирал «Фрамхейм» в Оппегорде, потом разобрал его и вновь собрал здесь, в Антарктиде, прилежно работает рубанком; большой фантазии тут не нужно, только квалификация. Рубанком стесывает упрямую древесину миллиметр за миллиметром. Теперь ящики годятся для дела.

А вот и ледяной закуток, где в тропической жаре — плюс десять — сидит человек с швейной машиной. Он обогревает свое помещение примусом. Влага от тающего льда собирается в мисках, расставленных по краям подвешенного к потолку брезента. Портного зовут Оскар Вистинг. Он мастер на все руки и наиболее близкий Амундсену человек. Пожалуй, единственный, кого начальник экспедиции может назвать своим другом. Вистинг перешивает палатки и одежду, он знает, какой шов самый надежный. И он начисто лишен лидерских задатков, а потому — идеальный спутник большого лидера.

Начальник экспедиции заходит и к Ялмару Юхансену. В каморке в толще льда встречаются два нестандартных человека. На людях они могут демонстрировать обоюдную вежливость. Юхансен намеренно употребляет при обращении слово «господин» с оттенком иронии. Амундсен говорит с ним чуть суше, чем с остальными, подчеркивая свой начальнический статус. Наедине, с глазу на глаз, они Далеко не так сдержанны. Вообще-то они могли бы относиться друг к другу с взаимным уважением. Оба — первачи по натуре. Первачи способны ненавидеть. Способны также чувствовать, что у них больше общего, чем у большинства. Но хватит ли одному духу сказать об этом другому? Способен ли начальник сделать первый шаг? А если подчиненный откажет ему в дружбе? Готов ли Юхансен, подписав обезличивающий его контракт, шагнуть навстречу начальнику с риском получить отпор? Полярная пустыня — не то место, где можно позволять себе проигрыш. Ты обязан держать оборону. Против бурана, против всех, против самого себя.

Непросто это — здесь, в толще льда, встречаться один на один. Помещение просторное, а двум парам глаз тесно. Юхансен занят укладкой провианта. В этом — как и во всем прочем — он мастер. Не ему ли национальный герой Норвегии Фридтьоф Нансен обязан своим спасением и благополучным возвращением домой? Спасителя тоже чествовали. Так, может быть, он здесь истинный первач?.. Возможно, он знает ответ. Однако предпочитает молчать об этом — легко возбудимый, мрачный, непростой человек с горечью в душе. Он умеет укладывать провиант. Не оставляет ни малейших пустот. Размещает упаковки так, чтобы не болтались, не тряслись, занимали возможно меньше места. Допустим, это само по себе несложно. Но он обладает еще великим умением все укладывать так, чтобы нужную упаковку было легко извлечь, не нарушая порядка, и так же просто вернуть на место.

Это наука, которую не почерпнешь ни из каких инструкций. Руки сами все знают — и применяют свое знание в ту минуту, когда бесшумно входит начальник экспедиции.

Сюда не проникает гул бушующих наверху буранов.

И только частое дыхание двух людей нарушает полную тишину.

— Ну как, все в порядке?..

Начальник не наделен богатым воображением. Ему не дано находить забавные, оригинальные реплики, способные смягчить собеседника.

— А что, кто-нибудь сомневается?..