Сотник
Шрифт:
– А там, ты думаешь, там все это окажется не на виду?
– Можно поставить там и печку, дабы отжигать железо. Вот и объяснение будет.
– А чего любопытных не пускаешь?
– Так я вообще их никуда не пускаю. Тут и жар, и зашибить могут.
Андрей задумался.
Еще стройка. Еще возня. Еще проблемы.
Хотя, конечно, преимущества немалые. Но и риски. Это ведь если кто важный спросит – ну печь и печь. Крицу жгли из руды. Или еще что-то подобное делали. Визуально-то похоже. Ну… отдаленно. А если в крепости печь будет стоять и пожалует тот же Царь, да задаст вопрос
– Давай пока так, – произнес Андрей после раздумий. – А по весне пристройку к кузне ставить будем. Сейчас не до нее. Сам видишь сколько дел. Нам нужно срочно получить металл и сделать из него брони добрые. Ежели сейчас затеем стройку – тебя сильно притормозим.
– Не сильно-то и притормозим, – почесав затылок, возразил Илья. – Я ведь сюда бегать не стану.
– Притормозим, – произнес куда более твердым голосом Андрей. – Сюда может бегать и сын твой с одним посвященным помощником. Да так, чтобы сколько-то человек крутилось неподалеку, но не подглядывало. Они же и станут все приносить. А ты в кузнице будешь делами заправлять. В конце концов не так уж и много там крицы да лома нужно переплавить. До снега управитесь. А потом нужды в печке этой и не будет. Куда с ней спешить?
– Ну если так.
– Так. Именно что так. А в крепости ведь нужно все поставить по уму. И стенки крепкие, чтобы постоянно не обваливались. А там кирпичи нужны стойкие к огню, а не простые. И трубу вывести, чтобы тяга была и дутье получалось сильнее по естеству, а не по усилию. И меха добрый сделать. И многое другое. Не говоря уже про коморку. Много времени и сил они займут. И не все получится быстро сделать. Разумеешь?
– Тебе виднее хозяин. Я-то хотел все это как есть и поставить там.
– Как есть нет смысла. Это, – указал Андрей на печь, – временное решение. Просто потому, что мне больно смотреть на то, как люди, служащие мне, изнуренно долбят молотами. Тяжелый, пустой труд. На самом деле, если знающие увидят эту городуху – засмеют. Посему в крепости если и делать, то сразу по уму.
– Засмеют? О! Вот те крест – ковали за знания эти и душу продадут, и близких своих заложат! – возмутился Илья. – А ты говоришь, засмеют.
– Те, кто разумеют – засмеют, – все равно настаивал на своем Андрей. – Ибо то, что мы тут нагородили – древность древняя. Так еще до рождения Христа в Индии железо пекли. Ныне то, понятно, многое устроили по уму.
– А мы отчего сие не ведаем?
– Так только очень немногие семьи кузнечные о том ведают, да и те обитают в землях магометанских. И берегут сию тайну как зеницу ока. Уже тысячу лет берегут, а до них другие стерегли.
– Откуда же ты о ней прознал?
– Ты хочешь, чтобы я тебе ответ просто придумал или соврал что-нибудь интересное? – усмехнулся парень.
Илья вяло улыбнулся, но промолчал. По нему было видно – любопытно, безумно любопытно. Но настаивать не хочет. А сынок его возьми да ляпни:
– Неужто на сковородках адских можно болтать? Боль же. Ужас. Страх. Ни словом обмолвится, ни вздохнуть. Одна сплошная пытка. Отец Афанасий так сказывал.
– А он там был? – усмехнувшись, спросил Андрей.
– Где?
– Ну где эти сковородки стоят.
– Да откуда? Он же жив. – произнес сынок да осекся, глядя на улыбающееся лицо Андрея. – Но боль. Разве можно привыкнуть к тому, что тебя жгут раскаленным железом?
– Глупости это. К любой боли можно привыкнут, – нехотя ответил Андрей и замолчал, не желая развивать тему. Но сын кузнеца не успокаивался…
– А что потом?
– Что потом?
– Когда к боли привыкнешь.
– Вот тебе по нежной юности тяжко было к горну подходить от жары?
– А то как же!
– А теперь?
– Да ничего.
– Вот и ответ на твой вопрос.
– Но ведь тогда получается, что горение в аду не может быть вечным мучением.
– А кто тебе сказал, что в аду это главное мучение? – нехотя ответил парень.
– Ну…
– А аду нет запертых дверей. Но никто оттуда не уходит. Ибо совесть, нередко бессильная тут – там обладает безграничной властью. И наказание твое не в том, чтобы гореть, а в том, что ты раз за разом умираешь от страшных, обостренных мук совести за совершенные дела. Умираешь, а умереть не можешь. И деться никуда не можешь. – произнес Андрей, вспомнив очень понравившуюся ему концепцию из сериала «Люцифер».
– А как же дьявол? Разве он не борется с Господом нашим за наши души? Разве не истязает нас на потеху своей черной души?
– Господь наш Всемогущ. А это значит, что дьявол супротив него – ничто. Иное говорить – оскорблять Всевышнего, сомневаясь в его всемогуществе. Нет, дьявол просто присматривает за адом. Считай управляющий или приказчик. Поганая работенка, на которую ее туда самого упекли в наказание за бунт. Поверь – смотреть из века в век на корчащихся в муках совести людей удовольствие отвратительное. И само по себе та еще пытка. Не забывай – он ведь ангел. И хоть взбунтовался супротив отца, но нутро-то свое никуда не дел. – продолжал он рассказывать им сериальную концепцию.
– А черти?
– А что черти?
– Ну они ведь охотятся за нашими душами!
– Да кому они нужны? – фыркнул Андрей.
– Но…
– Хватит, – произнес молодой вотчинник, подняв руку. – Я не хочу об этом более говорить. И вы о том, что я вам сказал, не болтайте.
Все четверо энергично закивали, но по лицам было видно – этот секрет они разболтают. Уже сегодня вечером и разболтают. О том, что их хозяин много всего знает, оттого что в аду, сидя на сковородках беседовал с другими грешниками. И оставалось только гадать – через сколько дней, край недель, его слова в той или иной форме дойдут до отца Афанасия… или даже до Царя.
Глупо. Он опять фигню сболтнул.
Видимо все эти вопросы, связанные с организацией и обучением, совершенно ему всю голову забили, из-за чего он снова стал жестко промахиваться. Он ведь по сути забыл, что разговаривает с аборигенами XVI века. А зря… очень зря…
Глава 5
1554 год, 21 сентября, Рим
– Кто там? – устало спросил Игнатий Лойола, подняв глаза на секретаря, слишком поспешно вошедшего к нему.