Сотник
Шрифт:
Второй способ надежнее. И нашел бы немалый отклик у многих. Андрей был уверен – многие сталкивались с этой головной болью. Но чтобы придумать все это Андрею пришлось бы прыгнуть выше своей головы. Не математик он по образованию. Знал, конечно, умел, понимал. Но не до такой степи и не так хорошо, чтобы что-то там изобретать. Вот пользоваться готовым – пожалуйста.
Первый же способ – это очередной вызов традиции. Комплексный. Начиная с того, что цифры пришлось бы записывать по-арабски, так как сохранять буквенную запись с новым наполнением лишь плодить путаницу. А это новая волна вопросов к нему, которых и так уже был вагон и маленькая тележка. Ибо такой способ
Голова Андрея пухла.
День за днем. Из часа в час. Так как он понимал – времени мало и нужно успеть, желательно еще вчера. Ибо как сложится следующий год – Бог весть. Планы Царя в сочетании с волнениями в Москве выходили за рамки оригинальной истории. Так что надеяться на воспоминания он в таких делах не мог. И был вынужден спешить, готовя подушку благополучия для своего с Марфой сына. А то, мало ли с ним что-то случится?
И чтобы не свихнуться от достаточно специфичной работы, Андрей пытался отвлечься на более привычные, понятные и приятные вещи. На вещи, которые он изучал в процессе подготовке к отправке в прошлое. В частности – на технологии…
– Здесь и сейчас я хочу, чтобы вы поклялись своими бессмертными душами молчать, – произнес Андрей, глядя на кузнеца-Илью, его сына и двух доверенных учеников. – Сие есть тайна великая, мало кому доступная.
– Клянемся, – хором произнесли они.
– Не так, – возразил Андрей и начал медленно и торжественно произносить придуманные им слова клятвы. Весьма и весьма страшной для местных жителей, так как ее нарушение под пыткой ли или иначе влекло за собой проклятие души и вечное ее страдание в аду.
Они повторяли.
Это пугало и завораживало. Ведь для парня эта клятва была не более чем высокопарной болтовней. Для них же – все выглядело куда серьезнее. Для них все, что они повторяли было реально, материально и крайне важно. Но они говорили. Хотя с чем конкретно был связан этот металлургический секрет – не ведали.
Одной из главных технологических проблем кузнечного производства вотчины было сырье. Потому что металл выплавляли в крицах – пористых кусках железа, крепко перемешанных со шлаком. И чтобы превратить их в сырье требовалось эти самые крицы перековывать и перековывать десятки раз, буквально выбивая из них вкрапления шлака. Из-за чего даже килограмм сырья требовал очень многих человеко-часов тяжелого труда и огромное количества угля.
Низкокачественный металл и отличался в первую очередь низкой степенью очистки от шлака. А как же вкрапления серы и фосфора? О! Это тоже беда и немалая. Но по сравнению со шлаком – сущая мелочь. Ибо и фосфористое железо можно было найти, куда применить. А вот то, которое буквально рассыпалось у вас в руках из-за обилия шлаков и прочих неоднородностей в дело не пустишь.
Андрей ранее покупал не крицу, а дешевый лом, вроде сломанных топоров. Их, как правило, изготавливали из грязного металла с приличным содержанием шлака, ставя кусочек хорошего только на лезвие. Вваривая его кузнечной сваркой. Но степень его очистки была очень неплоха по сравнению с крицей, поэтому оставалось не так много перековок, чтобы сделать этот металл пригодный для ламеллярных пластин. Однако – это все равно требовало времени.
Сейчас же, когда парень закупил именно крицу, вопрос о получение нормального кузнечного сырья встал в полный рост. И дальнейший «секос на раскривушке» стал совершенно не уместен. Скрипа много, а толку мало. Поэтому он решил внедрить одну старинную технологию, благо, что каких-то организационных нюансов она не требовала и выполнялась все теми же людьми, что и поковка.
Речь идет о классической купольной тигельной печи, которую изобрели в свое в самом начале I тысячелетия нашей эры в Индии. Ну или несколько раньше, хоть и не сильно. Ее держали в секрете долгое время. Так что к XVI веку она все еще оставалась уникальной технологией исламского мира, недоступной в Европе.
В минимальной форме эта печь представляя собой этакий тандыр с закрытой дыркой. Внутри – столик-столбик, на который ставится тигель. Вокруг него насыпался уголь. Воздух задувался простейшими мехами снизу так, чтобы он устремлялся вверх. Выдувался он также снизу, огибая преграду. Вверху же накапливался жар, который и позволял плавить железо без каких-либо проблем, хоть и маленькими партиями.
Такую печку можно было слепить буквально из говна и палок в полевых условиях. Причем быстро. Даже кирпичи не требовались. Да, она получалась недолговечной. Да, буквально на одну или несколько плавок. Но это все равно было прорывом.
Зачем ему потребовалась эта довольно специфическая технология?
Дело в том, что если делать тигель в виде цилиндра, то при плавке материал расслаивался. Более легкий шлак всплывал, а очищенное от него железо опускалось. Вся прелесть заключалась в том, что тигли можно было использовать даже одноразовые из обычной глины. Да, они все разрушались, но на один раз их вполне хватало. А это – главное. Андрей в них еще подсыпал немного извести и мелкого речного песка, чтобы немного улучшить качества материала. Известь позволяла в процессе плавки в какой-то мере убрать примеси серы, уведя их в шлаки, а мелкий речной песок обеспечивал легкое легирование кремнием – небольшой, но приятный бонус, улучшающий качество металла.
По-прежнему достаточно остро стоял вопрос о примесях фосфора, резко повышающих хладоломкость металла. Однако объемы производства и переработки были небольшими, поэтому можно было просто выбирать крицу из проверенных мест. Да и лом Андрей покупал мягкий, обращая на это особой внимание. Пусть и сильно загрязненный шлаком, но мягкий.
Насквозь кустарная технология. Однако она позволяла экономить прорву времени и какое-то время продержать. В перспективе-то, понятное дело, нужно было ставить пусть небольшую, но домну в связке с пудлинговыми печами. Но это потом. Когда-нибудь потом. Потому что пока это выше его даже теоретических возможностей. А тут – за раз около трех-четырех килограмм хорошо, очищенного от шлака металла. И за световой день таких подходов можно было сделать от трех до пяти – в зависимости от времени года. Благодаря чему один день возни с этой купольной печью позволял получить столько же хорошего сырья из крицы, чем недели две усердной работы Ильи со всеми его помощниками и подмастерьями. Молотобоец ведь не может долбить весь день. Ему подмена нужна. Да и угля уходило раз в пятнадцать меньше. И материал не угорал в таком количестве…
– Хозяин, – осторожно спросил Илья, ближе к вечеру первого дня знакомства с технологией, – а может зря мы тут этим занялись?
– Почему?
– На виду же.
– Как на виду? От крепости нас бровка отделяет. А там – лес.
– А в лесу ежели кто увидит? Или того хуже – попытается напасть и нас прихватить в полон. Клятва-клятвой, но пытка может быть невыносимой.
– И что ты предлагаешь?
– Места это все требует немного. Мне рядом с кузней моей нужно навес пристроить. Вот там это все и поставить, отгородив от лишних глаз стенами и дверьми. Да сложить не вот такую – из земли считай, а крепко, как горн.