Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Ни в коем случае, – возразил я. – Готов прозакладывать свои штаны, что он сказал правду.
Грантхем продолжал смотреть на свои вытянутые ноги, стараясь сохранить на лице спокойное, уверенное выражение. Но кое-что из того, о чем он думал, проскальзывало в его словах.
– Конечно, я перед вами в огромном долгу за то, что вы спасли нас от...
– Ни в каком вы не в долгу. Поблагодарите солдата за то, что он плохо целился. Я прыгнул на него уже после того, как он выпустил все пули.
– Но... – Юноша смотрел на меня широко открытыми глазами, и если бы в эту минуту я достал из
Грантхем подозревает меня в наихудшем. Я уже ругал себя за ненужную откровенность. Теперь мне осталось только открыть карты.
– Слушайте, Грантхем. Большинство сведений, которые я сообщил вам и Эйнарссону о себе, – чистейшая выдумка. Меня послал сюда ваш дядя, сенатор Уолборн. Вы же должны быть в Париже. Большую часть ваших денег перевели в Белград. Сенатор заподозрил рэкет; он не знал, ведете ли вы какую-то игру сами или подпали под чье-то дурное влияние. Я поехал в Белград, удостоверился, что вы тут, и прибыл сюда, чтобы попасть в эту передрягу. Я узнал, что деньги у вас, и поговорил с вами. Именно для этого меня и нанимали. Я свое дело сделал, – если, конечно, больше ничем не могу быть вам полезен.
– Я не нуждаюсь в помощи, – проговорил юноша очень спокойно. – И все же благодарю вас. – Он поднялся и зевнул. – Возможно, я еще увижусь с вами перед тем, как вы уедете.
– Конечно. – Мне ничего не стоило придать своему голосу такое же безразличие, с каким разговаривал он: мне не приходилось, в отличие от него, скрывать ярость. – Спокойной ночи.
Я вернулся к себе в номер, лег в кровать и уснул.
Проснулся поздно и решил позавтракать в номере. Я уже съел половину завтрака, когда в дверь постучали. Полный мужчина в помятой серой форме и с широким тесаком на поясе шагнул в комнату и, отдав честь, протянул мне белый прямоугольный конверт, голодными глазами посмотрел на американские сигареты на столике, заулыбался, когда я предложил ему одну, затем снова отдал честь и вышел.
На конверте стояло мое имя, написанное мелкими, очень четкими и округлыми, но не детскими буквами. Внутри была записка, написанная тем же почерком:
Министр полиции сожалеет, что дела не позволяют ему встретиться с Вами сегодня.
После подписи «Ромен Франкл» стоял постскриптум:
Если Вам будет удобно заглянуть ко мне после девяти вечера, то я, возможно, сберегу Вам время. – Р. Ф.
Ниже сообщался адрес.
Я положил записку в карман и, услышав еще один стук в дверь, крикнул: «Прошу!»
Вошел Лайонел Грантхем. Его лицо было бледным и обеспокоенным.
– Доброе утро, – поздоровался я как можно непринужденнее, делая вид, будто уже и забыл о событиях вчерашнего вечера. – Вы уже позавтракали? Садитесь...
– О да, благодарю... Я поел. – Его красивое лицо казалось смущенным. – Что касается вчерашнего вечера... Я был...
– Забудьте об этом! Никто не любит, когда вмешиваются в его дела.
– Это очень мило с вашей стороны, – промолвил он, теребя в руках шляпу. Потом, прокашлявшись, продолжил: – Вы сказали... что поможете мне, если я захочу.
– Да. Помогу. Садитесь.
Он сел, закашлялся, провел языком по губам.
– Вы никому не рассказывали о вчерашнем случае с солдатом?
– Нет.
– Вы могли бы продолжать молчать об этом?
– Зачем?
Он посмотрел на остатки моего завтрака и ничего не светил. Я прикурил сигарету и, ожидая, стал пить кофе Грантхем задвигался на стуле и, не поднимая головы, спросил:
– Вы знаете, что ночью убит Махмуд?
– Тот мужчина, который был с вами и Эйнарссоном в ресторане?
– Да. Его застрелили перед собственным домом сразу после полуночи.
– Эйнарссон? Парень даже подскочил.
– Нет! – закричал он. – Почему вы так сказали?
– Эйнарссон знал, что Махмуд заплатил солдату за убийство, поэтому он или убрал Махмуда сам, или кому-то приказал его убрать. Вы не говорили ему о нашем вчерашнем разговоре?
– Нет! – вспыхнул Грантхем. – Когда семья посылает кого-то охранять одного из своих членов, это довольно неприятно.
Тогда я высказал предположение:
– Он сказал вам, чтоб вы предложили мне работу, о которой шла речь вчера вечером, и одновременно предупредили меня, чтоб я не рассказывал про того солдата. Так?
– Так.
– Хорошо, тогда предлагайте.
– Но он же не знал, что вы.
– В таком случае, что же вы собираетесь делать? – спросил я. – Если вы не сделаете мне предложение, то вам придется объяснять, по какой причине.
– О Господи, вот беда! – устало посетовал Грантхем и, опершись локтями о колени, положил голову на ладони. Он смотрел на меня опустошенным взглядом мальчика, который вдруг понял, что мир слишком сложен.
Лайонел Грантхем созрел для разговора. Я улыбнулся ему, допил кофе и стал ждать.
– Понимаете, я не хочу, чтоб меня привели домой за ухо, – неожиданно промолвил он с каким-то детским вызовом:
– Вы же знаете, я не собираюсь вас принуждать, – успокоил я его.
Мы снова немного помолчали Я курил, а он подпирал ладонями подбородок и размышлял. Затем он смущенно задвигался на стуле и выпрямился: все его лицо приобрело свекольный цвет.
– Я хочу попросить у вас помощи, – наконец промолвил Грантхем, стараясь не показать, до какой степени смущен – Я расскажу вам всю историю. Но если вы засмеетесь, я... Вы же не будете смеяться, не так ли?
– Если это смешно, то, может, я и буду смеяться. Но это не помешает мне оказать вам помощь.
– Хорошо, тогда смейтесь! Это бессмысленно! Вы должны хохотать! – Парень глубоко вздохнул. – Вы никогда не думали... Вы никогда не думали о том, чтоб стать... – Он замолчал, посмотрел на меня с отчаянной стыдливостью, а затем, собрав всю свою волю, почти вскрикнул: – ...Королем?!
– Возможно, я думал о многом. Наверное, была у меня и такая мечта.
– Я познакомился с Махмудом на приеме в посольстве в Константинополе. – Он заговорил, роняя слова с такой легкостью, словно радовался, что избавлялся от них. – Он был секретарем у президента Семича. Мы подружились, хотя я и не был от него в восторге. Это он уговорил меня приехать с ним сюда и отрекомендовал полковнику Эйнарссону. Потом они... Без сомнения, этой страной управляют плохо. Я бы никогда не дал согласия, если бы это было не так.