Сотворение брони
Шрифт:
Простудный кашель заполнил паузу. Низкорослый парень виновато показал на соседа справа:
– Дует мне в ухо Каменецкий - неужто, спрашивает, «бетушку» нашу на свалку?
Рядом с ним, смущенно опустив глаза, сидел Шора Каменецкий.
Он недавно демобилизовался, был уже не в форме танкиста, а в пиджаке-маломерке, ношенном еще до армии.
– Не могу ответить другу, - сквозь кашель продолжал сосед Каменецкого, - потому что. вы, товарищ главный, так и не просветили, что предлагаете взамен БТ.
– Главным для Красной Армии может и должен стать принципиально новый танк, способный
– Расплывчато…
– Почему мы обязаны браться за нечто туманное? Своих хлопот на пятилетку!
Выкрики недовольных слились с голосами тех, кто заинтересовался словами Кошкина. Разобрать, кто о чем, было невозможно, пока шум не перекрыл густой баритон конструктора Вирозуба:
– Цыть тэ, кинчай ярмарку! Нэхай Мыхайло Ильич вид-повидае!
Должно быть, в коллективе уважали Вирозуба не только
за могучий баритон - тишина восстановилась мгновенно, и в этой тишине особенно четко прозвучал голос сидевшего у окна Степаря:
– Разрешите, товарищ главный, сформулировать то, что, я уверен, интересует большинство конструкторов.
– Пожалуйста.
– Прежде всего, прошу уточнить: вы мыслите себе принципиально новый танк, как отрицание всех ныне существующих, так я вас понял?
– Не совсем так. Достоинства лучших танков в той или иной мере послужат и новой машине. Мне, например, как и вам, нравится коробка передач Александра Александровича Морозова - позаимствуем ее. Да и неудачи нас многому научили - имею в виду сто одиннадцатый, на котором опытный завод поставил отличную ижорскую противоснарядную броню, и танк… провалился. Но броня ни при чем. Если мы установим на среднюю машину не шестьдесят миллиметров, а тридцать или сорок и эта машина будет иметь не слабый бензиновый мотор, а мощный, компактный танковый дизель, над которым работает наше заводское КБ, то приблизим скорость машины к скорости БТ, а броню не пробьют нынешние противотанковые пушки.
Степарь ухмыльнулся.
– Это, простите, похоже на мечту боксера; имеет вес пера, а надеется нокаутировать тяжеловеса. Не маниловщина? Не ошибочная идея?
Кошкин догадался: Степарь меняет тактику, ему кажется выгодной открытая схватка. Что ж, бой так бой!
– Продолжайте, товарищ Степарь, чем же порочна наша идея?
– Не наша, а ваша, лично ваша, товарищ Кошкин!
– Степарь самоуверенно вскинул голову.
– А вредна она тем, что уводит коллектив конструкторов и весь завод от решения главнейшей задачи - модификации БТ-7. Заказчик ждет именно этой, а не другой модели - ждет от нас тысячи новых БТ с колесно-гусенйчным движителем. Может быть, вы намерены сдать в архив и колесный ход? Получается - заказчик требует одно, а вы предлагаете другое.
И, протянув к Кошкину руку ладонью вверх, на полминуты застыл - полюбуйтесь, мол, на такого главного конструктора.
Спорить сейчас о колесно-гусеничном ходе означало восстановить против себя коллектив: БТ был единственным танком с таким ходом, и он давал рекордные скорости на хороших дорогах.
– Я ничего не скажу о движителе. Будем думать, выберем лучший вариант. Что же касается заказчика, то мне припомнилось замечание товарища Орджоникидзе в беседе с конструкторами.
– Наш заказчик не тот, о котором говорил Серго Орджоникидзе!
– поднялся Степарь.
– Он беседовал, я знаю, с конструкторами гражданских машин. А наш заказчик - Наркомат обороны! И ему нужны реальные, в металле, на ходу, танки. Интересно, сколько людей вы намерены оторвать от производства в группу перспективы?
– Более двадцати человек.
– Наиболее одаренных, конечно?
– И смелых, рисковых, отчаянно рисковых. Но только добровольцев! Пока попросились в группу четверо.
– Нет же штатов группы! Нет места для работы!
– Если это волнует вас, могу сообщить: с завтрашнего дня конструкторы начинают работать в моей комнате. Вскоре и весь этаж нового здания будет в распоряжении группы перспективы. А штаты - моя забота…
Степарь насупился, медленно опустился на стул. Конструкторы молчали, и он чувствовал: Кошкин заинтересовал их. Поерзал на месте, не удержался:
– Отдал вам с производства Вирозуба, а больше никого не отпущу!
Остап Вирозуб вскочил. Кряжистый, краснощекий, в льняной рубахе с украинской вышивкой, он широко расставил ноги и прищурил на Степаря насмешливые глаза:
– Так я ж у тэбэ в пуповыни сыдив, ты т зи мною маявся, бидолаха. Мабуть, свичку матэри божий поставыш, що вид мэнэ збавывся…
Хохот - точно камни со скал. И смех этот разрушил напряжение, очистил людей от чего-то мелкого, недоброго, что 4 могло вот-вот разъединить их.
Смеялся и Степарь.
Лишь Жора Каменецкий не смеялся. Ему казалось, что он своим вопросом о судьбе «бетушек» чуть не поссорил главного конструктора и начальника производства. Люди уже стали расходиться, а он забился в угол и стоял там, пока его не нашел Вирозуб.
– Чого тут вытягнувся, як дзвиныця? Ходим до головного. Я з ным балакав, пообицяв узяты. Мыхайло Ильич гарный чоловик, не забув - кажэ: я цього парубка у Цыганова бачыв. Ходим.
– И потащил Каменецкого к Кошкину.
4
Незадолго перед демобилизацией Жоры Каменецкого в мастерскую механизированной бригады неожиданно пришел Кошкин. Представился. Сказал, что давно хотелось ему познакомиться с человеком, о котором слышал еще в Москве от Серго Орджоникидзе.
Жора забеспокоился, как бы Цыганов не нагрубил Кошкину, но этого не случилось. Они разговорились, и Кошкин ненавязчиво, осторожно спросил, почему Николай Федорович месяцами не показывается на заводе, что его обидело и нельзя ли восстановить добрые отношения между изобретателями-танкистами и танкостроителями.
Цыганов не стал ворошить старое, может быть, потому, что слышал о Кошкине много хорошего на военном ремонтном заводе и от комбрига.
Получаса не прошло, и Цыганов снял брезент с танка, которого никому из гражданских не показывал.