Сотворение брони
Шрифт:
Улыбка осветила лицо Захарова.
– Памятлив нарком… А директорствовал я с гулькин нос. Больше отбивали атаки белых.
– Простер руку в сторону высокой кирпичной стены: - Заводище! Разве малограмотный мужик подымет? Отнекивался, отбивался, а в ревкоме жмут: «Ты, Вася, кашу заваривал, тебя революция и назначает хозяином». Сел я в бывшее кресло господское, чую - не по мне шапка. Шумлю на митингах: «Я же медник! Имею всего-навсего два класса церковноприходской!» А мне: «Николашка рабочих-директоров не наготовил». Терпел я, терпел и пригрозил, что в Москву поеду, Ленину нажалуюсь. Тут уж подействовало,
Домик
Хозяйка накормила гостя и мужа украинским борщом, варениками с творогом и сметаной. Попотчевала вишневым вареньем, хваля свой садик. Расспросив Кошкина о семье, уговаривала скорее вызвать ее из Ленинграда и, пока дирекция вымудрит казенную квартиру, поселиться у них - благо и школа для старшенькой близко. Фомич же заговорил о людях, с которыми Кошкину предстояло работать:
– Напротив меня Морозов Сан Саныч живет - с божьей искрой мужик. В пятнадцать годков - лучший копировщик завода, а уже в двадцать - старший конструктор тракторного отдела. О бате его, мастере, молва шла, будто весь паровоз в голове держал, без чертежей собирал на старом Бежицком заводе; Саня-то, видать, весь в него. Когда закупили мы танк Кристи, скопировали его, то уже на втором образце нашего БТ Сан Саныч обставил американцев
своей коробкой передач. Угрюмоват, правда, Саня, неулыбчив, бывает, слова из него не выдавишь… Но в конструкторском деле - дока. Может, Михаил Ильич, сейчас и зайдем к нему?
Хозяйка встрепенулась:
– Куда на ночь глядя? Саня, видно, уж спать лег.
– Свет у него, мать.
– Откинув плотную штору, Фомич поглядел в окно.
Но хозяйка стояла на своем:
– Гляди, человек устал с дороги.
– И начала отелить гостю постель.
РАДОСТЬ В ГОРЬКИЙ ДЕНЬ
1
«Я обманул наркома…» , Эта мысль преследовала Алексея Горнова повсюду.
За сорок дней нового года цех недодал государству семьдесят тысяч тонн стали. Не четыре тысячи двести тонн в сутки, как Алексей обещал Серго, даже не три, а две, редко две с половиной давали с невероятным напряжением.
Без роздыха бушевала метель. На расчистку путей к узловой станции ежедневно выходила половина рабочих завода. Когда несколько составов с углем, известняком и огнеупорами наконец пробились к цехам, нагрянула новая беда: вышла из строя система водоснабжения. Аварии стали еще больше лихорадить домны и мартены.
«Какой я секретарь, если ничего не могу поделать?» - мучился Алексей.
Накануне Нового года его, молодого коммуниста, избрали секретарем партийного бюро мартеновского цеха. Опыта никакого, а тут - авария, растерянность. Алексей ходил в партком завода, шумел, требовал помощи, но свою ответственность ни на кого не сваливал. Дневал и ночевал в цехе. На своей печи показывал: можно и в метели выполнить план, если не опускать руки.
Но от сегодняшней плавки зависело особенно много, может быть, все сталеварское будущее
…Возле печи Кондрата Лукича Аврутина, передававшего смену, Алексей задержался.
– Я Любашу к вам отвел, отец.
– Давно нора. В пору уж в роддом.
– Если что, позвоните в цех.
– Не беспокойся. Тебе сегодня нервничать нельзя.
– И не подумаю.
На самом деле Алексей с трудом сдерживал волнение!
«Первая плавка без мастера. Августовская не в счет - в секрете готовилась, чувствовал себя у печи прескверно, будто кражей занимался… Теперь не то: Серго - за эксперимент, и в цехе много союзников. Справлюсь сегодня, закреплю победу на других плавках - докажу, что метод сталевар-мастер имеет будущее».
Нет, Алексей, конечно, понимал: без мастера еще долго не обойтись, пока что лишь двум-трем сталеварам в цехе можно полностью доверить судьбу плавки с начала и до конца. Но чувствовать себя у печи хозяином, смелее принимать самостоятельные решения - к этому должен стремиться каждый.
На Ижорском заводе, куда посылал его Серго смотреть броневые плавки, Алексей увидел именно таких сталеваров - грамотных, уверенных, разговаривающих с мастером на равных. Да робкому, неуверенному, каждую минуту оглядывающемуся на начальство, никогда и не сварить броню, А ее придется варить много, и, может быть, очень скоро - об этом говорил Серго, и Алексею Горнову это давно ясно, потому и впитывал так жадно опыт ижорцев.
Минут за двадцать до третьего гудка Алексей с бригадой был у печи. Подручные, не ожидая начала смены, стали помогать уходящей бригаде заправить пороги после выпуска металла. Мастер не подходил - не хотел смириться х мыслью, что его подчиненный самостоятельно сварит сталь.
Алексей занимался подсчетом, сколько ему нужно железного скрапа, известняка и руды, когда в пролете показался директор завода.
На ходу снял перчатки, подошел к Горнову:
– Утром звонил Серго. О тебе спрашивал. Велел передать, что верит в тебя, желает успеха.
И работа закипела.
Уж на что сменный инженер верил сталевару, и тот, увидев, как Алексей подгоняет к печи еще один состав с шихтой, переспросил:
– Не много ли?
– Нет.
– И Горнов показал блокнот. Расчет там был сделан на плавку в двести девяносто - триста тонн.
Все процессы протекали быстрее графика. Алексей вел тепловой и технологический режимы грамотно, спокойно, как будто давно обходился без мастера.
Взяли пробу - тонким блином вылилась сталь на плиту.
– Горячий металл, и лабораторный анализ хороший!
–
сказал сменный инженер. Успех Алексея был и для неге наградой за мытарства, которые он принял вместе со сталеваром в прошлом году.
Плавка оказалась превосходной: качество отличное, вес небывалый - 305 тонн, да еще скоростная.
Не заглядывая в душевую, надев пальто прямо на прожженную спецовку, Алексей стремглав спустился с лестницы и прямиком через шлаковые отвалы побежал к мосту, ведущему через пруд в город.
Радостный ворвался он в квартиру Аврутиных и, увидев Любашу в темном коридоре, не сообразил, что ее сорвало в такую рань с постели, зачем она закуталась в шубу.