Сотворение мира.Книга первая
Шрифт:
Украдкой, чтоб никто не видел, Андрей простился с верной Кузей, с кроткой коровой Динкой, которую незаметно чмокнул в пахнущий сенной трухой лоб, потом пошел в конюшню и ласково огладил вороную кобылу Нельку, купленную после продажи его любимца Боя. Нелька была жеребая. Она осторожно переступила ногами, стуча по деревянному настилу, чуть слышно заржала, уткнула голову в ясли и стала хрумкать овсом.
«Скотина, — обиженно подумал Андрей. — Если б это был Бой, он ни на шаг от меня не отошел бы».
Из конюшни Андрея позвали
— Одевайся, сынок, пора.
Через час Андрей стоял у крыльца во всем новом. На плечи он небрежно набросил короткий дубленый полушубок, лихо заломил сшитую Силычем папаху. Папаха действительно получилась геройская: высоченная, мохнатая, она белела на голове Андрея, как раскиданный ветром овсяный сноп.
— Что за бандитская шапка? — рассердился Дмитрий Данилович. — Ты в ней на басмача похож!
Стоявший сбоку дед Силыч испуганно заморгал глазами и решил защитить злополучную папаху.
— А чего ж тут такого? — пролепетал он, хихикнув. — Шапочка вышла красавица, хоть на выставку. Что высоковата немного, так это на рост делалось…
Обернувшись к Андрею, дед взял его за шею, слегка нагнул голову, ткнул холодным красным носом в щеку и пробормотал растроганно:
— Прощевай, голуба моя! Станешь ученым человеком — не забывай нашу Огнищанку и деда Колоскова не забывай, чуешь?
— Не забуду, ладно, — отрывисто сказал Андрей.
Он уже видел слезы на глазах матери, братьев, сестры. Видел соседей, которые шли проститься, и ему самому захотелось всплакнуть так же, как сейчас плакал, хоронясь за бричкой, Роман. Но Дмитрий Данилович легонько ударил его кнутовищем по полушубку и сказал:
— Садись, басмач, а то вот-вот нюни распустишь.
Андрей вскочил на бричку, сел за спиной отца. Кони с места рванули машистой, резвой рысью, звончатым перебором застучали колеса, мелькнул журавель колодца, возле которого с коромыслом на плечах стояла закутанная в пуховую шаль Таня Терпужная. Андрей знал, что она вышла проводить его, и ему захотелось крикнуть ей что-нибудь, но он постеснялся отца и только махнул рукой. Не опуская тяжелых ведер, девочка степенно, по-бабьи поклонилась ему…
Через несколько минут Огнищанка скрылась за покатым холмом. Пустив коней шагом, Дмитрий Данилович достал из кармана кисет, оторвал кусок газеты, свернул толстую папироску и закурил. Андрей сидел молча. Дорога шла лесом. Снега еще не было, но после первых морозов земля затвердела, и ветер нес по лесным полянам палые медно-желтые листья. Они кружились, оседали в сухих водомоинах, в лощинах, шуршали среди тонких стволов молодых дубочков, насаженных вдоль дороги. Слева, в полях, рыжей щетиной мелькали полоски сломанных подсолнухов, где-нибудь в бурьянах белел оставленный хозяином каменный каток или высились бурые кучи стянутой к межам наволочи.
Все это было давно знакомо Андрею, он молча смотрел по сторонам и весь был полон сладко-щемящим чувством светлой грусти и торжественным ожиданием чего-то значительного и важного. Самым значительным было то — и Андрей это понимал, — что он впервые в жизни надолго оставлял отцовский дом, уезжал от родных, что сегодня, в этот пасмурный осенний день, где-то там, за покатым огнищанским холмом, осталось его детство, а впереди, за синеющим лесом, ждет юность.
— Ты что нос повесил? — спросил Дмитрий Данилович.
Андрей покраснел, сразу же постарался принять независимый, несколько вызывающий вид — закинул ногу за ногу, подтянул голенище и сплюнул сквозь зубы.
— Домой захотел? — подзадорил отец.
— Вот еще скажешь — домой! Просто сижу и думаю.
Дмитрий Данилович усмехнулся:
— О чем же ты думаешь, интересно?
— Мало ли о чем можно думать! — уклончиво ответил Андрей. — У тебя свои мысли, а у меня свои.
Лицо отца стало серьезным. Он внимательно посмотрел на сына и, подумав, сказал:
— Ну вот что… Ты, брат, теперь самостоятельный парень. Помощи тебе ждать не от кого. Если сам не будешь трудиться, пропадешь. Знаешь, есть такая поговорка: «Всяк своего счастья кузнец». Вот и добывай свое счастье сам, за ручку никто тебя к нему не поведет. Есть у людей и другая поговорка, запомни ее на всю жизнь: «Что посеешь, то и пожнешь».
Полагая, что две поговорки исчерпали его отцовское напутствие, Дмитрий Данилович шевельнул вожжами, еще раз оглянулся и счел нужным спросить:
— Ты меня понял?
— Понял, — коротко ответил Андрей, — не маленький!..
На этом их разговор окончился. В Пустополье Дмитрий Данилович остановил коней на площади, возле большого приземистого дома с флигелем. Вокруг дома высился деревянный частокол. Это была уже знакомая Андрею трудовая школа.
— Прибыли, — сказал Дмитрий Данилович, — можно выгружаться…
Встреча с Таей заставила Андрея забыть Огнищанку. Тая выбежала из комнаты в красном, сшитом по-городскому платье. Ее пушистые, подстриженные сзади волосы разметались, а смуглое лицо сияло радостью. В день экзамена Андрей не видел Таю и сейчас удивился тому, как выросла его двоюродная сестра. Она стала выше, но казалась совсем тоненькой; острые плечи ее были слегка приподняты, из выреза платья наивно выглядывали туго обтянутые загорелой кожей ключицы.
— Андрюша приехал! Андрюша приехал! — захлопала в ладоши Тая и сразу же зазвенела смехом. — Ой, какая у тебя дурацкая шапка, прямо смотреть страшно!
— А ты не смотри! — огрызнулся Андрей.
Прибежавшая с уроков Марина наспех угостила всех чаем, поговорила, поглядывая на старенький будильник, с Дмитрием Даниловичем и заторопилась. Накинула пальто, платок, схватила с шаткого, покрытого газетами столика кипу тетрадей.
— Извини, Митя, мне надо идти, уже звонят.