Сотворение мира.Книга третья
Шрифт:
Оберштурмфюрер высказал предположение, что Краснов будет весьма рад встрече, поскольку они только вырвались из советского ада и располагают свежими сведениями о том, что происходит в России в связи с победоносным наступлением немецких войск.
Он задержал взгляд на спокойном лице Бармина и продолжал:
— Не хочу скрывать, князь, эти сведения не в меньшей мере интересуют и нас. Я буду весьма признателен, если вы проинформируете меня о положении на Дону, о настроении донских казаков, о том, насколько можно полагаться на их верность старым традициям, а также своему атаману-изгнаннику генералу Краснову. Не менее интересно и то, как казаки встретят немецкие войска, будут ли
Бармин взглянул на Максима и с завидным хладнокровием сказал:
— Видите ли, оберштурмфюрер, все, что касается казачества, — компетенция моего старого друга господина Селищева. Он сам донской казак, офицер императорской и белой армий. Бывший, конечно… Досадно, однако, что господин хорунжий плохо владеет немецким языком. С вашего разрешения я переведу ему суть интересующего вас дела. — И, не дожидаясь испрошенного разрешения, тут же обратился к Селищеву: — Максим Мартынович, оберштурмфюрер просит приготовить для тайной полиции копию той информации, которую вы обещали дать абверу. Можно это сделать?
Максим кивнул:
— Разумеется. Я постараюсь выполнить просьбу господина оберштурмфюрера в ближайшие же дни…
Гестаповец с хозяйским радушием проводил их до дверей и, прощаясь, сказал:
— Я заранее благодарен вам, господа. Хочется лишь добавить, что рейхсфюрера Гиммлера интересуют не только те казаки, которые живут на Дону, но и наши берлинские казаки. — Довольный этим каламбуром, он засмеялся, а затем все-таки уточнил: — Под берлинскими казаками я разумею тех, кто окружает сейчас генерала Краснова. Трудно поручиться, что среди них нет большевистских агентов. Поэтому очень попрошу вас и в воскресенье и впоследствии внимательно понаблюдать за здешними вашими соотечественниками, и если вы найдете, что кто-то из них не внушает доверия, пожалуйста, поставьте нас в известность…
Выйдя из гестапо, Максим яростно сплюнул:
— Вот сволочь! Доносчиков из нас хочет сделать. И ты, Петр, тоже хорош — удружил мне. Что теперь прикажешь писать о советских казаках?
— Не волнуйся, Максим Мартынович, напишем, — заверил Бармин. — Разумеется, не то, что есть на самом деле, а то, что им хочется: казаки, мол, ждут не дождутся Гитлера, даже во сне его видят.
— Ты с ума спятил? — Максим даже приостановился, с негодованием посмотрел на Бармина.
— Именно так и напишем, — сказал Бармин. — Не кипятись. Пусть тешат себя надеждами… Надо, чтобы нам доверяли. И этот гестаповец, и та вылезшая из могил падаль, которая именует себя цветом России, солью русской земли.
— Там небось и графы обнаружатся, и даже князья вроде тебя, — с легкой усмешкой заметил Максим.
Бармин не принял шутку, ответил серьезно:
— Вроде меня там князей не будет. Князья Бармины нынче поумнели…
В воскресенье в десятом часу утра в квартире фрау Гертруды Керстен раздался звонок. Открыв дверь, она не могла утаить своего испуга: перед ней стоял одетый в модный штатский костюм гестаповец Юлиус Фролих, тот самый оберштурмфюрер, который два дня назад принимал ее жильцов. Заметив растерянность фрау Гертруды, Фролих галантно приподнял шляпу:
— Доброе утро, фрау Керстен. Я приехал за вашими русскими. Я обещал познакомить этих симпатичных парней с их соотечественниками.
— Заходите, герр Фролих. — Фрау Гертруда отступила от двери, давая гестаповцу дорогу. — Русские завтракают в кафе у Неблиха, они скоро придут…
Через полчаса оберштурмфюрер, балагуря, усадил Бармина и Селищева в свой автомобиль и увез их на сборище русских эмигрантов.
Пока ехали, Максим перебирал в памяти все, что знал об атамане Краснове.
Максим в ту пору тоже был в Новочеркасске — долечивался в госпитале после тяжелого ранения, полученного на Западном фронте. По случаю избрания нового атамана в войсковом соборе состоялась торжественная служба. Там, в соборе, Максим и увидел Краснова.
Молебен служил престарелый митрополит в окружении сонма священников и дьяконов. А прямо за ними, истово крестясь, стоял моложавый человек среднего роста, в парадном мундире с погонами генерал-лейтенанта. Нос с горбинкой, щеки румяные. На груди атамана сверкали эмалью и позолотой ордена. И умащенные бриолином темные его волосы тоже отражали мерцающий свет паникадил.
«Сколько же лет тогда ему было? — подумал Максим. — Должно быть, около пятидесяти. Крепкий еще был мужик. На Царицын с казаками два раза кидался, но красные и там ему задали перца. А на Дон тем временем немцы полезли, Таганрог взяли. И его превосходительство господин атаман всевеликого Войска Донского куцым кутенком перед ними ползал, сапоги им лизал, кайзеру Вильгельму письма писал такие, что даже Деникина от этих писаний стошнило. Зато после разгрома белых, где бы ни скитался битый атаман Краснов, а пригрет был в Германии. Интересно: каков он сейчас? — прикидывал Максим. — После того молебствия в Новочеркасске двадцать три года прошло, так что теперь Краснову уже за семьдесят…»
Клуб, куда оберштурмфюрер привез своих подопечных, представлял собою мрачный, темный подвал, в котором стойко держался застарелый запах кислого пива и табака. В огромном этом подвале, у задней его стены, был поставлен длинный стол. Над столом висел портрет Гитлера, одетого в униформу нацистской партии с портупеей через плечо и широким поясом. Справа от портрета был прислонен к стене большой красный флаг с белым кругом в середине и черной свастикой. А все пространство от стола до входной двери было уставлено рядами тяжелых дубовых скамей.
Часть участников сборища уже разместилась на скамьях, часть толпилась в проходах. Одеты по-разному: на одних сверкали погоны старой русской армии, на других уныло висели измятые, заношенные пиджаки, иные явились в рабочих комбинезонах или в форме немецких железнодорожников, шоферов, трамвайщиков. Среди этой пестрой толпы выделялись рослые парни в отлично сшитых костюмах. Выстроившись вдоль стен, они по-хозяйски взирали на всех остальных. Нетрудно было догадаться, что они, как и Юлиус Фролих, представляют здесь ведомство Гиммлера.