Совесть
Шрифт:
Однако, говоря о преемственности, я имею в виду не повторы, а углубление.
Роман «Трудно быть мужчиной» завершался поражением Эртаева. Провожая на фронт новобранцев, майор Клыч торжественно обещал: «Они будут добивать на фронте врага. Но и мы, их отцы, не будем сидеть здесь без дела. К их возвращению мы должны очистить наш воздух от карьеристов, стяжателей, которые присосались к советской власти, к партии… И мы это сделаем, обещаем это вам, сыновья!..»
Увы, собрат Эртаева Джамал благополучно вынырнул сухим из воды. Даже побывал в кресле замминистра. Да и теперь весьма влиятельная персона. Как-никак
Концепция действительности в новом романе обрела многомерность, стала более трезвой и конфликтной.
Вспомним «Трудно быть мужчиной». Там картины военных лет лишь изредка перебивались отступлениями в прошлое персонажей. Причем самое близкое — в первые годы колхоза.
Хронологическое пространство «Совести» объемнее, вместительнее. Корни нынешних столкновений уходят в толщу лет. В скованности, подавленности Фазилат — отзвук потрясений войны. Ведь это тогда циничный Джамал Бурибаев обманом разлучил ее с любимым, растоптал веру в людей, в чистоту и добро. А профессор Нормурад Шамурадов? Еще в тридцатые годы он испытал предательские удары, нанесенные бывшим учеником Вахидом Мирабидовым. Она до сих пор памятна, эта крикливая статья под хлестким заголовком «Невежество или злой умысел?».
Отшумевшие, канувшие в небытие страсти? Однако Вахид Мирабидов по-прежнему процветает, по-прежнему выдает конъюнктурные поделки за фундаментальные научные открытия. Хотя и стал осторожнее, обрел респектабельность, академический лоск.
И не сегодня, не вчера началось противоборство Нормурада и Кудратходжи. Его исток — годы революции, когда сын бедняка и сын богатого торговца стали по разные стороны баррикады, его разгар — классовые битвы дней коллективизации. И теперь, обводя глазами скромную комнату профессора, состарившийся, спившийся, но ничего не забывший Кудратходжа насмешливо замечает: «Нормурад-ишан делал революцию, верой и правдой служил советской власти больше пятидесяти лет, и вот награда… За твою верную пятидесятилетнюю службу наградили этой сырой, хе-хе, кельей!..»
Кудратходжа оценивает смысл прожитого величиной материальных приобретений и утрат.
Нормурад — величиной и величием совершенного.
Герои узбекского писателя словно бы включаются в ту страстную полемику о предназначении человека, о целях самоосуществле-ния, которую ведут в романе эстонца П. Куусберга «Капли дождя» Андреас Яллак и Эдуард Тынупярт, а в романе литовца М. Слуцкиса «На исходе дня»— Наримантас и Казюкенас. И так же, как там, точкой отсчета, критерием истины служат идеалы Октября.
Настоящее в «Совести» — это итог и рубеж. На его территории проблемы, унаследованные от минувшего, встречаются с нынешними, преломляются в них. Так повествование о современности насыщается чувством истории, выливается в разговор о движении народной судьбы.
В шквальные дни разносов и проработок, вызванных статьей Мирабидова, профессор Шамурадов узнает о существовании тогда еще малоизвестного ленинского документа — декрета об освоении Голодной степи: «Вот эта-то птица счастья, неожиданно прилетевшая от самого Ленина, и спасла его».
Стечение обстоятельств, конечно, случайное. Но сам эпизод из числа ключевых. Писатель неустанно поверяет мысли, побуждения, поступки персонажей ленинскими нормами, ленинскими принципами.
С отчетливой установкой на синтез связана в романе и масштабность изображения. А. Якубов стремится рассмотреть современность целостно, в нерасторжимости мировоззренческих, этических, трудовых и семейно-бытовых коллизий. Сюжетные тропы прочно соединяют город и село, столичный научно-исследовательский институт и колхоз, райком партии и полевой стан хлопкоробов. И все же основа повествования — будни узбекского кишлака, его обитателей.
Все действующие лица романа Якубова — партийные работники, хозяйственники, ученые, механизаторы — так или иначе сгруппированы вокруг председателя Атакузы, образуют его, так сказать, естественную ауру. Куда бы ни заходил секретарь райкома Шукуров в столице или областном центре, он всюду замечал протянувшиеся «незримо нити… связей» Умарова. Нити, скрученные из родственных отношений, приятельства, услуг. Колебание любого волокна этой густой сети взаимозависимости вызывает неизбежный волновой эффект.
Для аспиранта Хайдара Атакузы не просто отец, но еще и могущественный покровитель Человек, для которого не существует невыполнимого: «Несколько лет назад отец сказал: «Кончишь институт, устрою в аспирантуру». И устроил. И еще сказал: «Руководителем твоим будет самый авторитетный ученый». И добился своего! И вот теперь Атакузы вместе с Вахидом Мирабидовым разрабатывает стратегию предстоящей защиты, программу банкета. Такое сотрудничество обоюдовыгодно. И ответное одолжение тоже весомо: колхоз должен выдвинуть книгу Вахида на республиканскую премию.
А отношения Нормурада с Атакузы? Они порой на грани разрыва. Из-за худосочной диссертации Хайдара, из-за урочища Минг булак. Однако даже истончившаяся грань непреодолима. Ведь Атакузы — единственный племянник, единственный родственник профессора, его опора в одинокой старости.
На мой взгляд, писатель иногда перебарщивает по части сюжетных хитросплетений. В самом деле: сын Атакузы Хайдар влюбляется в дочь Джамала Бурибаева, а сын Бурибаева сватается к дочери Атакузы. Жена секретаря райкома Шукурова оказывается дочерью Вахида Мирабидова. Переселившись из Ташкента в родной кишлак, Нормурад Шамурадов застает там и давнего друга юности, соратника по борьбе Прохора Поликарпова и столь же давнего антагониста Кудратходжу,
Думается, что такая концентрация случайностей — а я перечислил далеко не все — изрядно превышает допустимую. А. Якубов словно не доверяет возможностям магистрального конфликта и потому стремится обрамить его занимательными интригами, затейливой вязью неожиданностей.
Между тем история взлета и падения знаменитого колхозного председателя выразительна и без подобных архитектурных излишеств.
Мы знакомимся с Атакузы Умаровым накануне его юбилея. Пятьдесят лет — это и пора зрелости, и пора итогов. Что ж, у раиса нет оснований сетовать на пролетевшие годы: «Начал руководителем небольшого колхоза, потом постепенно, один за другим, присоединил несколько соседних. И, пожалуйста, вот он уже во главе гигантского хозяйства. Одни только хлопковые поля — больше трех тысяч гектаров! А какой поселок построил! Не уступит иному городу, прославил имя Атакузы на всю страну. Чего еще не хватает?.. Разве только одного — Золотой Звезды».