Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

‹1926›

* * *

Подозреваю, что стары, как мир, мои прозренья, вспышки откровений. А то откуда столько набралось избитых истин, поговорок, мнений, затасканных метафор и сравнений, всосавших опыт сотен поколений? Как ни крути, а старость — не в годах. Не возраст нагоняет смертный страх Полно седых с душою молодой и молодых с душой совсем седой. Не вянет, не седеет, не редеет живая страсть, духовная идея, — все то, что в сердце, а не на лице! Дряхлеет и становится облезлым лишь то, что Жизнь считает бесполезным Вот все, что я хотел сказать в конце.

‹1938›

ПОДСНЕЖНИК

Едва лишь схлынули снега — трава прорезалась по склонам. Подснежники, как жемчуга, горят на бархате зеленом. Как будто бы на яркий луг по капле облако упало… Цветут

подснежники вокруг, как будто бы весна настала. Еще в ночи мороз жесток. Зима не отойдет без боя. Ты с доброй весточкой, цветок! За то и справятся с тобою. Пускай! Для всех живых сердец весть о весне всегда желанна. И, даже зная свой конец, спешит он, маленький гонец, в страну властителя-тирана. И если даже смерть его не опечалит никого, он все равно роптать не станет. Он не в обиде. Это честь — нести земле такую весть. Пусть он погиб — весна настанет!

‹1962›

БЕЗ ЗАКАТА

Мне нужен мир без заката, Без легковесных шуток И тяжелого горя при этом. Чтобы были все дни без заката, Чтобы мир был полон светом. Человек, наверно, устанет От дня без конца и края, Где солнце, едва только встанет, Больше зайти не желает, Где песчинка земного шара Во всемирном свете пылает? Нет! В мире свет исходит Не только от солнца. Потому что солнце восходит, А потом оно заходит. Есть сиянье сильней, чем у солнца. Есть сиянье жизни. Жизнь закатиться не может. Свет ее — незакатный. Жизнь прекратиться не может, Пока существуют люди, Не погаснет это солнце, Если не погасят люди.

‹1966›

КАПЛИ

Капля за каплей — дождь. Капля за каплей — слезы. Капля за каплей нисходит роса на зелень лугов и рощ. Капля за каплей — рожь собирается в закромах. Капля за каплей — забота растет. Капля воды ледяной для сведенного жаждой рта драгоценней других щедрот Яда змеиного капли одной довольно, чтоб жизнь оборвать. Летучая искра — и капля одна порождает пожар лесной. Капля за каплей — жизнь без конца восходит по жилам ветвей. Те, чьи сердца, словно капля, малы, каплями слов разбивают сердца.

‹1967›

МОРЕ И ПОЭЗИЯ

Без особых забот — Будто нету задания проще — Мягко сел вертолет На железную площадь. Вдалеке от земли, Над каспийской колеблемой бездной, Неподвижно стоит Этот остров железный. Поразило меня То, что в царстве конструкций и стали Нас цветами живыми — Живыми цветами! — встречали. Я видал пе однажды Цветы на коврах и диванах, И на клумбах цветы, И поляны весенних тюльпанов. Почему же тогда Немудреные ваши букеты Осенили меня, Как открытие новой планеты? Как негаданно тут, На расчетливо сжатой площадке, Вы растете, цветы, Словно бы в колыбели не шаткой. Надо думать, тогда, В те прошедшие годы, наверно, Не стояла вода В этих влажных огромных цистернах Здесь нефтяник, в тот срок Без воды задыхавшийся тяжко, Получал, как паек, Может, даже неполную чашку. Этой нормой дневной Привозной родниковой водицы, Обделяя себя, Успевал он с цветами делиться. Он отсчитывал их, Осторожно, с улыбкою хмурой. Капли этой воды — Словно капли целебной микстуры. И, наверно, потом Те ростки, что пробились наружу, Он своим же платком Заслонял от жары и от стужи. Пожилой человек, Удивленно, как будто парнишка, Я отсюда гляжу На сквозные ажурные вышки. Над моей головой — Там, где облачко белое тает, Высоко-далеко Не поспешно орлы пролетают. У меня на груди (Аромат ваш нестроен, но тонок) Вы уснули, цветы, Как доверчивый тихий ягненок. Я с цветами стою, Попирая подножье стальное… Пушкин как-то сказал Величаво: «Кавказ подо мною». Мне случалось не раз (Вроде не к чему тут запираться), Многоглавый Кавказ, На вершины твои забираться. Мне случалось видать, Как, пространство тревогой наполнив Не вверху, а внизу Трепетало сверкание молний. И о том еще речь, — Это тоже со мною бывало! — Что и радуга с плеч Широко, как халат, ниспадала. Но какой же поэт (Расскажите мне, все остальные) Строфы песен слагал, Попирая опоры стальные! Вдалеке от земли, До отказа меня переполнив, Эти строки пошли, Догоняя друг друга, как волны. Словно в творческом сне, Подчинившийся силе рабочей, Это Каспий во мне Усмиренно, но сильно клокочет.

‹1968›

ВНОВЬ

О СЕРДЦЕ

Для врача сердце — это аппаратура, для того чтобы кровь по телу гоняла… …Для поэта такого определения мало.

‹1970›

ЯЗЫК РУК

У рук — есть свой язык. При разлуке один язык у рук, при встрече — иной. При радости — ОДИН, при горе — другой. Я знаю, что есть язык сожаленья, нетерпенья, отчаянья… …Мои руки заговорили однажды своим языком, когда мои глаза понимающие встретились с твоими.

‹1970›

ЦВЕТОК ЖАСМИНА

Расцветший в саду, одинокий жасмин! Душистый, как сон о ее волосах. Я вижу один средь росистых долин в слезинке любой на цветочных глазах — лицо дорогое в слезах. Расцветший в саду, одинокий жасмин! Любимая здесь проходила давно? Мой нежный, ты пил с ней, один на один напиток разлуки — огонь и вино? Расцветший в саду, одинокий жасмин! Не ты ли разносишь весеннюю весть, сюда приходя не вдвоем, а один, мою дорогую покинув, как есть, — с дорогою рядом, с разлукою-ядом, с безумным, далеким, рассеянным взглядом? Расцветший в саду, одинокий жасмин! От этой ли горечи листья унылы? Мой милый, пускай стебелек ни один, пускай, кроме нас,  мотылек ни один не будет, не будет один! Мой жасмин, пускай одиноких не будет, мой милый!

‹1974›

ЛОДКИ

На прощанье блеснув белизной, вы напомнили прошлое мне. И плывете с тех пор в глубине, чистой памятью в чистой волне. Лодки памяти, свет в небосклоне! Парусов белокрылые кони! Может, ныне две юных души о любви говорят под луной. Может, с кем-то простор водяной стал шептаться, как прежде со мной… Лодки памяти, свет в небосклоне! Парусов белокрылые кони! Было время, и я обладал нежной тайной от всех, не от вас. Ваша преданность-выше прикрас, убедился я множество раз. Что угасло? Ты был не таким! Не плывите с вопросом таким… В синих сумерках жизни большой Человек отдыхает душой… Лодки памяти, свет в небосклоне! Парусов белокрылые кони!

‹1974›

НИКОЛАЙ ТАРАБУКИН

(1910–1950)

С эвенского

ЛЮБЛЮ СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ

Я долго ходил сегодня Лесом и полем зеленым. Вот так бы землю и обнял! Так бы и умер влюбленным! Солнечные лучи густо кругом раскиданы, Между стволов и трав стрелами понатыканы. Каждый указан шаг — ступай себе и молчи. Путаются в ногах солнечные лучи. Чудо! В лесу издревле, Куда ни пойдет поэт, — На травы и на деревья Особый струится свет. Вот и хожу-брожу зарослями, опушками — Душа у меня поет, как пела она у Пушкина. Думаю про себя: «Вдруг да и я поэт? Его ли, моя ли кровь — разницы вроде нет!» О лес мой, простор мой, воля! Что есть дороже вас? Стою посреди векового раздолья, Как малый ребенок смеясь. Природа лежит, сверкая, Прекрасно ее чело. Скажи, отчего ты такая, Земля моя дорогая? Скажи — отчего? Открой вечной молодости секрет!.. Тогда успокоится твой поэт.

КАСИМ АМАНЖОЛОВ

(1911–1955)

С казахского

ПОЭТ

Дверь старого мира ударом ноги Поэт распахнул, а вокруг — враги. Но смело прошел на почетный торь, И гулко звучали его шаги. А мир был надменен и чопорен был, Пришельца нежданного он оскорбил. На старца взглянул удивленный поэт И понял, что тот его сердцу не мил. И в будущее он пошел напрямик, И новые гулы, и новый язык Сквозь море обиды и горя пронес. И грома и плача исполнен был стих. И крикнул тогда во весь голос певец: «Я нового мира высокая песнь!» И старая муза, уши заткнув, Бежала стремглав, позабыв свою спесь Ах, старая муза! Зачем нам она? Как старая дева, глупа и нервна. Она в позапрошлом столетье живет, А в будущее устремилась страна. Ту музу отверг прямодушный певец. Стихи он ковал, как оружье кузнец. Разили страшнее дамасских клинков Удары его громогласных стихов! Весь мир перестроил, весь мир перетряс! И смерть наступила… Ушел он от нас. Рычал, словно лев, и, как сокол, парил! А все-таки скорбный приблизился час. Но голос его никогда не умрет, И строки его повторяет народ. Стихи проживут еще тысячи лет, Но жаль, что такой умирает поэт.