Современная канадская повесть
Шрифт:
— По-моему, ты сегодня в превосходном настроении, — сказала она, глядя на него. Наверное, вспомнила, как он утром мучался с машиной. День начался с дурного предзнаменования. Но сейчас в ее голосе не было иронии. Все же, что ни говори, человек она милый и симпатичный.
— Да, верно, настроение что надо, — согласился Лэндон. — Наверное, из города надо почаще выбираться. Я уже забыл, что это такое — в субботу утром катить по шоссе. Не удивительно, что люди на выходные забираются в машины, мирятся с дьявольскими пробками. Зато что сравнится с этим чувством свободы! Можно понять, почему автомобиль завладел людским воображением. Он отвечает самым примитивным потребностям — свобода и жажда движения. — Он замолчал. Может, в такое утро обойдемся без лекций? — Ну и еще, я думаю, новая работа. Снова чувствую под ногами твердую почву. А то уж было стал терять веру в себя.
Маргарет полуобернулась к нему, положила ногу на ногу и по-мужски оперлась локтем о спинку сиденья — эдакий приятель по рыбалке, любитель потрепаться.
— А приезд жены не сильно тебя расстроил? Ты ведь этого опасался?
— Бывшей жены, Маргарет. Что тебе ответить?
Маргарет чуть нахмурилась. Может, она из ревнивых?
— Я за тебя рада, Фредерик, — сказала она. — Надеюсь, дочка будет приезжать к тебе часто. — Она обхватила колено руками, сплела пальцы. — Мне так трудно представить, что у тебя взрослая дочь… почти женщина.
— Почему это так трудно представить? — спросил он.
— Ну, не знаю. Ты не похож на женатого человека.
— Чему тут удивляться? Я не женат уже бог знает сколько лет.
Минуту спустя Маргарет спросила:
— Интересно, я ей понравлюсь?
— Кому? Вере?
— Нет. Твоей дочери.
— О да, думаю, что да. Когда она узнает тебя поближе. А поначалу… возможно, будет немножко испугана.
— Испугана? Мной? Но почему?
Маргарет не на шутку взволновалась. Видно было, что для нее это важно. Лэндон помедлил.
— Понимаешь, сработает женская ревность… Ты ведь женщина сексуальная, Маргарет. Ты пытаешься это скрыть, но такое не скроешь. Другие женщины это улавливают и видят в тебе соперницу.
— Что за ерунда, Фредерик, — категорично прервала его Маргарет, глядя в окно на бурые поля. Она была недовольна. Подобные разговоры ее смущали. Стоило выйти из спальни — и во всем, что касалось секса, она становилась стыдливой монашенкой. Но Лэндон знал, что насчет Джинни он прав. Она поймет, что как женщина уступает Маргарет, и слегка надуется. Это вполне естественно. Окажись его пассия худой, угловатой особой, с ногами как у цапли — другое дело. Но, увидев Маргарет, Джинни забьется в угол и, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, будет бросать оттуда хмурые взгляды, как обиженный ребенок. Потом она оттает, но на это уйдет время. Да, тут он безусловно прав. Но Маргарет к своим женским чарам относилась болезненно.
— Я, конечно, могу ошибаться, — сказал он. — Джинни во многом похожа на свою бабушку Лэндон; и на меня, надо полагать.
— На тебя? — Маргарет снова посмотрела на него.
— Романтическая натура, в этом смысле, — уточнил Лэндон. — Мечтательница. Все время полна каких-то идей, но энтузиазм иссякает так быстро, что чувствуешь себя жутко подавленным, просто разбитым. — Моя мать была точно такая. То и дело за что-то хваталась и тут же быстренько это бросала. Гадание, телевикторины для домохозяек, любительский театр в местной школе — всего и не вспомнишь… Однажды она загорелась вот чем — завести в хозяйстве собственные овощи. Что за фантазия, не знаю. Может, прочитала книгу, какие пишут дамы в роговых очках и клетчатых рубашках. Ты знаешь эти книги. Как избавиться от мирской суеты и питаться корешками и медвежьим мясом на десять центов в день. В общем, моя бедная мать носилась с этим больше месяца. Огромный участок, все нужно сажать, мотыжить, пропалывать. Как сейчас вижу ее в широченных резиновых сапогах с толстыми красными подошвами. Специально купила. Какое-то время она воевала с этими чертовыми сорняками, потом бац — надоело. Огород ее измучил, стал жутким бременем. И все — она стала задергивать занавески в кухне, даже в солнечные дни. Других фермеров в семье не оказалось. К концу июля сорняки одержали полную победу. Наш задний двор стал похож на бесхозные земельные участки — их было много на окраинах маленьких городков, — которые задыхались от сорняков и высокой травы. Как-то за ужином отец отпустил шутку по этому поводу. Но шутить он не очень-то умел, всегда выходило неуклюже. Человеку более легковесному такое, может, и сошло бы с рук. Но тут моя мать взорвалась — она вышла из-за стола и дней десять ни с кем из нас не разговаривала. Надулась на весь свет. А осенью отец позвал старого приятеля — у того была лошадь, они ее запустили с плугом по всем этим зарослям. Землю мы засеяли травой, подсыпали птичьего помета. Решили, что так будет разумней.
Маргарет внимательно слушала, глядя ему в лицо. Она была серьезна, и он понял — это не тема для шуток. Ей приходилось сталкиваться с людскими чудачествами. К ним надо относиться с уважением.
— Ты представляешь, — сказал он наконец, — однажды она взялась за трубу!
— За трубу? — Тут уж Маргарет не выдержала и засмеялась, а за ней и Лэндон.
— Ну точно, дай ей бог здоровья, — сказал он. — По радио часто выступал джаз, в котором играли одни девушки. Дело было в войну, и они играли для армейских подразделений, постоянно куда-то ездили. Одно время даже были слегка знамениты, но сейчас и не вспомню, как они назывались. «Билли Джин и Джинетки» — что-то в этом роде. Кажется, играли они не так и плохо. Так вот, моя матушка увлеклась трубой, дудела в нее не меньше месяца. Что у нее было на уме — не представляю. Может, думала все бросить и убежать к этим пташкам?
Вспомнились эти несколько недель — тишину старого дома вдруг стали нарушать резкие всплески звука. Будто трубил слон, отбившийся от стада. На губе у матери появилась небольшая мозоль, но ей не удалось осилить даже гамму — дальше зычных и несуразных гудков дело не пошло.
— Ну и, разумеется, кино, — продолжал Лэндон. — Это была ее жизнь, в кино она ходила несколько раз в неделю. Иногда брала с собой Эллен и меня. Билли, конечно, дома не сидел… Все эти старые шедевры, на которых зрители глотали слезы умиления, времен больших студий… «Касабланка»… «Миссис Минивер». А «Потерянный горизонт» крутили все время. Я думаю, мама не один год была влюблена в Рональда Колмена [74] …
74
Американский актер и режиссер 30–40-х гг.
— А твой отец? — спросила Маргарет. — Его она разве не любила?
— Думаю, что любила. Когда-то… А вот ближе к концу… В последние годы… Как сказать… После смерти Билли все как-то сразу пошло наперекосяк. Они стали словно чужие, каждый жил своей жизнью.
— Как печально.
— Да, печально. Душа болела смотреть на это. Ну, вскоре явился Чарли Эймс. По крайней мере время он выбрал подходящее — и на том спасибо. Слушай, Маргарет… тебе эта мелодрама из истории одной семьи еще не наскучила? Если что, скажи, я замолкну.
— Ну что ты, продолжай, пожалуйста. Мне интересно…
Оказалось, кое-что не так просто и вспомнить. Но после стольких лет Лэндон, пожалуй, с благодарностью воспринял приглашение высказаться. Однажды он начал рассказывать об этом Вере, и что-то помешало. То ли телефон зазвонил, то ли кто-то пришел. И она уже не попросила его начать сначала. Сейчас он смотрел прямо перед собой, сквозь лобовое стекло — на длинную прямую дорогу и белеющее небо.
— Чарли приехал в Бей-Сити сразу после войны. Он был американец, откуда-то со Среднего Запада, из Небраски или из Айовы, — простой деревенский парень, который в годы депрессии снялся с места и двинул на запад. Ты же знаешь, в тридцатые годы в такое путешествие пускались тысячи парней и девушек. Со всей Америки; да и из Канады, надо полагать, тоже. Они двигались в Калифорнию, надеясь выбиться в люди, сорвать банк. Въехать в мир кино на своих улыбках. Чарли в молодые годы, наверное, был парень красивый. В общем-то, ему удалось сняться в нескольких картинах, в маленьких ролях, но в основном он подрабатывал где придется, а потом началась война, и он ушел во флот. После войны он какое-то время пошатался по стране и осел в Канаде, в Бей-Сити — у него там был двоюродный брат. В городе Чарли возглавил старый «Королевский театр». Странно все же, что они сошлись — Чарли и моя мать. Мать была женщина крупная, блондинка, хороша собой. Такая грубоватая скандинавская красота. Но я всегда думал, что она соблазнится каким-нибудь щеголеватым латиноамериканцем с тоненькими карандашными усиками и черными прилизанными волосами. Но она соблазнилась Чарли, а он тоже был блондин и здоровяк — вполне мог сойти за ее брата. Управлять «Королевским» больших талантов, я думаю, не требовалось. Единственное зрелище на многие мили, а телевизоров тогда еще не было. Люди на стенку лезли от скуки. Однако же Чарли как-то умудрился угробить это дело. Наверное, он был слишком добродушный человек — из таких удачливые бизнесмены не получаются. На дневных субботних представлениях он сам стоял у входа за контролера, и ползала детворы смотрели спектакль бесплатно. Либо им удавалось прошмыгнуть мимо Чарли, либо его это мало тревожило. Собственно говоря, он и сам был большим ребенком, все время какие-то шутки, истории. Казалось, он ни к чему не относился слишком серьезно. Может, моей матери после двадцати лет с отцом — весь в делах — нужно было именно это. И потом, Чарли повидал свет. Работал в самом Голливуде! Своими глазами видел Богарта, Гейбла, Джин Харлоу [75] . Естественно, мать стала самой преданной зрительницей его театра, скоро они стали задерживаться у выхода, когда публика уже разошлась. Наверное, рассуждали о кино. Видимо, он рассказывал о людях, которых видел, о городах, где бывал, — шикарные воспоминания из той жизни. Они из него так и сыпались, да одно забавнее другого. Смешить он умел. Очень скоро Чарли стол предаваться воспоминаниям внутри театра, как-то вечером их видели выходящими вместе. Время было позднее…
75
Звезды американского кино 30–40-х гг.
— А твой бедный отец? — воскликнула Маргарет. — Он не догадывался о том, что происходит?
Лэндон улыбнулся. Сочувствовать тихому человеку, который сидит дома и ждет, — это было в духе Маргарет. Между тем его суровый и угрюмый отец вовсе не был безвинной овечкой. Когда посмотришь на вещи с другой стороны, получается объективнее. Сколько раз за многие годы Лэндон размышлял об этом! Только, спрашивается, зачем? Все это теперь в прошлом, стало древней историей.
— Ну, что сказать про отца… Понимаешь, он жил книгами. Вернется с сортировочной станции, нагнется над раковиной, смоет скопившуюся за день грязь. И к стопке библиотечных книг на столе в прихожей. Это был его мир. Но когда мать пригласила Чарли к нам на ужин, отец, я думаю, что-то учуял. Это, если разобраться, был дерзкий тактический ход. Видимо, чтобы избежать сплетен, она хотела сделать из Чарли доброго друга, своего человека для всего семейства. Ясное дело, номер не прошел. Отец терпеть не мог Чарли, к тому же он увидел, что мать вся дрожит от возбуждения. Если человек влюбился, скрыть это очень трудно, тем более такой человек, как моя мать — актриса в душе. Помню, Чарли рассказывал одну из своих историй, а отец велел ему прекратить — из-за Эллен. Ничего там страшного не было, невинная голливудская сплетня про какую-то вечеринку, где все плавали в чем мать родила. О-о, как он сыпал знаменитыми именами! Мы все ему просто в рот смотрели. Кроме отца, который был неприятно поражен. И попросил Чарли прекратить… Тот нисколько не расстроился. Просто пожал плечами и перескочил на что-то другое. Но повторного приглашении он уже не получил. А потом… Прихожу я как-то домой, а отец сидит в кухне и читает книгу. Он уже поужинал и читал Герберта Уэллса. Посмотрел на меня и говорит: «Твоя мать ушла, Фред. С Чарли Эймсом. Думаю, она не вернется. Тебе и твоей сестре она оставила письма. Они в ваших спальнях. Ужин на плите». Да, особой пылкостью он не отличался.