Современная канадская повесть
Шрифт:
— Какой именно?
Оглядывая комнату, парень чуть приседал, будто в ногах у него была пружина; эдакий шпаненок, попавший на костюмированный бал.
— Техасец. Или оклахомец… высокий такой? — спросил Лэндон.
— А-а, Логан… Нет, он не смог приехать. Кажется, девчонку свою проведать собрался. Грипп у нее, что ли. — Он повернулся к Джинни. — Я скоро смываюсь, Джин. Что-то я совсем подыхаю.
Хамоватый свиненыш. Похоже, занес в черные списки всех, кому больше двадцати пяти. Скоро Лэндон был выброшен за борт их разговора, он стал прислушиваться к бурлящей вокруг него вечеринке. Какой немыслимый тарарам обрушился на его уши! Но если набраться храбрости и посмотреть по сторонам, обнаруживалось очень много любопытного. В дальней комнате, оккупировав ее середину, полная женщина исполняла танец живота. Интересно, почему обязательно толстухи? Но публика встречала ее восторженно, подбадривала, хлопая в ладоши. В углу на диване, свернувшись калачиком, лежала парочка. Длинные волосы девушки скрывали их лица, но Лэндону показалось, что парень жует ее ухо. Разговор Джинни с Чемберленом почему-то перекинулся на дедушек. Эти мудрые старцы! Лэндон почувствовал укол ревности. Дедушки! Они у молодежи всегда персона грата. Они закаменели в легенду, время
68
Многолетнее растение из семейства бобовых.
Он вспомнил, как они ездили в город в двухдверном «форде» 37-го года со скошенным передом, правая рука старика, вся в пигментных пятнах — результат болезни печени, — лежит на кривой рукоятке переключения передач. Потертые плюшевые сиденья пахнут заплесневелым хлебом. Дедушка Лэндона, его первый герой! Копна ярких светлых волос нависает на лоб, отчего дедушка выглядит моложе своих лет. Он всю жизнь промечтал, а его коттеджи тем временем ветшали от запустения и в конце концов пошли на откуп полевым мышам и енотам. Иногда старик отпускал какую-нибудь корявую шутку или насвистывал «Сердце в груди», как Элмо Тэннер [69] . Или издавал птичьи звуки. На веранду в поисках своих слеталась половина окрестных птах, но находила лишь старика, дувшего в ладони. А туристы тем временем проносились мимо в послевоенных «фордах» и «плимутах», предпочитая новые мотели дальше по шоссе. Люди хотели иметь воду из-под крана и радио, которое само включается в определенное время. Понятно — какому коммивояжеру охота после тяжелого дня качать воду насосом? И ведь не скажешь, что старика не предупреждали. Отец Лэндона говорил ему об этом не раз. Убеждал, доказывал, а потом махнул рукой и уехал из дома. Лэндон помнил, как мальчишкой он лежал в постели и слушал: мать с отцом говорят о дедушкином «Отдыхе туриста». У отца — цепкий ум, бьющая через край энергия. Откуда это взялось? Он вышагивал по гостиной на налитых усталостью ногах — ему приходилось целый день лазить по товарным вагонам; голос у него был грубый, зычный, учительский — отец всегда хотел быть учителем. «Почему он не хочет оторвать задницу от кресла — объясните, люди добрые! У меня это в голове не укладывается. Такая возможность бывает раз в жизни, он же ее проворонит! Ведь он сидит на живых деньгах! Надо только руки приложить! Это шоссе — после войны вдоль него вырастут магазины… бензоколонки… новое жилье. Он сидит на золотой жиле! Надо же действовать, ловить момент!» Отцовский взгляд на жизнь!
69
Американский певец, мастер художественного свиста.
Дебелая и светловолосая мать Лэндона поднимает голову от книги. «Будет тебе, Джим. Оставь его в покое. Ты же знаешь, что он за человек. Ему рисковать — нож острый. Такой уж он есть и никогда не переменится. Если человек не хочет меняться, он не изменится, хоть ты тут лопни». Эти слова произносятся слегка нараспев, под Барбару Стэнуик [70] . Или еще под кого-то из спектакля Королевского театра, виденного ею вчера. Она вовсе не думала издеваться над отцом. Такого никогда не было. Просто она подсознательно всю свою жизнь играла — то эту маску наденет, то другую. Разговор о старом Ульфе прокручивался уже много раз, и ее роль была обкатана. Исстрадавшаяся жена заурядного мужа, ее судьба — коротать свои дни в трясине захолустного городишка. Разве он, с его книгами по математике и другим наукам, может понять поэзию жизни, богатую гармонию бытия? Ей оставалось только ждать: вдруг появится странствующий красавец, скажем, пребывающий в состоянии временного кризиса писатель, — в черном пиджаке, широкополой шляпе и до жути похожий на Джона Гарфилда [71] . И нашелся ведь такой — Чарли Эймс! Да, эти разговоры о дедушке Линдстреме! Отец Лэндона с трудом сдерживался, чтобы не высказать все, что он думает об этих флегмах — Линдстремах, — и выходил на заднее крылечко с книгой под мышкой. Что-нибудь толстое, самообразовательное. Потрясающе! «Звезды и планеты: их перемещения в пространстве». Приткнется возле бельевого шеста, положит книгу на колено, закурит самокрутку. Несчастный отец! На Джоанне Линдстрем он женился, когда ей было девятнадцать, светлые волосы она тогда носила «лесенкой». Лэндон видел старые выцветшие фотографии: его мать стоит на возвышении, рядом молодежь. Она, бесспорно, была первой красавицей в Бей-Сити, и от ухажеров не было отбоя — так она рассказывала Лэндону много лет спустя. Однако выбрала она его отца — он показался ей человеком серьезным и куда более зрелым, чем остальные. Лэндон, рассеянно слушая дочь среди гомона а музыки, ворошил эти давно ушедшие времена. Наверное, Джим Лэндон покорил мать своей серьезностью. Натуры беспечные часто тянутся к натурам суровым, возможно, путая при этом глубокомыслие с глубиной, надеясь, что их собственная игривость будет как-то уравновешена. Взять, к примеру, этого Чемберлена. Лэндон поймал себя на том, что внимательно изучает его бледное сосредоточенное лицо, тяжелый, как у Савонаролы, нос, тонкие губы, зловещие усы. Лицо фанатика. Его мрачная и пасмурная красота говорила о желчности и тщеславии. Он знал, что нравится женщинам, и любил бросать на них хмурые взгляды. Совершенно ясно, что Джинни узрела в нем какую-то глубину, хотя не исключено, что он просто-напросто брюзга, вечно недовольный щенок, которого способно расшевелить лишь негодование. Сейчас вид у него был глуповатый. Может, оттого, что хочет спать. Лица с жесткими чертами, как у него, должны быть все время напряжены, иначе они расклеиваются и огрубляются. Чемберлен без особого внимания слушал трескотню Джинни насчет ее дедушки, как тот играл с ней, когда она была совсем девчонкой. Он так многому ее учил, часто прекрасному и настоящему. Все это, конечно, был вздор, втирание очков себе самой. Ее дед никогда не уделял детям много времени. Этот угрюмый, живший в каком-то напряжении человек был слишком поглощен библиотечными книгами и витающей вокруг него тишиной. Позднее Лэндон пришел к выводу, что он затаил на своих детей обиду. Он истлел во многом по их вине, из-за них он упустил свой главный шанс. После смерти Билли общаться с молодежью стало для него пыткой. В их присутствии ему казалось — сама своенравная жизнь отчитывает его.
70
Известная американская актриса 40-х гг.
71
Известный американский актер 40-х гг.
Джинни обращалась к нему:
— Папуля, а ты что об этом думаешь?
— О чем? Извини.
— О том, чтобы на выходные поехать в Бей-Сити и повидать дедушку. Я его сто лет не видела.
Лэндону не хотелось, чтобы Джинни ехала в Бей-Сити именно сейчас. Тем более с этим сычом-беженцем. Хватит того, что едет Маргарет, — Эллен и так забросает его вопросами.
— Видишь ли, Джинни, я сам завтра собираюсь в Бей-Сити, — сказал он. — Хочу повидать твоего дедушку.
— Так это же здорово! — воскликнула она. — Поедем рее вместе. Я сделаю бутерброды… Устроим пикничок. Идея — блеск!
— Не знаю, Джинни, не знаю, — засомневался Лэндон. — Твой дедушка — старый человек, он серьезно болен. Что же мы будем подвергать его такому волнению? Это его утомит…
— Но, папуля, я точно знаю: мне-то он обрадуется! Меня он видит не каждый день. — Она вдруг загорелась — прямо вспышка энтузиазма. Строить планы, организовывать людям их дни — это она любила. Может, когда-то из нее выйдет агент в бюро путешествий. — Ральф! Тебе все равно надо за город. Подышишь там свежим воздухом. Ты же нигде в Онтарио не был, только в этом дурацком старом городе. На привидение стал похож.
Ральф сделал кислую мину.
— Как я могу куда-то ехать без машины?
Лэндон не одобрял идею Джинни, но еще меньше ему понравилось убиение энтузиазма нытьем. Дать бы ему сейчас под зад! Но заставить Джинни отступиться от своего было не так просто.
— Насчет машины не беспокойся. Машину попросим у тети Бланш. Или еще у кого-нибудь…
Лэндон предпринял последнюю попытку:
— Джинни, если ты совсем вернулась в Торонто, у тебя будет вагон времени поехать и повидаться с дедушкой. Еще какие-нибудь две недели — и встречай весну. За городом все зазеленеет…
В глазах Джинни явственно забегал огонек. Уж не веселье ли там, за этими очками а-ля Бенджамин Франклин? И не собирается ли она разразиться смехом?
— Ты едешь не один? — с улыбкой спросила она.
Ох, эти женщины! Их чувствительные антенны так и зондируют воздух, улавливают малейшие колебания — в поисках сердечных тайн.
— Не один, — признался Лэндон. — Со мной едет приятельница.
— Папуля, ты, ради бога, об этом не беспокойся, — затараторила Джинни, сжав его руку. — Я до смерти хочу ее увидеть, но мы с Ральфом доберемся и сами. Может, там с вами встретимся. Мы-то поедем не надолго… Эй… — Она дернула его за руку, будто уговаривала капризного ребенка. Ему пришлось взглянуть на нее. Иногда от этого панибратства хотелось куда-нибудь сбежать. — Эй, послушай… Ну не хочешь, мы завтра не поедем… Перенесем на следующую субботу.
Вообще-то говоря, чего он уперся? Почему девочка не может повидаться со своим дедом? И поводить Эллен за ее инквизиторский нос?
— Ничего. Не обращай внимания. Езжайте, все будет нормально.
— Ну и отлично. Значит, договорились. — Она шагнула назад и оглядела комнату, потом ткнула Ральфа в бок. — Ну что ты, Ральф! Нечего киснуть!
— Я устал, Джин.
— Знаю, рыбка моя. Скоро поедешь… И… оп-ля… вот и наша дорогая мамочка. По-моему, она здорово поддала, а, папуля? Как считаешь? Знаешь, ей бы с этим надо поосторожнее. А то она последние недели без конца прикладывается. Пару стаканчиков перед обедом. Пару стаканчиков перед ужином… Она всегда говорила про тетю Бланш и ее проблему. А сейчас… Надо ей с этим поосторожнее. Сейчас тетя Бланш вроде бы и лучшей форме, чем дорогая мамочка.
Слова дочери неприятно задели Лэндона. Молодых отчитать не моги, чуть что — они сразу в стойку. Сами же всегда готовы накинуться на взрослых. Подловить в минуту слабости и вонзить кинжал. Но к ним, ослепительно улыбаясь, уже подошла Вера.
— Ну-с. Вот мы и снова вместе. Наше маленькое семейство счастливо воссоединилось. Не прекрасно ли это! — Она тут же взяла за руки Лэндона и Джинни и притянула их к себе. Подобная демонстрация чувств была ей не свойственна. Видно, клюкнула она прилично. — И о чем же мы беседуем, если не секрет? Надо думать, о планах? Или о том, какая сложная штука — жизнь? Какая неразрешимая загадка? Ты потчуешь молодежь пословицами из своей громадной коллекции, Фред? Или ведешь себя, как подобает современному взрослому, и выслушиваешь их точку зрения? Позицию нового поколения?
Во время этой тирады Джинни взяла за руку Ральфа и подтащила его поближе. На лице ее было недовольство.
— О боже, мама. К чему эта театральность? Ты говоришь точь-в-точь как родительница из какой-нибудь старой бродвейской комедии.
— Правда, дорогая? Неужели театральность? Да нет же… — Она смолкла. — Я бы сказала, что на сегодняшний вечер самая театральная в нашей семье ты. Одно твое появление чего стоило. Я еще подумала — вот это шик! Правда, такие платья не совсем в моем вкусе. Откровенно говоря, дорогая, по-моему, оно тебя старит раньше времени. Эдакая маленькая старушка, которая жила в башмачке.