Современная новелла Китая
Шрифт:
— Вы не тревожьтесь о муже, сестрица, — отвечала Цзы Юнь, — я не оставлю его. А чтобы вас успокоить, давайте выберем день, пригласим соседей, кого-нибудь из управы, накроем стол, и перед всеми я отобью поклоны предкам семьи Го, пусть ваш супруг станет мне названым братом!
Госпожа Го была крайне растрогана, а доктор, узнав об этой истории, преисполнился глубокого уважения к Цзы Юнь. В праздник Середины лета [24] Цзы Юнь, взяв корзинку со сладкими пирожками, обернутыми в пальмовые листья, отправилась к господину Фу, единственному родному человеку, за советом. Но господин Фу заявил:
24
Праздник
— С тех пор как умер отец, нас ничто больше не связывает. Хоть замуж выходи, меня это не касается!
— Воля ваша, как прикажете. А милостей старого господина я никогда не забуду, — глотая слезы, проговорила Цзы Юнь.
Вскоре состоялась церемония, связавшая Цзы Юнь с родом Го. В реестре проживающих она числилась под фамилией На, поэтому за столом Цзы Юнь поднесла чиновнику красный сверток с деньгами и попросила к знаку На прибавить иероглиф Го. Теперь она официально стала сестрой доктора Го.
У госпожи Го сразу полегчало на сердце. Но вскоре душа ее на журавлиных крыльях отлетела в западные края. Цзы Юнь осталась полной хозяйкой в доме, теперь люди уважительно называли ее госпожой.
Когда господин Фу умер, Цзы Юнь, посоветовавшись с доктором, решила взять Нау в дом. «Нельзя думать только о своей выгоде, — сказала она, — забывая о долге, мы прогневим Будду, и соседи будут тыкать нам пальцем вслед!» Доктор безропотно согласился с названой сестрой. Он долго разыскивал Нау и наконец обнаружил его в гостинице у мукомольни. Приглашая Нау в дом, доктор ожидал от него слез умиления и благодарности, но тот вдруг заартачился:
— Как! Бывшую наложницу называть госпожой! Нет, не желаю!
У доктора Го не поднялась рука дать наглецу пощечину, он повернулся и ушел. Дома доктор сказал, что Нау живет безбедно и зазывать его в дом не стоит. Но Цзы Юнь хотелось узнать подробности, и она заставила доктора рассказать все. Выслушав его, госпожа Цзы Юнь вздохнула:
— Ох уж эта дурацкая спесь! Пусть зовет меня, как хочет! Но если я не позабочусь о Нау, буду виновата перед его предками.
Не прошло и нескольких дней, как Нау сам заявился. Он с почтением называл Цзы Юнь госпожой, а доктора Го дядей. Растроганная госпожа Юнь попеняла ему:
— Мы ведь звали тебя, отчего не приходил?
— Не обижайтесь, был очень занят. Задумал с приятелем одну вещь продать. Надеялся выручить что-нибудь и купить вам подарок, но ничего не вышло.
— Как тебе не стыдно! Ведь мы родня, к чему эти церемонии. Пришел, и ладно. Переезжай к нам совсем, нечего мыкаться одному.
Нау и вправду незадолго до этого собрался кое-что продать. А дело было вот как. В Тяньцзине жил один немец. Подзаработав в Китае денег, он перед отъездом решил приобрести что-нибудь из фарфора. Стал ходить по антикварным лавкам, но не знал, на чем остановиться. Однажды Нау, что-то закладывавший в лавке, увидал его. Подождав немца у входа, Нау представился ему внуком начальника Управления двора и предложил купить кое-что из фамильного фарфора. Но признался, что продает фарфор втайне от домашних и приходить к нему не стоит. Договорились встретиться через три дня в гостинице за рекой. На самом деле Нау бедствовал, фарфора у него не было, это его приятель Со Седьмой вынес из дому старинные чашки «Древний месяц». А продавать боялся, чтобы не узнали родные. Нау предложил продать вещи иностранцу, который увезет их из страны, чтобы все было шито-крыто. С иностранца можно побольше сорвать. Нау взялся провернуть это дело за мизерное вознаграждение. Но прежде надо пустить немцу пыль в глаза — придется Со Седьмому снять в гостинице номер и выкупить из ломбарда одежду Нау.
Кто мог знать, что Со Седьмой проболтается и о немце узнает Ma Ци, хозяин антикварной лавки «Храм старины». Он уже слышал, что Со продает неплохие вещицы, и давно хотел прибрать их к рукам, но тот заломил цену. А фарфор был на редкость — настоящий «Древний месяц», под стать его чашечкам того же обжига.
Однажды, когда немец снова появился в лавке, Ma Ци велел поставить на чайный столик пару чашек фарфора «Древний месяц». В лавке иностранец ничего не выбрал, и Ma Ци пригласил его в гостиную. Небрежным жестом разлил чай в фарфоровые чашечки. Немец ахнул:
— Какая прелесть! На полках у вас нет таких чашек!
Ma Ци расхохотался.
— Понравились? Могу продать. Они намного дешевле любой из тех, что вам не понравились. Да они и медяка не стоят!
— Вы шутите?
— Нисколько. Дело в том, что на полках подлинный старинный фарфор, а это — подделка! Когда покупаете фарфор, советую глядеть не только на внешний вид, но и постучать легонько, прислушаться к звучанию, ощупать дно. — Взяв с прилавка вазу, Ma Ци стал демонстрировать ее иностранцу, столько всего говорил, что окончательно запутал того. В конце концов Ma Ци велел завернуть чашки и протянул их немцу:
— Позвольте преподнести вам на память. Жаль, конечно, что вы ничего у меня не купили, но мы останемся друзьями, а это самое главное.
Немец взял чашки и дома тщательно рассмотрел их со всех сторон — теперь он хорошо знал, что такое «поддельный фарфор». Поэтому, когда в гостинице Нау достал из саквояжа свой фарфор, иностранец усмехнулся, он сразу увидел, что фарфор «не настоящий». Точно такие чашки ему подарил Ma Ци. Однако из вежливости он все же спросил о цене, — ему назвали огромную цифру. «Нет», — решительно произнес немец по-английски и удалился. Довольный своей прозорливостью и тонким вкусом, немец скупил у Ma Ци все его побрякушки и укатил на родину, будучи в полном восторге от своей коллекции «китайского фарфора».
Затея друзей провалилась, а Со Седьмой заявил, что виной всему нерасторопность Нау. Со потребовал назад свои деньги и отказался платить за гостиницу. Нау опять заложил одежду и бежал под крылышко госпожи Цзы Юнь.
Спустя некоторое время Ma Ци купил за полцены чашки Со Седьмого, а когда в доме Со спохватились, было уже поздно — фарфор за огромную сумму уплыл к тяньцзиньским агентам экспортной торговли.
Цзы Юнь всегда благоговела перед господами. Переезд Нау восприняла как великую честь для себя. Не удивительно, что она дрожала над ним, словно над яйцом феникса, и Нау, скитавшийся раньше по чужим углам, перед «бывшей наложницей» не преминул распушить крылышки. Как говорится, «пусть осел сдох, зато повозка цела» — свои барские замашки он сохранил и в нищете. Испечет Цзы Юнь лепешки покрупнее — не желает есть, соленья порежет не достаточно мелко — они, видите ли, ему в горло не лезут.
Госпожа Юнь выкупила всю заложенную Нау одежду. Теперь, как в былые годы, он щегольски менял ее трижды в день. Два раза не надевал, бросал в стирку. Если увидит морщинку, злится, хмурит брови:
— Это что, корова жевала? Не надену!
Цзы Юнь трудилась не покладая рук с утра до вечера.
Доктор Го переселился в заднюю комнату, он едва терпел присутствие Нау и старался встречаться с ним как можно реже. Но однажды все же заговорил с ним:
— Вот что, молодой человек, сам знаешь, мы уже старики, считай, одной ногой в могиле, а тебе еще жить да жить, пора тебе подумать о будущем. Теперь у тебя нет «железной чашки риса» — императорского жалованья. Нечего ждать манны небесной. Если хочешь, обучу тебя своему ремеслу. Правда, врачевание не больно прибыльное дело, но на пропитание всегда можно заработать. Хватит строить из себя барчука, пора взяться за ум!