Современная новелла Китая
Шрифт:
Яо считал, что у истоков творчества стоит логическая мысль, потом приходят образы и чувства. И в соответствии с этим строил свои монологи.
— Во-вторых, ты не должна думать только о себе. Взгляни на мои седины, на мою согбенную спину. Посмотри на мать — и ее не пощадил осенний иней, к тому же она располнела. Мы оба всю жизнь в театре. В «культурную революцию» девять смертей пронеслись над нашими головами, мы тогда дышать, как говорится, не смели. Теперь, казалось бы, можно поднять голову, расправить плечи, но телевидение вдруг наносит театру тяжелый удар… Как изменчив наш путь, сколько подстерегает бед и невзгод! — Яо Дахуан был в ударе — ведь только вчера он показывал Фань Бичжэнь, как надо декламировать монолог Чжу Гэляна, наставляющего своих учеников.
Фань Бичжэнь слушала, кивая в такт головой.
— Продолжайте, учитель!
— Наш традиционный театр надо встряхнуть, оживить, дать ему силы принять вызов, брошенный телевидением, и проводить эти реформы следует, опираясь на наши традиции. Потребуются люди, деньги, активная помощь руководителей — дальновидных, конечно, а не таких, которые будут на нас давить. Хороший начальник может для театра сделать столько, сколько не сделают и десять, и двадцать актеров. И вот еще что — для руководящей работы ты молодая, а в театре твое золотое время уже на исходе. Иди. Не получится — вернешься, я буду учить тебя сочинять пьесы.
Фань Бичжэнь схватила сумочку и помчалась вступать в должность. Она распахнула окно в железной раме и села напротив начальника Вана за свой стол. Двое в одном кабинете, лицом к лицу.
Некоторые думают, что начальнику Вану жаль расставаться со своим местом и со своей властью. Какая несправедливость! Не об этом беспокоится он, а о том лишь, чтобы воспитать себе надежную смену — тех, кто продолжит его дело, дело его жизни. Фань Бичжэнь для него — чистый лист бумаги, на котором он нарисует свой план, — и Фань Бичжэнь пойдет дальше по проложенной им дороге, вперед, в бесконечность.
Ему нравится эта девушка, от нее веет теплом и покоем. Не оттого ли, что она ровесница его дочери. Дочь живет далеко отсюда. И внешне они похожи. Словно бы Ван и не в кабинете, а дома. И говорить можно тоже по-домашнему.
— Ты не волнуйся. Будешь учиться, глядя на меня, — понемногу все получится. Представь, будто ты разучиваешь роль. Будто я старый актер, а ты ученица. Я пою — а ты подпевай, я делаю — а ты повторяй. После сама все поймешь. Роль следует выучивать наизусть, а в нашем деле для начала надо досыта начитаться разных документов. Ничем другим ты пока заниматься не будешь. Посидишь в кабинете, будешь отвечать на звонки, просматривать приходящие бумаги. Секретарей я уже предупредил, чтобы все тебе приносили.
Фань Бичжэнь понравилось, что начальник Ван так душевно с ней разговаривает. Поблагодарила, конечно, пообещала стараться, не пожалеть сил.
Ван обрадовался очень, не удержался — протянул руку и по голове погладил Бичжэнь, как дочку. И вдруг спохватился. Ведь она такой же начальник, как он, и сказал, чтобы загладить неловкость:
— Ну что же, надеюсь, мы сработаемся.
Фань Бичжэнь завалили грудой бумаг, без умолку звонит телефон. Она отвечает на звонки, просматривает кипы циркуляров. Только закончит — приносят новые. И так две недели подряд. В глазах рябит, в ушах звон, шея как деревянная, и спина ноет. Все время хочется спать. Раньше Бичжэнь много двигалась, часто бывала на свежем воздухе, а теперь сидит сиднем дни напролет. Изредка только подходит она к окну, распахивает железную раму и, свесив голову, смотрит на улицу. Там внизу снуют люди, машины, кажется, сам воздух пропитан шумом и суетой, но даже шум этот ей нравится. Ах, как весело помчался вон тот мотоцикл, с треском и с синим шлейфом позади!
Наступил день, когда Фань Бичжэнь увидела среди прочих бумаг сообщение о театральном фестивале. Каждый местный театр должен представить музыкальную драму, демонстрирующую творческие особенности своего направления.
— Давайте я этим займусь, — сказала она начальнику Вану. — Ведь я немного разбираюсь в театральных делах.
Ван подумал и согласился.
— Ладно, — сказал он. — Это как раз по твоей части. Но учти, фестиваль — дело серьезное. Нам обязательно надо занять призовое место, пусть не думают, что мы впустую работаем. Ты пока бери все на себя — взвали, так сказать, всю тяжесть на свои плечи, а там я подскажу. Сейчас главное — сама пьеса. Пусть Яо Дахуан напишет что-нибудь. Только помни: хоть он человек и очень способный, но нуждается в постоянном контроле. Ему нельзя расслабляться — тогда он за вечер может сочинить пьесу, а пустишь дело на самотек — будет целый год сюжет обдумывать. Кстати, намекни ему между делом, что его жилищный вопрос решается. Я вас обоих подаю на рассмотрение. Не потому, конечно, что ты теперь начальница, — мы давно собирались. Надо проводить в жизнь новую политику в отношении интеллигенции!
Начальник Ван всегда стремился к ясности в деталях, особенно когда приходилось взваливать ношу на чьи-либо плечи.
Фань Бичжэнь вернулась домой в приподнятом настроении и сразу же постучала в стенку:
— Учитель, у меня хорошие новости!
Она рассказала про большой фестиваль и все остальное, а про жилищный вопрос умолчала — чтобы не слишком было похоже на «материальное стимулирование».
Яо Дахуан страшно разволновался — ведь это же тот самый случай, который поможет осуществить его грандиозный план. Насколько грандиозный, не ему, конечно, судить, но вынашивал его Яо три года.
Он задумал перестроить традиционную драматургию, используя ее преимущества — сочетание пения с танцем. Приблизить театр к народной драме, сделать действие проще по форме и динамичнее, что отвечало бы духу времени. Текст станет емким и лаконичным, будет звучать как стихи. А там, когда сольются в единое целое стихи, песня и танец, посмотрим, что предпочтет молодежь — глубину мысли и изящество или же телевизор.
Фань Бичжэнь даже в ладоши захлопала от радости — так ей это понравилось.
— А о чем будет пьеса?
И об этом старый драматург подумал. В пьесе есть и пение, и танцы, поэтому Яо решил заново пересказать историю Си Ши [32] — она ведь и пела замечательно, и танцевать была мастерица. Его героиня не будет стереотипной. Си Ши предстанет как живое воплощение красоты, и именно от этого все ее несчастья, страдания и позор. Это будет трагедия прекрасного. Не просто история о том, как величайшая красавица древности утопилась, а подлинная трагедия, рассказывающая, как уродство и зло губят прекрасное. Ведь в настоящей трагедии — Яо Дахуан где-то об этом читал, — в настоящей трагедии гибель прекрасного должна вызвать у зрителя гнев, возмущение против всего отвратительного, должна заставить его самого искать красоту. Не думайте, что старик дальше своего носа не видит, в теории искусства он кое-что смыслит!
32
Си Ши (V в. до н. э.) — знаменитая красавица древности, наложница правителя княжества У.
Фань Бичжэнь пока не разбирается в этих тонкостях, ну да ничего, ведь он по-прежнему ее наставник, а она — послушная ученица.
— Поскорее пишите эту пьесу, учитель, а я уж постараюсь, чтобы она попала на сцену!
В этот раз Яо решил показать все, на что способен. Он писал пьесы всю жизнь, зачастую не вникая в смысл написанного. Словно чужая рука водила его кистью. Во времена «культурной революции» все было распределено: руководство дает идею, массы — жизнь, писатель — свою кисть. Голова и кисть тогда существовали порознь, теперь же их надо соединить — ведь в начальниках Фань Бичжэнь! — и он наконец-то напишет такую пьесу, какую сам хочет. Напишет — и подарит людям.