Современная новелла Китая
Шрифт:
— Ослеп, паршивец?! Прямо на людей прешь!
Ловкачонок не стал ввязываться в перебранку, но и прятаться в толпе не стал. Он повернулся к разгневанной тетке и сказал, ухмыляясь:
— Виноват, виноват! Спешу очень — вот и налетел на вас нечаянно. — И с этими словами, присев на корточки, подобрал помидоры и, поочередно поднося их ко рту, стал шумно сдувать приставшую к ним пыль.
Тетка, сразу остыв, сказала с нетерпением:
— Да ладно уж, ладно — и так сойдет.
Но Ловкачонок продолжал дуть изо всей силы.
И тогда тетка, не выдержав, рассмеялась:
— Ну давай скорей! Вот упрямец!
Ловкачонок положил помидоры ей в корзинку, кивнул на прощание головой и побежал к нам.
— Да осторожней ты, — крикнул ему старик, — смотри, как бы опять с тобой чего не приключилось!
— А я везучий, удачливый: случись со мной какая беда — тут же с ней и разделаюсь! — С этими словами Ловкачонок подошел к нам и только тут заметил меня: — А, товарищ, и вы здесь? Вот и хорошо: вы уж тогда проводите вместо меня дедушку до гостиницы, пусть отдохнет перед ужином.
Старик было воспротивился:
— Нечего зря шататься — все равно ничего не купишь. Ведь часто бываешь в городе, неужели еще не набродился?
— Я уже везде побывал, где надо, — сказал Ловкачонок, — еще только на почту схожу — закажу телефонный разговор с бригадой.
— Мы же завтра домой вернемся — там и наговоришься всласть. К чему еще разговор заказывать?
— А я скажу нашим, чтоб завтра же везли в город кабачки. Я еще как в больницу шел, мимо овощного ларька, вижу — лежит целая куча кабачков, обратно иду, гляжу — все распроданы. А сейчас вот узнал у товарища, который овощами торгует, что кабачки здесь дефицит и один цзинь стоит на пять фэней дороже, чем у нас в поселке. И товарищ этот из ларька такой душевный: сколько, говорит, привезете — столько и возьмем! На каждом цзине по пять фэней выручим, на каждых десяти цзинях — по пять мао, а на каждой сотне — уже по пять юаней. Если шесть-семь возов привезем — больше тысячи дополнительно заработаем!
Старик посмотрел на меня, словно желая сказать: ну как, не зря он свою кличку носит?
А парнишка продолжал, довольный:
— Опять же и вам выгода: мы с вами завтра в деревню-то на возу вернемся, на котором кабачки привезут — на билетах автобусных сэкономим…
Мы с дедом так и прыснули. Но надо было выполнить указание — проводить старика до гостиницы. Мы добрались туда незадолго до ужина — парнишки все еще не было. Начали уже беспокоиться, но тут постучали в дверь, и в номер вошел человек средних лет.
— Приезжие из «бригады восемнадцати семей» не здесь остановились?
Старик, отдыхавший на кровати, приподнялся и, окинув незнакомца изучающим взглядом, ответил:
— Ну я из этой бригады…
— А где ваш молодой уполномоченный?
— Что? Какой еще уполномоченный?
— Так он, выходит, соврал?..
— Кто соврал? Совсем ты мне голову задурил!
— Да есть тут один, — пояснил незнакомец, — сказал, что он у себя в коллективе внешними связями занимается и что живет в этом самом номере. — И, заметив, что старик все еще недоумевает, разъяснил подробнее: — Сам-то я из Шэньяна. А сюда приехал, чтобы мастеров подыскать, которые умеют овчину на экспорт обрабатывать. Спутник мой только что на почте с одним знакомым по этому самому делу по телефону говорил — и уж не знаю как, услыхал его там какой-то парнишка, который тоже говорил по телефону. Парнишка этот тут же вмешался в его разговор, сказал, что никуда звонить не надо, потому что у них, в «бригаде восемнадцати семей», есть опытные скорняки, которые рады будут наладить контакт с нашей фабрикой. А еще сказал, что их бригадир завтра же заедет к нам в гостиницу, чтоб заключить договор. Когда мой товарищ все это мне рассказал, я не поверил: чтобы подросток — и такими делами ворочал? То ли парнишка его разыграл, то ли жулики его подослали! Вот я и прибежал сюда посмотреть — правда все это или нет!
— Все чистая правда, и никакого обмана тут нет, — сказал старик. — Я сызмальства кожи выделывал, каждую зиму этим занимался. — И поднявшись в возбуждении, продолжал: — А ты, товарищ, уже и нос повесил? Нет, нет тут никакой ошибки. Ты не гляди, что он мал — душа у него большая! Уж он, когда бригадному начальству по телефону обо всем докладывал, наверняка за вас словечко замолвил, так что бригадир наш утром точно приедет и заключит с вами договор!
— Ну, это было бы просто замечательно! Тогда, значит, так и договоримся: завтра в десять утра мы будем здесь. — И обрадованный посетитель, наговорив старику любезностей, собрался уходить.
Старик проводил его до подъезда, а вернувшись, хлопнул себя по ляжке и сказал:
— Ловко чертенок провернул это дело — ведь если получится, наша бригада разбогатеет!
Я только моргал глазами, не понимая, какое все это имеет значение и почему старик так радуется. А тот, не в силах справиться с волнением, продолжал:
— Я с малых лет, еще с той поры, как бегал в штанишках с разрезом, начал учиться у дяди выделывать кожи. Не один десяток лет занимался этим делом, но давно его забросил. А уж теперь, как только подлечу поясницу, опять возьмусь за прежнее ремесло… Дочка моя и вся ее бригада раньше очень бедствовали, а потом взяли да и договорились с одной фабрикой, которая товары производит на экспорт, стали для нее выполнять разные подсобные работы. И у людей на всю зиму занятие появилось, за каждый трудодень по два юаня и три мао получают! Нет, ты только посмотри, до чего ловкий, чертенок! Да найдись способный человек, чтобы его в хорошие руки взял да наставил как следует, чтоб он хитрость свою использовал там, где надо, и в сторону не сворачивал, — так ведь из парнишки толковый начальник получится!
Я почтительно слушал старика и то и дело кивал головой, выражая тем самым полное свое согласие с его мнением. А в голове вихрем закрутились мысли. Из этой неожиданной встречи я уже уяснил себе: если даже есть в прозвище слово «черт», это вовсе не значит, что оно оскорбительно. Так что не следует чохом осуждать всех тех, кто это прозвище носит. Что же до таких, как этот Ловкач и сын его Ловкачонок, то если мы сумеем подавить в них этого самого «черта» и в то же время научимся по-настоящему ценить и развивать их ловкость, дадим простор их деятельности, — разве не принесет все это большую пользу общему нашему делу?
ЦЗЯН ЦЗЫЛУН
НОВОГОДНИЕ ВИЗИТЫ
Цзян Цзылун родился в 1941 году в деревне Цан провинции Хэбэй. В 1958 году поступил в ремесленное училище при заводе тяжелого машиностроения в Тяньцзине, по окончании его в 1960 году остался работать на заводе. В том же году ушел служить в армию; закончив морское топографическое училище, стал работать по специальности. В 1965 году демобилизовался и вернулся на завод, работал бригадиром, секретарем канцелярии директора, заместителем секретаря объединенной цеховой ячейки, начальником цеха. В 1971 году вступил в КПК, с 1982 года — член Тяньцзинского отделения Союза писателей, в настоящее время — член правления Союза китайских писателей, заместитель председателя Тяньцзинского отделения Союза писателей.
С 1962 года систематически публикует свои произведения. В 1967 году его рассказ «Один день начальника управления электрификации» получил широкое признание. Рассказ «Заметки о вступлении в должность директора Цяо» также привлек внимание читателей, был удостоен первой Всекитайской премии (сборник «Лучшие рассказы года»), В 1979 году Цзян Цзылун стал членом Союза китайских писателей. Его повести «Дневник секретаря одного завода», «Первопроходец», «Все цвета радуги» и «Новогодние визиты» удостаивались премий на всекитайских конкурсах в 70-х и 80-х годах.
Ну что за Новый год по солнечному календарю? Китайцы его не признают, какие бы красивые названия ему ни давали, к примеру, «юаньдань». Можно импортировать магнитофоны, телевизоры, но чтобы Новый год — такого я еще не слышал. Для китайцев Новый год — это Праздник весны — Новый год по лунному календарю! От него и идет отсчет годам, с его наступлением оживает природа.
В первый день Нового года полагается есть пельмени, на второй день — лапшу, на третий — наносить визиты друзьям и близким… Не успеешь оглянуться, и уже пятое число. В этот день снова едят пельмени. Даже самые прижимистые на праздник раскошеливаются. И пока не истратят все, что удалось скопить, не успокоятся. Как будто живут последний день. Едят, пьют, веселятся.