Современная новелла Китая
Шрифт:
— Старина Ху, говорят, вас собираются назначить заместителем директора… Нечего прикидываться, накануне Нового года директор заходил в цех, интересовался нашим мнением.
— Придется, старина, раскошеливаться на угощение.
Один из парней обнял Ху Ваньтуна и полез к нему в карман за сигаретами.
— Погоди, я сам, — остановил его Ху Ваньтун.
Но парень уже вытаскивал нераспечатанную пачку.
Таких сигарет в каждом доме припасали к Новому году пачек десять. Парни поделили между собой — кому три, кому пять. Двум парням не хватило, и они требовали свою долю. Тогда Ши Мин крикнул:
— Это сигареты второго сорта, чтобы угощать, а в кармане брюк — получше, те он приберегает для себя. За это его и прозвали заядлым курильщиком.
Ху Ваньтун рассмеялся:
— Ни одной хорошей сигареты из купленных к празднику я не выкурил, это была последняя пачка, не верите, посмотрите… — Он вынул из кармана брюк табакерку.
Парни смутились: оказалось, что все хорошие сигареты Ху Ваньтун раздал людям, а сам курил в праздник табачные листья. Он вообще готов был отдать все. Однако в проигрыше не оставался. Потому что неизменно завоевывал симпатию и доброе отношение. Парням было неловко: забрали у человека последнюю пачку, но сигарет они не вернули. Зачем оставаться в дураках самому, если можно оставить другого. И так, с сигаретами в зубах, они вскочили на велосипеды и умчались, бросив на прощанье:
— Если бы все начальники были такими, как ты, старина Ху!
— Обязательно отдам свой голос, когда тебя будут выбирать директором!
Ху Ваньтун кивнул и снова принялся мести.
Лэн Чжаньго был в бешенстве. Какой стыд! Сопляки потешаются над Ху Ваньтуном, а он смеется как ни в чем не бывало, словно дурак. И никто этого не замечает, его дружески приветствуют, а на него, Лэн Чжаньго, не обращают внимания. Знают ведь, что Ху Ваньтун не блещет талантами, но относятся к нему снисходительно, любят как доброго друга. В глубине души Лэн Чжаньго завидует этому бесталанному Ху Ваньтуну, хотя никогда себе в этом не признается.
— Ваньтун, брось метлу и сейчас же иди в диспетчерскую, — подойдя к Ху Ваньтуну, тихо, но строго произнес Лэн Чжаньго.
— Ладно! Вот только домету и пойду. — Ху Ваньтун несколько раз взмахнул метлой, бросил ее в проходную и догнал Лэн Чжаньго.
— Как здоровье жены? Когда я был у вас в праздники, она выглядела неважно. Наверно, мало спала, в Новый год всегда хлопоты. А тут еще треск хлопушек под окнами. Побереги ее! Как бы болезнь не дала рецидива…
Лэн Чжаньго нахмурится и молчит. Он не любит, когда говорят о болезни его жены, особенно заводские. Ху Ваньтун, разумеется, исключение, они много лет работают вместе и друг от друга ничего не скрывают. Лэн Чжаньго хоть и злится на Ваньтуна, знает, что в делах житейских на него можно положиться. И не один Лэн Чжаньго, все идут к Ваньтуну со своими бедами, чтобы излить душу, часто вымещают на нем свои обиды и гнев, он все терпит, искренне переживая за людей, сам же все сносит молча, не ищет утешения и сочувствия, чтобы не портить никому настроения. А главное — он не предает друзей, умеет хранить чужие тайны, ни о ком плохо не отзывается. Ссорящихся старается помирить, никого не обвиняет, никого ни с кем не стравливает. Чужие тайны скапливаются в его душе. И если тайну сравнить с косичкой, Ху Ваньтун многих мог бы дергать за эти косички, но никогда этого не делает, не причиняет никому вреда. Он прославился на весь завод и, как говорится, силен своей слабостью, с ее помощью побеждает сильных. Его часто обижают, но пострадавшим оказывается не он, а обидчик. Взять, к примеру, хоть Лэн Чжаньго. В силу своего характера он то и дело придирается к Ху Ваньтуну, отчитывает его, даже насмехается. А ведь именно Ху Ваньтун устроил его жену в больницу и всячески помогает ему, как родному брату, видя, как тяжело тот переживает болезнь жены. Ху Ваньтун хорошо знает все недостатки Лэн Чжаньго и не в пример другим не боится его — просто, как подчиненный, выполняет его распоряжения. И когда другие диспетчеры, сидя у телефонов, пытались понять, чего именно хочет от них начальник, Ху Ваньтун поступает так, как считает нужным…
— Чжаньго, не заставляй всех работать в полную силу сразу после Нового года, лучше пройдись вместе с нами по цехам…
— Зачем?
— Поздравить цеховое начальство и рабочих с Новым годом!
— Что?! С Новым годом? А может, прикажешь еще отвесить всем поклоны?! Руководители производства — не кумушки, которые ходят с поздравлениями из дома в дом. За четыре дня еще не напоздравлялись? Решили бегать по цехам с новогодними визитами? Только что у ворот завода ты разыграл представление не хуже Далана [58] . И все мало? Это же отвратительно!
58
Далан — герой романа Ши Найаня «Речные заводи»; его имя стало нарицательным для никчемных, ничтожных людей.
— Вы поглядите на него! Ни с того ни с сего распалился. Что я такого сказал? — Ху Ваньтун рассмеялся. Он никогда не выходил из себя, не злился, что бы ему ни сказали. А когда велись деловые споры и страсти накалялись, он предлагал закурить, и обстановка разряжалась. Если человек дружески улыбается, вряд ли кто-нибудь полезет с ним в драку. Но спасительную пачку сигарет увели парни Ши Мина, и Ху Ваньтуну ничего не оставалось, как предложить табак.
— Не хочешь ли закурить? Это покрепче сигарет!
Лэн Чжаньго сердито отмахнулся, бросил в кружку щепотку заварки, взял было термос, но он оказался пуст, и налил из чайника остывшего кипятка. Ху Ваньтун, с тех пор как его перевели с повышением из цеха в центральную диспетчерскую, уже более двух лет каждое утро наполнял кипятком все термосы сотрудников. Это вошло у него в своего рода привычку. Но сегодня он этого не сделал, а Лэн Чжаньго и в голову не пришло самому пойти за кипятком. Он лишь досадовал, что Ху Ваньтун, вместо того чтобы позаботиться о термосах, мел двор.
Словно угадав мысли Лэн Чжаньго, Ху Ваньтун, улыбаясь, сказал:
— Я ходил в котельную, но там закрыто. Ведь сегодня — первый рабочий день после Нового года, раньше десяти о кипятке и мечтать нечего.
— Могли бы рабочие котельной прийти пораньше. Никто их от работы не освобождал. Как можно оставить людей без горячей воды?
— Этим ведает административный отдел, и мы не можем вмешиваться. Ты вот руководишь производством всего завода, но не можешь заразить своим энтузиазмом нижестоящих, а одними административными мерами укреплять дисциплину нельзя. Все делают вид, будто тебя боятся, не перечат, а сами поступают по-своему. И с этим ты ничего не сделаешь. Надо налаживать со всеми добрые отношения, завязывать контакты. Только рабочая гордость и совесть могут заставить людей честно работать.
— Хватит! Здесь — завод, а не детский сад! И я не нянька!
— Принцип везде один, что на заводе, что в детском саду. Диспетчерская непосредственно связана и с директором, и с рабочими. Нам приходится иметь дело со многими людьми. И нет-нет да невольно и обидишь кого-нибудь. Пойдем сейчас по цехам, поздравим людей с праздником, глядишь — и забудутся все неприятности, которые были в году. Неужели тебе не нравятся методы управления производством за рубежом? Там владельцы предприятий под Новый год благодарят рабочих и поздравляют. У человека непременно должна быть личная заинтересованность в труде. И если он видит доброе к себе отношение, выполнит любое требование, пусть даже без особого желания.
— Зачем же тогда планы, дисциплина? — заорал Лэн Чжаньго. Завод был ему дорог, он успешно справлялся со своими обязанностями, и на первых порах организация производства была для него истинным наслаждением, как для талантливого режиссера — хорошая пьеса. Но шли годы, и чем опытнее становился Лэн Чжаньго, тем труднее было ему работать, он все чаще замечал недостатки, а неудачи вызывали раздражение и досаду. Куда девалась его смелость? Он стал осторожным, на рабочих смотрел как кредитор на должников.