Современники
Шрифт:
И вот на строительство пошла телеграмма: «Выезжаю». А вслед за ней ехал и он сам, сквозь дорожную дрему раздумывая о прожитой жизни, о новой стройке, являющейся небольшой, но существенной деталью новых работ.
Предчувствия не обманули Павла Михайловича. Шахта была еще только обозначена колышками. Тоннельщики жили в палатках. Землекопы рыли котлованы под фундаменты шахтных построек, но среди зачинателей тоннеля Сергеев встретил много знакомых, с кем можно было в свободный час зимнего вечера, у огонька костра, под вой степного бурана, вспомнить славные дни метростроевской юности.
Был
Инженер Лев Борисович Рябов, начальник шахты, где предстояло работать, оказался тем самым комсомольцем Левкой Рябовым, что однажды, как бригадир молодежной бригады проходчиков на стройке первой очереди метро, копал тоннель навстречу бригаде Сергеева. Даже в начальнике конторы, седоватом, солидном директоре-полковнике, узнал тоннельщик своего товарища по метростроевской юности, ставившего в свое время комсомольские рекорды. Это он когда-то так неистово громил на производственных совещаниях предельщиков, любителей старинки и покоя.
Всех их, людей теперь уже немолодых, подняла с насиженных гнезд, заставила проститься с привычной работой, с городскими удобствами все та же тяга к новому, желание стать участником замечательных строек. И как-то, когда проходили еще первые метры шахтного ствола, начальник шахты на дружеской вечеринке старых метростроевцев признался:
— Ох, и важное же дело доверила нам партия, товарищи! Таких задач решать тоннельщикам еще не доводилось. А нас, метростроевцев, мало. Все новички. Давайте станем, ребята, дрожжами, на которых поднимается все тесто!
Хорошими оказались дрожжи!
По традиции, московский Метрострой учил людей не только самих хорошо работать, но и окружающих воспитывать, чтобы творческий почин и мастерство распространялись широкими кругами, а новички с первых же шагов усваивали новаторские приемы.
Вокруг Сергеева, Уварова и других ветеранов сразу же сложились бригады энтузиастов. На ходу овладевая нелегким делом подземного строительства, новые люди, молодые строители, с первых же шагов приобщались к передовым методам.
Бригада Сергеева на всех стадиях строительства шахты — и на проходке ствола, и на монтаже щитов, и на постройке самого тоннеля — была лучшей. Бригадир, как прежде в Москве, при подведении итогов всесоюзного соревнования неизменно получал звание: «Лучший проходчик страны».
Тут, в степи, он особенно дорожил этим званием. Радовало оно его и потому, что после каждого нового присуждения со всех концов страны, где работали друзья-тоннельщики, к нему шли телеграммы старых товарищей. И он отвечал всем, что тут, в степи, московские метростроевцы берегут свое славное звание, работают, как положено людям, строящим коммунизм.
Да, именно так они и работали.
Смена Смородина отставала. Начальник шахты вызвал к себе Павла Михайловича и предложил ему стать тоннельным мастером смены, где работал Смородин. У московских метростроевцев закон: от сложных поручений не отказываться! И хотя молодая бригада Сергеева теперь работала, по выражению инженера Рябова, «как оркестр», и бригадирство было ему больше по душе, хотя даже и заработок его, как передового бригадира, значительно превышал зарплату тоннельного мастера, — несмотря на все это, Павел Михайлович принял предложение.
Он принялся за дело с горячностью, с упрямством, какими славился еще на Метрострое. Целые дни он проводил на шахте. В уютном домике нового поселка с поэтическим названием «Восход» жене его по многу раз, до самой ночи, приходилось разогревать ему ужин. Павел Михайлович изучал людей, беседовал с бригадирами, прямо говорил, в чем недостатки каждого. Не удовлетворяясь объяснениями, указаниями, он сам иной раз брался за то или другое дело. Люди с невольным почтением следили, как ловко спорится у него в руках каждое дело. И в разговоре с новичками этой необыкновенной шахты часто звучали слова, с юности полюбившиеся тоннельному мастеру: «Партия прикажет — к центру земли пройдем!»
Он умел хорошо говорить. Но, захватив людей горячим словом, он тут же деловито указывал на то, что в их работе слабо или плохо.
И вот отстававшие бригады стали выправляться. Вскоре та из них, что еще недавно плелась в хвосте, дала рекордную выработку для всего Донтоннельстроя.
— Теперь самые трудные грунты мы прошли. Теперь темпы, темпы! — шутил Павел Михайлович, подбадривая людей.
…Странное чувство овладело мной, когда я вместе с Павлом Михайловичем Сергеевым спустился в шахту. Мы долго шли по облицованным коридорам, и он, гордясь своими учениками, не без самодовольства рассказывал о них, все показывал и пояснял.
Я несколько раз бывал у строителей московского метро. И вот теперь, слушая тоннельного мастера, я никак не мог отделаться от мысли, что стоит мне сесть в клеть и подняться наверх, как передо мной откроются картины родной Москвы — сплошное движение автомобилей, веселая сутолока широких тротуаров, что стоит сесть на углу в троллейбус № 12, и через несколько минут я буду дома.
Но на поверхности меня ждала степная глушь, пестрые суслики, короткохвостые гадюки, притаившиеся в трещинах сухой земли; в белесом небе, распластав крылья, кружили кобчики, да ветер перебирал седые гривы ковылей.