Современный болгарский детектив. Выпуск 3
Шрифт:
Я положил трубку и почувствовал, что лоб у меня весь мокрый. Быстро собрал людей из охраны, велел им садиться в джип и мчаться к каракачанам.
Туда больше пяти километров, но, если поспешить, может, они успеют разогнать стаю прежде, чем она там натворит бед. Васил слонялся по столовой, но я рявкнул на него — чтобы тоже ехал.
Следующий звонок — из города. На проводе — Генчев. Кто-то сообщил ему (кмет все-таки стукнул наверх) о стае одичавших собак, и он хотел бы знать, какие я принял меры. Я вкратце объяснил ему ситуацию, а он — как генерал в боевой обстановке — закричал в трубку:
— Надо мобилизовать побольше людей! Поднимай на ноги всех и вся,
Я заверил его, что через час или два мы овладеем положением, и обещал «не брать пленных». Не поняв моей иронии, шеф продолжал кричать:
— Смотри, если хоть один волос упадет с головы какого-нибудь оленя или кабана — понесешь личную ответственность! Ясно?!
Я чуть не прыснул при мысли о «волосах» кабанов и оленей (кстати, Генчев совершенно лысый), но ответил бодро, что мне все ясно, и положил трубку. На самом же деле мне было не до смеха, потому что я просто не мог представить себе, как организовать облаву с таким малым количеством людей на таком огромном пространстве, как заповедник, — ведь это тысячи гектаров диких гор, пустошей, пропастей и непроходимых лесных чащоб. В самом лучшем случае мы можем рассчитывать на тридцать с небольшим охотников из Дубравца, все больше старые болезненные люди. И, наконец, тут поднимется такой шум и гам, такая круговерть, что бедные животные разбегутся куда глаза глядят и наверняка не меньше половины ринутся за границы Предела, другие в страхе повыскакивают на оживленные дорожные магистрали, ну а потом те, кто останется в живых и успокоится, вряд ли найдут в себе силы и смелость вернуться обратно.
Беда действительно гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, обстановка сложнее некуда, и я начинаю нервничать. То и дело выхожу на террасу и прислушиваюсь к ожесточенной канонаде, которая доносится с Большой поймы. А иногда я явственно улавливаю злобный лай и протяжный вой с разных сторон, а это значит, что большая стая рассыпалась на более мелкие и собаки уже гонят некоторых животных, попавшихся им на пути, по самому заповеднику.
Генчев звонит каждые пять минут и требует, чтобы я докладывал ему обстановку. Черт ее знает, какая она на самом деле! Поэтому, чтобы не молчать, я мелю всякую ерунду. А если я начну мяться или крутить-вертеть туда-сюда, он разозлится и явится на базу собственной персоной. А мне только этого не хватает! Мой шеф до ужаса инициативен, и, что хуже всего, у него припасены готовые решения на все случаи жизни. И никаких возражений! Даже если у тебя сто разумных доводов против, он скажет — и точка.
Наконец-то я услышал тарахтение мотора — это буксовали в снегу два грузовика с охотниками из Дубравца. Я поискал среди них кмета, но не нашел — он велел, видите ли, передать, что остается на посту и, если он понадобится, пусть ищут его в общине. Делать нечего, надо действовать, и поскорее. Разделяю прибывших на три группы: первую отсылаю на правый берег водохранилища с целью прочесать и заблокировать район Лисьих нор (за ними находится дачная зона, и вот оттуда чаще всего в заповедник проникают люди и домашний скот); вторую даю в помощь моим людям — все они растянутся в цепочку, сойдут вниз к бывшей школе и займут оборону до самого Сухого оврага; третья расположится у стены водохранилища, чтобы ни одной дикой собаки не пропустить обратно. Таким образом, им останется только один путь к отступлению — через Чистило к южным склонам горы, туда, где находятся зимние логовища муфлонов. Но о них я не тревожусь, потому что на этом свете нет собаки, дикой или домашней, которая решилась бы выгнать муфлона и преследовать его по обледенелым склонам горных перевалов.
Отсылаю одну за другой все три группы, звоню шефу домой и, зная его начальственный гонор, прошу взять руководство операцией на себя — пусть потешится. И первое, что я предлагаю ему сделать, — это связаться любым способом с селами по другую сторону Предела и предупредить их о том, что вечером или ночью одичавшие собаки окажутся у них.
Уже половина двенадцатого, и Марина второй раз приносит мне кофе. Похоже, настроение у нее переменилось после утреннего скандала. Она вертится вокруг меня и все пристает с вопросом, нет ли и для нее каких-нибудь особых заданий.
Мне ужасно хочется послать ее подальше, но я превозмогаю себя и наказываю ей ни в коем случае не спускать сегодня с цепи Гая и Розу. Еще не хватало, чтобы кто-то из этих болванов застрелил их в суматохе.
Мне не сидится на месте, как челнок мотаюсь по базе и в сотый раз жалею о том, что не пошел с какой-нибудь группой. Вдруг в какой-то момент в канцелярию, куда я снова вернулся, влетает Марина и с расширенными от страха глазами тихо говорит:
— Телефон звонит…
В первый момент я не могу понять, о чем она говорит. Вот он, телефон, передо мной, он уже целый час молчит!
— Нет, другой звонит, из школы…
Теперь и я слышу. Тихо так стрекочет в глубине коридора, как будто это не телефон, а муха жужжит на окне. Кстати, надо объяснить, что это полевой телефон и пользуются им обычно только летом, когда в бывшей школе живут косари.
Бегу к аппарату, хватаю допотопную трубку, но в ответ — глухое молчание. Настойчиво спрашиваю — кто? Кто звонит? — и чувствую, что там, на другом конце, тихо вешают трубку. На этот раз я упорно верчу ручку, но ответа никакого. Марина стоит рядом со мной, в глазах у нее — тревога.
— Кто это может быть?
— Наверное, кто-то из наших, — на всякий случай отвечаю нейтрально, хотя вовсе не уверен в этом.
— Наши пошли к Большой пойме, и потом…
— Что «потом»?
— Ключи-то у меня, как же «этот» вошел в школу?
— Как?! — Я нагибаюсь к ней и почти касаюсь носом ее лица. — Ты же сама говорила мне вечером, что Митьо разговаривал с кем-то из школы! И тогда тоже ключи были у тебя, верно?! А это значит, что у кого-то есть вторая пара ключей или этот «кто-то» нашел способ входить в здание бывшей школы, не открывая замка! Ну-ка, быстро принеси ключи!
Марина пытается остановить меня, но я бегу к себе в комнату, и через пять минут я готов к выходу. Надеваю старый рюкзак на спину, перепоясываюсь патронташем и наполняю его целиком патронами и дробью. Подумав несколько секунд, сую во внутренний карман куртки пистолет. Черт знает что может означать этот звонок из закрытого помещения школы, да и утреннее столкновение мое с Митьо заставляет меня быть начеку.
Я быстро сбегаю вниз, хватаю из рук Марины связку ключей, достаю из стенного шкафа лыжи и палки и выхожу во двор. Гай рвется с цепи и беснуется от желания идти со мной, но я стараюсь не обращать на него внимания.
Я уже встал на лыжи и двинулся, когда меня догнала Марина.
— Подожди! Подожди, слышишь?
Я остановился и с удивлением поглядел на нее.
— Я хочу спросить тебя кое о чем… — Она подняла руку и поправила ремень ружья у меня на груди. — А если… если шеф спросит о тебе, что ему сказать?
Вряд ли она хотела спросить именно об этом — так мне, во всяком случае, показалось. Но я махнул палкой.
— Скажи ему, что я пошел с другими и вернусь самое большее через два, два с половиной часа.