Современный румынский детектив

Мариан Штефан

— Я расскажу тебе обо всем, что мне известно, и в конце концов ты сам сделаешь вывод, стоит мне отдавать изобретение или нет. Ты, Паул Арион, отъявленный негодяй, подлый завистник. Эта молодая женщина, твоя коллега, сделала очень ценное открытие, И похоже, что только ты сразу же уловил, о чем идет речь. Поначалу ты задумал примазаться к славе удачливой Рафаэлы Манафу, вьюном вился вокруг нее и сумел втереться в доверие. Для такого циника, как ты, это не составило большого труда. Люди твоей породы равнодушно относятся к женским прелестям. Зато ни один нормальный мужчина не может превзойти вас в искусстве обольщения. Оставаясь холодными как лед, вы с завидной естественностью разыгрываете самую пылкую страсть и морочите бедняжкам головы. Ты настойчиво добивался благосклонности молодой женщины, пока она не призналась, что ревнивец

муж убьет ее, если узнает. Сама того не ведая, Рафаэла подкинула тебе идею. И тогда ты задумал гнусное дело. Если бы оно выгорело, ты бы мог всю оставшуюся жизнь купаться в лучах собственной славы. Ты позвонил рогоносцу Манафу и, прикинувшись аферистом, предложил сделку: продать изобретение его жены за границу. Ты изъявил желание сесть за стол переговоров с мужем, ибо жена оказалась убежденной патриоткой. Рафаэла моментально почувствовала, что ее подлый супруг что-то пронюхал, и, разумеется, обратилась к тебе за помощью. Разве могла эта доверчивая, витавшая в облаках женщина разгадать твой дьявольский замысел? Она не усмотрела ничего худого в том, что ты посоветовал ей направить мужа по ложному следу и принести домой целый ворох материалов, не имеющих никакой ценности. Рафаэла посчитала, что теперь ее изобретение находится в безопасности, и не предприняла других мер для его защиты. Она продолжала спокойно работать, ибо ты убедил ее, что в таком деле следует избегать излишней огласки. Ты же уговорил ее не обращаться в милицию, хотя это, несомненно, было бы самым разумным выходом из положения. Ах, доверчивость влюбленной женщины! Время шло, все оставалось по — прежнему. Но ты не отчаивался. Как бы ни складывались обстоятельства, тебе все равно отвалился бы жирный кусок пирога. В крайнем случае ты выступил бы как соавтор Рафаэлы. Я представляю, какую напраслину ты возвел бы тогда на бедняжку, распустив гнусные сплетни, оспаривающие ее приоритет. А уж предубеждение против женщин — ученых пришлось бы как нельзя более кстати. Да и сама изобретательница, будучи лишена честолюбивых амбиций, вряд ли стала бы выводить тебя на чистую воду. Ты уже почти отчаялся стать законным наследником Рафаэлы, как вдруг мина, подложенная тобой, наконец взорвалась. Я не стану утомлять тебя живописанием подробностей убийства твоей возлюбленной. Подчеркну лишь, что Аркадие Манафу действовал с дьявольской изобретательностью, настолько он жаждал избавиться от своей супруги на веки вечные. К чему я все это веду? Да к тому, что благодаря этому преступлению, к которому ты якобы совершенно не причастен, тебе удалось завладеть уникальным изобретением стоимостью в миллионы. Так вот, мы хотим его получить.

Он слушал меня молча, склонив голову и уставившись на дно бокала, который продолжал судорожно сжимать. Такова была его единственная реакция.

Прошло много времени, прежде чем он наконец выдавил первую фразу:

— Мы? Кто это "мы"?

— Послушай, мы долго и внимательно приглядывались к тебе. Ты жаждешь славы, а не денег. Мечтаешь о Нобелевской премии. Мы можем предложить тебе на выбор пять научных открытий из нашего информационного банка к сожалению, чисто теоретических, — благодаря которым нынешней же осенью ты торжественно вступишь в актовый зал Королевской академии наук в Стокгольме. Мы…

— Кто это "мы"?

Я сделал паузу, а потом как можно безразличнее сказал:

"Шелл ойл".

Он перестал метаться взад — вперед и, застыв на одном месте, внимательно взглянул на меня.

— А откуда вам стало известно о ромалголине?

— Это шутка, не так ли? Он задумчиво вздохнул.

— Ну разумеется, это была шутка!.. Так что вам угодно?

— Передай нам работу, и взамен получишь материалы ко всем пяти открытиям, о которых я уже упоминал.

— Вы, очевидно, принимаете меня за полного болвана. Где гарантии, что вы не водите меня за нос?

Несколько секунд он в упор смотрел мне в глаза, а потом отвернулся. Подошел к книжным полкам, вытащил из стопки пластинок одну и, сняв с нее конверт, поставил на ультрасовременный проигрыватель.

Я с вызовом закурил, преспокойно положив рядом пачку сигарет. Я словно приглашал его начать наконец деловой разговор. И при первых же аккордах Первого концерта для скрипки с оркестром Макса Бруха попытался нанести ему удар ниже пояса:

— Тебе еще нужны гарантии? Не валяй дурака — ведь ты в ловушке. Пока изобретение находится у тебя

в руках, оно не стоит и гроша. Как только ты вздумаешь его продать, откроется настоящая причина смерти Рафаэлы. До сих пор сохраняется официальная версия, что Рафаэла убита из-за марок. Но ты жестоко ошибаешься, если полагаешь, будто следственный отдел не взял тебя на мушку. Только нос высунешь, как они без промедления сцапают тебя. Поверь, они очень быстро делают сопоставления и отлично умеют увязывать все воедино. Любому дураку понятно, что у тебя нет ни единого шанса. Ты сам не можешь обнародовать эту работу. А если ты отдашь изобретение нам, взамен мы постараемся сделать из тебя крупного ученого. Наши возможности в области подделок и фальсификаций безграничны. В конечном счете все будет выглядеть как нельзя более правдоподобно. Как говорится, комар носа не подточит. С нашей помощью ты приобретешь славу скромного ученого, который до поры до времени не выпячивал свои таланты, а упорно трудился на благо науки.

— Предположим, что я откажусь… Я поднялся со стула.

— Тогда ты просто безмозглый болван, да к тому же и обреченный.

Мы стояли очень близко, лицом к лицу. Я догадался, что он пытается влезть ко мне в душу с настойчивостью взломщика.

Тихо играла музыка, время тянулось медленно. От напряжения меня знобило.

— Постой, дай подумать, — изрек он наконец.

На этот раз я уселся на диван. Хозяин сдвинул в сторону безвкусный натюрморт, скрывавший бронированную дверцу сейфа. Если бы он достал из-за картины пистолет, я не задумываясь послал бы его к прародителям. Не исключая такой возможности, я приготовился заранее. Диван был застлан пледом, который я натянул на колени. Теперь все зависело от того, вздумает ли он играть со смертью. Под пледом я нацелил на него великолепное дуло, смахивающее на то, которое навсегда принесло покой ограбленной им Рафаэле Манафу.

Дрожа от волнения, я внимательно следил за каждым его движением. Он долго рылся в своей секретной норе и наконец обернулся. Мои тревоги оказались, однако, напрасными. Это был чистоплотный субъект — такие не станут руки марать.

Он швырнул мне на колени тоненькую папочку. Поток холодного воздуха, ворвавшегося в комнату, пронизал меня до костей. Я взглянул на распахнутое окно. Парчовая штора надулась, вероятно, от сквозняка.

— Ты будешь снимать вот отсюда, но только то, что я позволю, — предупредил он меня. — Остальное получите, когда предоставите мне что-нибудь взамен. А пока листай и не падай в обморок от удивления!

Я с нескрываемой радостью смотрел на него. Наконец-то и мне повезло. В том, что у меня на коленях лежало настоящее произведение Рафаэлы, а не фальшивка, я был уверен на все сто процентов. Бросив мимолетный взгляд на аккуратные машинописные страницы, я заметил, что он уставился куда-то поверх моей головы, и моментально сообразил, почему надувались шторы: кто-то проник сюда через потайную дверь. Я мигом пригнул голову, так что удар пришелся по затылочной, наиболее прочной части черепа.

Меня огрели так сильно, что я потерял сознание. Я словно провалился в бездонный колодец и падал долго — долго, закручиваясь, как самолет в штопоре, пока наконец не различил впереди постепенно увеличивающийся огонек. Это было окошко в другой мир. Его закрывали золотые горы, которые мой сын пытался грызть своим щербатым ртом. Когда горы с его помощью уменьшились до размеров гусиного яйца, я очнулся.

Под потолком сияло ослепительное солнце. Голова моя раскалывалась, но я не пошевелился и не издал ни единого звука. В комнате разговаривали двое, и я узнал голоса. Один принадлежал Паулу Ариону, но когда я услышал писклявый голос второго, то едва удержался, чтобы не ляпнуть вслух его имя. Нервно жестикулируя, с увесистой палкой в руках по комнате расхаживал господин Мими Алботяну.

Последнее звено в длинной цепочке секретов и тайн было наконец найдено. Круг замкнулся. Теперь все объяснялось очень просто.

— Что нам делать с этим проходимцем? — проявил заботу о моем будущем любезный хозяин.

— Это твои проблемы, выпутывайся сам как знаешь. Мне надоело вытаскивать тебя днем и ночью из всяких историй, — рассуждал, изящно покачиваясь при ходьбе, старик Мими — самый фантастический игрок в покер, которого мне когда-либо доводилось встречать.

— Этот тип скоро начнет разлагаться и вонять, — высказал свое мнение Паул Арион. — От него надо срочно избавляться.