Современный румынский детектив
Шрифт:
— А в остальном? Все хорошо и прекрасно?
Сводня чуть не грохнулась в обморок. Она побледнела и стала искать, чем бы запустить в Димка. Тут дверь комнаты открылась, и вошел звероподобный мужик. Вор так и прилип к стене, в глазах его был страх. Он промямлил:
— Будь здоров, дя Зане! Я и не знал, что ты вышел…
— Вышел, Димок, — вздохнул мужик. — А ты рад?
— Как же, дядя, слава богу…
Обезумевший от страха Димок озирался, ища спасения. С четвертого этажа в окно не выпрыгнешь, а на лестничной площадке заняла позицию Просфирня. Большой Зане наступал не спеша. В правой руке у него блестел нож.
— Зачем ты меня продал, братец? — Дя…
— Что я тебе плохого сделал, Димок? Почему ты такая парша^?
— Кто? Я?
— Ты думал, Большой Зане так и сгниет там?
Силе оценил положение и понял, что действовать надо немедленно. Он отступил на шаг и выбросил вперед ногу. Получив удар по руке, громила выронил нож. Тем временем Димок что было силы боднул женщину головой в живот. Сводня, икнув, рухнула на колени. Дорога была свободна.
Они кинулись вниз по лестнице, перепрыгивая через четыре ступени. Выбежали во двор. Нож Зане пролетел мимо и выбил искры, ударив о камни. Сверху на головы беглецов вылили какую-то мерзость.
Они умылись в общественной уборной. Профессор побелел от отвращения и злобы. Осрамившийся Димок хорохорился:
— Ничего! Все равно я его пришью…
— У тебя была такая возможность, — заметил Беглый.
— Ладно, ладно… Силе покачал головой:
— Скажи спасибо, что ноги унес. — И посмотрел на него долгим взглядом. — Почему тебя никто не любит, Димок?
— А кому любить? Это люди?! Зане у меня ремеслу научился, теперь катается как сыр в масле, а видал его?
— Что же он так, с бухты барахты, захотел тебя прикончить?
— Оговорили меня…
— А братья Трикэ? Слышал, братец мой сказывал, фото твое заплевали.
— Настанет и их черед, дай срок! Я им покажу, как ножку подставлять!
— А полосатые тоже ножку подставили? Димок взъерши лея:
— Чего тебе надо от меня? Опять на рожон лезешь?
— Какой в тебе дьявол сидит, Митря?
Беглый не спускал с него глаз. На губах у вора дрожала гадкая улыбочка.
На углу у" Десяти яблок" Димок замедлил шаги и показал на обшарпанную халупу в глубине двора.
— Тут мой крестный проживает.
— Нечистый?
— Таке Крик, голубь, гроза замков. Банки грабил в свое время. Два года я у него в учениках ходил, души во мне не чает.
— Ты подумай, прежде чем идти. Вор открыл калитку.
— Не оставит он меня в беде! Подожди маленько.
Димок исчез, поглощенный густой зеленью двора. Беглый закурил, внимательно осматриваясь. Площадь заполнили тени. Смоляные тучи угрожающе надвигались на первую вечернюю звезду. Он услышал шум приподнимаемых жалюзи и повернул голову. В окно были видны обитые вишневым шелком стены, с которых смотрели старинные портреты. На потолке резвились позолоченные лепные ангелочки, большая хрустальная люстра рассеивала спокойный свет.
Силе привстал на цыпочки и увидел пожилую пару за игрой в карты. Улыбающаяся женщина тасовала колоду, мужчина, потягивая кофе, что-то рассказывал.
Беглый вспомнил свою квартиру в квартале Святого Георгия. Над ними жили пенсионеры, супруги Влэдояну. Они познакомились субботним вечером в" Бочке пива", было это году в пятнадцатом, и на протяжении сорока лет ежегодно в тот же день, в тот же час нарядно одетые приходили в это заведение.
Официанты знали их историю, всегда оставляли для них столик и подавали пару кружек пива. Супруги молча сидели, держась за руки, — они разговаривали глазами. А через час уходили домой.
И вот в такую субботу, пока господин Влэдояну брился, старушка задремала в кресле и больше не проснулась. А через две недели, в субботу, и он приказал долго жить…
Улыбка Беглого погасла: да, есть на свете и такие люди. Можно жить и так…
В доме послышался глухой шум, и Силе увидел бегущего к нему Димка. Оба глаза у него заплыли, губы сочились кровью. — Поцеловал тебя крестный?
— Мать его так, бандюгу! Силе вздохнул.
— Послушай моего совета, малый: иди с повинной! В тюрьме тебя охранять будут, может, цел останешься, а на воле свои точно прикончат.
Димок пригубил стаканчик с цуйкой и поморщился от боли. Лицо его опухло, стало похоже на свиное рыло. Старый шрам пульсировал, на щеках синели кровоподтеки — противно было смотреть.
Силе оценил его синяки:
— Ты был прав, Димок, крестный души в тебе не чает…
— Я в долгу не останусь!
Они выбрали притаившийся за печкой столик в малом зале распивочной. Туалет был в двух шагах, окно его выходило на пустырь.
Челнок затоптал окурок.
— Можно попытать у одной моей бывшей крали…
— Хватит! Хочешь остаться на костылях?
— Ой, не знаю, братец, все с ума посходили.
— Не надо было делать того, что ты делал!
— Так, так! Дави и ты меня, бей кулаками! Бейте все Челнока!
Силе усмехнулся:
— Уж если я бью, то крепко, Димок! Живым не уйдешь.
— Точно.
— Храни тебя матерь божья от моей руки. — Силе осушил стаканчик и добавил: — Не крути мне мозги.
— Чего" не крути", паря? И ты, что ли, с ума сошел?
— Смотри у меня, рухлядь! Один хлеб едим, ты прав — четыре глаза видят зорче, поддерживаем друг друга, но смотри у меня!
Вор пожал плечами и перевел разговор:
— Еще по одной?
— Можно.
В туалет прошел мужчина средних лет. Силе проводил его взглядом.
— Знакомый? — тут же среагировал Димок. — Вор?
— Нет. Забияка. Я сидел с ним две недели в предвариловке. Он отмутузил тещу по случаю Нового года…
— Наш парень!