Современный шведский детектив
Шрифт:
Он говорил монотонно и оставлял впечатление человека весьма вялого.
— Ты не виделся с Ингой Йонссон? — спросил Хольмберг.
— Почему? Виделся. Она провела меня к Фрому и попрощалась, когда я уходил. А что?
— Да так, — ответил Хольмберг. — А позже ты с ними не контактировал?
— Нет. Теперь, видимо, и подавно не буду, раз он умер. Скорей всего, устроюсь куда-нибудь еще, если выйдет, — вздохнул Сёдерстрём.
— Трудно найти работу?
— Да уж не легко. Сидишь в долгах за обучение, работы нет, как хочешь, так и своди концы с концами.
— И как же?
Парень махнул рукой.
— Ты-то как обходишься?
— Я? Учусь. Опять учусь. Буду учиться,
— И большой у тебя долг?
— Долг… тысяч двадцать пять — двадцать шесть, а может, двадцать восемь. Пока. С каждым семестром он увеличивается на четыре тысячи. Мне предлагали пенсию… из-за руки. Только я отказался. Хочу все же попробовать, ведь живем один раз, как-то ни к чему сидеть всю эту единственную жизнь на пособии. Но если ничего не выйдет, придется просить пенсию… Хотя чертовски обидно идти на пенсию в таком возрасте, будто белая ворона…
— Понимаю. А где ты был первого мая?
— Когда убили Фрома? Вы считаете, что я мог его убить? Что я это сделал? Но с какой стати? У меня же нет никаких причин… — Он даже повысил голос.
— Так, где же ты был?
— Дома. Дома у родителей, в Шёвде. И во вторник я тоже был там… когда стреляли в вашего комиссара. Я вернулся в Лунд только вчера вечером.
— Ага. Что ж, позвоним и спросим у твоих родителей.
— Пожалуйста. — Он равнодушно пожал плечами. — Пожалуйста, звоните. Только зачем мне в кого-то стрелять… ничего от этого не изменится… а общество и подавно.
— Какой у твоих родителей телефон? Он назвал.
— Звоните после пяти, они оба работают.
— Гм…
— Думаете, кто-то застрелил Фрома, потому что не получил работу? — спросил Эрик Сёдерстрём.
— Думаем не думаем… Мы ведем следствие.
— Но зачем ему было стрелять еще и в сотрудника полиции?
Хольмберг не ответил, только чуть скривился.
— Ведь вы, наверно, установили какую-то связь между Фромом и комиссаром?
Хольмберг молча дернул плечом.
— Да-да, понимаю. Я слишком любопытен. Улофссон взглянул на него.
— Вы считаете, кто-то мог решиться на убийство из-за того, что не получил работу?
Сёдерстрём выдержал его взгляд.
— Считаю ли, нет ли… вы же сами намекнули на это. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что этот вывод прямо-таки напрашивается. Правда, никто не убивает людей только оттого, что не получил работы… Конечно, если не дошел до полного отчаяния и не решил отомстить или что-нибудь в этом роде. Но тогда, значит, это долгая история, верно? Работа… безработных-то тысячи… Если б каждому вздумалось стрелять в работодателей, которые не хотят или не могут дать ему место, давно бы не осталось ни одного работодателя, а тем самым и работы.
Голос по-прежнему монотонный, бубнящий.
— Сам-то я, — продолжал он, — собирался стать учителем, но после первого же семестра понял, какая там конкуренция. В первую очередь среди гуманитариев.
Вообще-то можно удивляться, зачем нашего брата несет учиться, в особенности если подумать о долгах. В нашей стране нет ни малейших шансов доказать, что ты чего-то стоишь… по крайней мере мне так кажется. Учеба — лишняя обуза. Диплом — ерунда, ничего не значащая. Ерунда, сплошная ерунда. Можно, конечно, зарегистрироваться на бирже труда и уповать на хоть какую-нибудь хреновую работенку. Но пособия по безработице тебе не видать как своих ушей — ты же нигде не работал и не был уволен. Ты вроде и не безработный, если тебя не уволили. Раз ты никогда не работал, ты не безработный… бред какой-то…
— Ты зарегистрировался на бирже?
—
— И что же ты будешь делать?
— Может, удастся все-таки заняться рекламой, дело хорошее и интересное. Еще я подумывал насчет журналистики, но тут, видно, как среди учителей, — невпротык. А практикой в этой области я похвастаться не могу. Потом есть еще библиотечный институт. Прошлой осенью открылся, в Буросе. Планируется ежегодно выпускать около четырехсот библиотекарей, а простой подсчет показывает, что работу смогут найти максимум сто. Карлссон вон говорит, он-де лично считает, что работу найдут даже меньше ста выпускников. Но кому, какое дело до того, что считает этот Карлссон. Не найдут так не найдут.
Этот Карлссон, подумал Улофссон. Эрик Сёдерстрём слез со стола, где сидел все это время, и подошел к книжной полке.
— Хотите пива?
— Нет, благодарю, — сказал Хольмберг. Улофссон отрицательно покачал головой.
Сёдерстрём взял банку, зажал ее коленями и сорвал кольцо. Пиво выплеснулось на пол.
— Взять хотя бы девчонку, соседку по площадке. — Он махнул банкой в сторону двери. — Кандидат философии, прослушала полный курс по истории, скандинавским языкам и истории литературы. Эва Янссон ее зовут, ей двадцать девять лет. Вот уже четыре года, как окончила университет. Два отличия, а в общей сложности восемь аттестатов. В пединститут ее не взяли. И приличное место она черта с два нашла! Поработала временно преподавателем, а потом — все, шабаш! Летом вкалывала судомойкой в кафе «Лупдия». Потом получила место секретаря в одной конторе, но тамошний шеф распускал руки, и она ушла. Где она после этого только не работала — и в Мальме, в туристическом бюро, и уборщицей в общежитиях Студенческой федерации, но там упразднили эту должность… Временно поступила в городскую библиотеку, прошлой зимой два с половиной месяца разносила газеты. Отец у нее умер, мать на пенсии. Последние полгода она не может вообще найти никакой работы, вот и устроилась в Мальме в порноклуб. Зарабатывает пятьсот—шестьсот \крон за вечер и напивается каждый раз, как вернется оттуда. Кроме того, снимается в порнофильмах…
— Гм… Ты хорошо ее знаешь?
— Да. Мы были помолвлены, еще месяц назад. Но она до сих пор изредка заходит ко мне, как вернется оттуда… заходит поболтать. Всего-то несколько месяцев минуло, а вид у нее — кошмар! Раньше красивая была, холеная, а теперь… — Он умолк.
— Почему же так вышло? Почему вы расторгли помолвку?
— Не выдержали, — сказал Сёдерстрём, глядя в стену. — Не выдержали до конца этой свистопляски. Без работы, денег едва хватает на квартиру и на еду.
Последние полгода был сущий ад.
— Но как же с этим быть? С безработицей? — спросил Хольмберг, просто чтобы не молчать.
— Не знаю. Безработица бьет по всем, не только по выпускникам университетов… но какого черта… государство выкладывает массу денег, чтоб люди учились, ссуды им предоставляет, а потом? Когда ты выучился, когда стал специалистом? Никому твои знания и умения не требуются. У меня вот нету в характере беззастенчивой настырности, а она ох как нужна… и связей тоже нету. В нашем обществе, будь оно проклято, преуспевают одни только нахальные карьеристы да те, кто умеет ловчить, пробиваться всеми правдами и неправдами… порядочным людям здесь места нет… вот вам и все благоденствие. Черт побери, я не требую, чтоб мне преподнесли работу на блюдечке, но неужели нельзя по справедливости?