Союз нерушимый
Шрифт:
Я посмотрел на немигающие звёзды и, отругав себя как следует, скомандовал успокоиться.
Только концентрация, только логика, только холодная голова и чистые руки. Документы должны быть в порядке - по крайней мере, для образа шпиона, отправленного подпольем Конторы. В голову лезла целая куча всяческих "если", например: что если у маршала будет надёжный канал связи с мозговым центром восстания или с самим Разумом? Что если у него есть стопроцентная уверенность в том, что после восстания он точно получит своё и не пополнит ряды "обманутых вкладчиков"? Что если Разум - и есть Гречко?
Я перебирал в голове все возможные "если", старался пропустить через себя каждую из этих ситуаций, продумать хотя бы примерный план действий, просчитать реакцию оппонентов. Пораскинув мозгами, я пришёл к выводу, что в одиночку не справлюсь, раздвоил сознание и в несколько операций создал собеседника, на котором начал тестировать заготовленные заранее фразы и сценарии развития событий.
Чрезвычайно занятый этим, я не заметил, как мы вплотную приблизились к конечной точке путешествия.
Закрылись гермоворота, автобус жёстко приземлился на стальную платформу. Зашипел впускаемый воздух, и офицеры, услышав это, принялись отстёгивать ремни, громко переговариваясь друг с другом и собираясь у выхода.
– Молодой человек, вы на следующей выходите?
– спросил один из них, похлопав стоявшего впереди товарища по плечу с капитанскими погонами. Не знаю, в чём было дело, возможно, в освещении, но я только сейчас рассмотрел, что эти "космонавты" практически дети: никому из них явно не было больше двадцати двух.
Шлюз был очень похож на пенал - такой же длинный, тёмный и тесный. Первые шаги по стальному полу крейсера дались непросто из-за гравитации: приходилось двигаться очень осторожно, чтобы не стукнуться головой о потолок. В воздухе пахло бензином и хлоркой, двигатели "автобуса" тихонько потрескивали, остывая. На выходе нас ждал молодой парень в белом халате, сидевший в "аквариуме" из толстого стекла.
– О, Славка!
– радостно сказал один из флотских.
– Здоров!
– И тебе не хворать!
– ухмыльнулся медик.
– Давайте к стене!
Мои попутчики выстроились, я последовал их примеру, правда, не особенно понимая, что вообще происходит.
– Рота, огонь, - пробурчал лейтенант рядом со мной, и его товарищи пару раз тихонько гыгыкнули.
Я испуганно дёрнулся - неожиданно с потолка на нас с шипением устремился белый холодный пар со специфическим запахом. Рефлекторно задержал дыхание и едва дотерпел до конца процедуры: очень не хотелось вдыхать дрянь, после которой на языке оставался отвратительный привкус.
– Скажите, доктор, мой триппер вылечен?
– обратился к аквариумному Славке тот самый офицер, который не так давно спрашивал про выход на остановке.
– Не-а, - осклабился тот.
– Мужайтесь, скоро ваша пипирка отсохнет и отвалится.
– Ой!
– притворно испугался юнец.
– И что же, шансов нет?
– Никаких, - медик Слава обрубил надежду на корню.
– Понос, судороги и смерть. Идите, не задерживайтесь.
В коридорах и отсеках я чувствовал себя лишним. Корабль и экипаж работали чётко и слаженно, как хорошо отрегулированный механизм, а я был в этом механизме песчинкой, попавшей меж шестерней. Офицеры и матросы тащили службу как могли, а я только путался под ногами.
Внутри Гагарин оказался очень похож на подводную лодку. В отсеках, отделённых друг от друга переборками и овальными люками с красными ручками-колёсами, с трудом могли разойтись два человека. Тесноту порождало рационализированное донельзя использование пространства: повсюду какие-то терминалы, экраны, трубы, лестницы, кабели, углы и ромбы. За первые полминуты путешествия я с десяток раз ударился о выступающие углы корабельного оборудования, неизменно улавливая презрительные взгляды космонавтов. Глупо, но они меня злили.
К моменту, когда я добрался до места назначения, меня несколько раз успели сбить с ног и открыто обматерить сновавшие по коридорам космонавты, которые постоянно куда-то торопились.
– Прокопенко!
– заорал в рацию усатый полный черноволосый мичман, когда я проходил мимо.
– Где баллоны? Мусор ты космический, я твою маму хорошо знал! В машинном сгною, сволочь! Меня Нестеров на портупею скоро пустит! Баллоны тащи, давление падает!
Чем ближе к маршалу, тем сильнее становилось волнение, хоть я старался этого и не выдавать. Но, несмотря на это, когда, наконец, показался заветный указатель, ноги предательски ослабли, а в глазах потемнело - и прямо перед лицом замельтешили чёрные точки. Мне в спину что-то ткнулось и тут же раздалось виноватое: "Ой!"
– Что с вами, товарищ младший лейтенант?
– передо мной вырос старшина - но не пехотный громила, а флотский, низкорослый и щуплый, специально выращенный для того, чтобы без проблем пролазить в люки и не ударяться головой о всякие железки.
– Всё в порядке, - сказал я, вставая едва ли не по стойке смирно. Однако это не помогло: в глазах всё ещё было темно, словно сознание вот-вот меня покинет. Только этого не хватало.
– Сейчас-сейчас, - сержант придержал меня и рявкнул куда-то в сторону: - Дежурный! Дежурный, собака злая! Почему кислорода так мало! Я как зашёл, так сразу почуял, что у вас дышать нечем!
– Так установка накрылась, тащсержант!
– пронудел кто-то, пытаясь оправдаться.
– А мне это знаешь по какому месту? Хоть иллюминатор открывай и проветривай! Видишь, человеку плохо? Пойдёмте, тащлейтенант, главное из этого отсека выбраться.
И действительно: стоило очутиться снаружи, в коридоре, что вёл в "номера", как дышать стало куда легче. Сержант откозырял и убежал обратно, а я даже не успел его поблагодарить. Хотя... Стоп! Всё получилось слишком просто и быстро.
Меня раскрыли.