Сожженная рукопись
Шрифт:
Теперь очередь окончательно спуталась и дралась внутри себя. Милиционер выполнил указание начальства, но уважил и земляка. Вон тот, в бурках и собачьей дошке, что прохаживается в сторонке. Его люди – пробойные бабёнки, стояли в серёдке, сейчас оказались впереди всех. А очередь между тем дралась. Два хвоста, получившиеся после хитрой тасовки Керима, не могли решить, кто за кем. Женщину с ридикюлем вытолкнули совсем. «В шелковье да грязе, ин-телего сраноё», – летело на неё из толпы. А вот другую, с корявым лицом, не могли вытеснить. Полушалок спал с головы, длинные волосы, собранные в валик, рассыпались. Она махала чем-то, зажатым в кулаке, зло приговаривая: «Как дам, дак зубы счакают». Двери наконец распахнулись, и люди, будто за ними гналась смерть, ринулись на второй этаж. Чуть замешкался – собьют, затопчут.
«Да бывало и такое, – вспоминает мать. – Схлынул народ, а в проходе осталось раздавленная женщина».
Страшно подумать, как моя мать участвовала в этих баталиях, держа на руках грудного ребенка. Она доставала ситец. Достать, а не купить, так говорили тогда. И обшивала весь барак своей маленькой машинкой «Зингер». Кормила нас и посылала сухари отцу на «принудиловку».
Но в конце концов всю очередь впитал в себя пассаж. У входа стало пусто. На месте, где билась очередь, налетевшие пацаны, как курицы, что-то собирали. Их трофеями были приколки, гребёлки, а то и деньги, завёрнутые в тряпичку. Вот разбежались и они, остался сор да какие-то нечистые тряпицы. Но это уж завтра ни свет ни заря подметёт дворник. А спекулянт в собачьей дошке, не двигаясь с места, уже собирал трофеи. Его солдаты, юркие бабёнки, незаметно совали ему мануфактуру и снова отправлялись в бой на второй этаж. Затем другая серая фигурка проходила мимо, и свёрток прилипал к её рукам. Механизм работал, как часы. Но вот в этот спектакль влез персонаж, не предусмотренный сценарием.
Навык шулера сгодился
К спекулянту подошёл молодой человек пижонистого вида. Он предлагал мануфактуру, и не свёрток, а целый тюк, и задёшево. Механизм, работающий всегда ровно, вдруг часто и нервно затикал, будто отпал от него успокаивающий маятник. Человек в дошке не устоял от соблазна, пошёл вслед за пижоном. Рядом, где валялись коробки, бумага, на ларе с мусором что-то лежало в грязном мешке. Возле прохаживался здоровенный парнишка с бычьими глазами. Человек в дошке опытным взглядом определил упаковку, разворачивал, щупал, приподнимал, определяя на вес и метры. Договорились.
Механизм спекулянта снова четко заработал. Подошедшая к нему серая фигурка выслушала и заспешила куда-то. В условленном месте, куда дотащит товар этот паренёк-здоровяк, уже будет стоять подвода. Туда и деньги принесут. Спекулянт подозрительно следил за ворами. «Знаю я таких мошенников», – мелькало в его хитрой голове.
«Здоровяк» взвалил тюк на спину и было понёс, но осторожный пижон, что-то заметив, резко предупредил: «шухер». Здоровяк бросил мешок, незаметно огляделся. Но вот вроде опасность миновала.… Снова поднял. Спекулянт шёл сзади. В условленном месте уже стояла бричка. Но прежде чем переложить товар с плеч здоровяка на подводу, пижон получил расчёт. Пересчитывать – некогда. Лишь раскинув пачку, как карты, он сложил их, бросив в карман. «Эх, дёшево я отдал», – начал раскаиваться он. Но пролётка уже рванула с добычей. Спекулянт радовался. Если бы он знал, что везёт в мешке! Там аккуратно были сложены кирпичи, завёрнутые в грязную «куфайку». Да и в кукле, которую пацаны показывали, материалу было чуть, остальное внутри – туфта. «Бери не для богатства, а чтобы пропитаться», – так наставлял когда-то пахан. В общем-то, по этой заповеди сейчас и жили пацаны. И «липа», которую заготовили при нём, сейчас пригодилась. «Студенты техникума», как они назывались в той бумажке, устроились в общежитие «Профин-терн». В старинном особняке получили койко-место. Высокий одноэтажный деревянный дом с каменным подвалом начинался с просторной прихожей. Мраморный марш поднимал в гостиную. Высокий, украшенный изразцами камин создавал уют. Правда, сейчас этот уникальный камин кое-где был обновлён грубым кирпичом. В другом углу круглая голландка дышала ровным жаром, когда её топили. Потолки гармонично выложены мозаикой разных пород дерева, всех цветов и оттенков, собранных со всего света. Правда, и здесь маляры кое-где постарались – закрасили красоту. А бывшие просторные комнаты теперь заполнены кроватями. Вот здесь и нашли уют наши новоявленные студенты Андрей и Семён. И все остальные здесь тоже были студенты, учащиеся, но только настоящие. Кто-то из университета, кто-то с рабфака, курсов монтёров, кто-то с изостудии, был и очень важный студент – с партийных курсов пропагандистов.
Пятнадцать-шестнадцать лет – самый решающий возраст. Какую духовную пищу впитает подросток, тем и будет. «Мои университеты» – назвал после Андрей этот период обитания среди учащихся. Здесь было интересно. Тут были книги, умные разговоры и споры.
Если есть добрый ум, будет он истину жизни искать
Учащиеся изостудии, добрые парни, зло спорили, как казалось, ни о чём. Один восхищался простым и непонятным: квадратом Малевича. И при этом называл великого Шишкина копировщиком. Второй, потеряв терпение, тайно перекрестившись, бормотал: «Господи, прости его грешного». В тумбочке под замочком он хранил старинные репродукции. Каждая страница проложена нежной папиросной бумагой. Такой фолиант берёшь в руки с благоговением. И хозяин книги рад был, что ребята, затаив дыхание, рассматривали её. Неожиданно Сёмка вскрикнул: «Мы её видели, мы её видели!» А по картине Сурикова это была боярыня Морозова.
«Видели, точно, у Кара-камня», – подтвердил Андрюша. Это было невероятно, но студент-художник не удивился:
«Энергия чувства великого живописца и истина существуют помимо нашего сознания. Всё это привело к повторению, материализации написанного им образа. Развитие событий движется во времени по спирали и кругу. Душа боярыни Морозовой возникла и воплотилась в этой староверке через виток времени». Прочитав сомнение на лицах удивлённых ребят, истовый художник поведал им один подобный факт:
«Умерла бабушка. Драгоценности, спрятанные ей, найти не могли. По соседству родилась девочка. Когда она подросла, то указала место, где спрятала та бабушка фамильные драгоценности. Душа той бабушки переселилась в плоть этой, хотя и не родной по крови, девочки».
Вот такие парадоксы летали в этой студенческой комнате.
Был и другой альбом – обнаженные натуры женщин. Велико искусство средневековых живописцев, и неповторимо. На них смотрели молча, тайно восхищаясь красотой женщины – слабой половины человечества, непостижимой уму мужчины. Тут нет и намёка на похоть; и сама женщина – чудо, предел совершенства. В это веришь, разглядывая полотна, ушедшие в быль.
Но студент-медик всё же попытался объяснить секрет красоты женщины. Он был прагматик и влез в святая святых Создателя.
«Всё очень просто, – вещал он. – Ключик загадки красоты женщины – животный инстинкт размножения. Красиво то, что целесообразно и совершенно. Женщина-мать грудью кормит ребёнка. Больше грудь – больше молока. Поэтому это красиво. У женщины роскошные бёдра – это тоже красиво, там будет вольготно зародышу зреть. Мужчина, не осознавая всё это, чувствует половое влечение.
Но тут вмешался художник, который украдкой крестился. «Не так это, не так, – возмущался он. – Красота и любовь это от Бога. И нет тому объяснения. То свойство души человека. И любить дано лишь одну». Так закончил свою умную тираду верующий художник. Где он прочитал или так чувствовал, но возразить ему было нечем, наступило молчание. Но самыми умными и заумными были студенты из университета. Один из них утверждал невозможное. Будто время замедляется и длина предметов уменьшается, если двигаться быстро, почти со скоростью света.
Второй товарищ был, видимо, инвалид с детства – нога его при ходьбе подволакивалась. Но говорили, что он самый способный, его ждёт большое будущее учёного.
«Нет, – возражал он. – Теория относительности абсурдна, не подтверждена экспериментально»
«Но она уже применяется в расчётах», – парировал первый.
«Да, – соглашался его товарищ, – но это не значит, что её надо понимать буквально. Мнимые числа тоже применяются в расчётах. Но представь мнимое число физически, – минус единица под квадратным корнем. Такого физического аналога в природе нет. Всё это математические приёмы, не более того, хоть и польза от них несомненная. Природу нельзя придумать. Теория Эйнштейна – модель математическая, но не физическая, не реальная»».