Созидательный реванш (Сборник интервью)
Шрифт:
— Чем человек влюбленный отличается от обычных людей?
— Повышенной энергетикой. Это зависит от характера человека. Одни уходят в меланхолию, другие — наоборот, в жизненную активность. Кто-то, сильно влюбившись, может работу забросить, а кто-то, как Маяковский, начинает «рубить дрова, силой своей играючи»… Очень важно, как выстраиваются личные отношения. Бывает временная вспышка, которая проходит. А если выстраивание на жизнь идет, то крайне важно, чтобы женщина умела глубоко чувствовать. Знаете, есть и такие — проснулась утром и вдруг передумала. Это катастрофа. Для русских женщин характерна серьезность в отношениях. Несмотря ни на что.
— Что важно, чтобы отношения сохранить? Какие требуются усилия от мужчины и от женщины?
— От женщины — снисходительность, жертвенность…
— Жертвенность?
— Да, именно жертвенность. Умение понять. Не все мужчины, конечно, это могут оценить… Но это очень важное качество настоящей женщины. А у мужчин должно быть чувство ответственности. За женщину. Это вообще сложная материя.
— Мир стал более циничен? Количество любви в мире по сравнению с прошлым, позапрошлым веками увеличилось или уменьшилось?
— Думаю, не уменьшилось. Но принимает разные формы. Мне кажется, количество любви — постоянная величина.
«Настало время созидательного реванша»
Сторонники примирения «красного» и «белого» периодов нашей истории выдвинули идею «созидательного реванша». Если либералы готовы пожертвовать Россией ради свободы, а патриоты — свободой ради России, то в этом случае якобы можно не жертвовать ни тем, ни другим. Как ни странно, признают сторонники этой идеи, успешный опыт объединения «красного» и «белого» начал пришелся на 30-40-е годы прошлого века, но уже и сама эта эпоха стала «линией водораздела» в современном обществе. Может ли реванш быть созидательным и можно ли восстать из пепла после поражения в «третьей мировой», в интервью корреспонденту Накануне.RU рассказал член Изборского клуба, главред «Литературной газеты» Юрий Поляков.
— Юрий Михайлович, в чем вы видите противостояние «красного» и «белого» начал на современном этапе? Не надуманна ли эта проблема?
— Мне кажется, что Изборский клуб в своем докладе нащупал эту болевую точку, потому что противостояние красных и белых действительно есть, хотя под этим подразумеваются процессы более широкие, чем противостояние когда-то Красной армии и белого движения. Имеется в виду противостояние двух представлений о путях развития России, о формах организации, о традициях, на которые надо опираться. Это очень актуально, потому что, судя по некоторым тектоническим толчкам, есть попытка опять разыграть эту карту, и общество, которое с таким трудом после тысяча девятьсот девяносто первого года срастается, вновь разорвать. Вдруг опять заговорили о выносе Ленина из мавзолея. Это абсолютно придуманная проблема, потому что, на мой взгляд, Ленин, лежащий в мавзолее, это как раз логическое завершение того, что он делал. Общество, жившее в крайнем позитивизме, которому была предложена материалистическая, атеистическая картина мира, в то же время стремительно модернизировавшееся, развившее науки, что оно сделало? Оно сделало позитивистские мощи своего вождя, своего пророка. Это символ того эксперимента, во многом удавшегося, который был. И пусть лежат мощи вождя — но нет, начинается раскол по этому поводу.
— Если это более широкое понимание проблемы, то о чем идет речь?
— Есть традиция, связанная с общинным началом в нашей истории, с экспериментом социалистическим, и очень для многих это та жизнь, которую они хотели бы вернуть. В то же время, есть люди, которые абсолютно не принимают этот период истории, у кого-то это связано с чисто семейными драмами, кто-то по своему складу понимает, что в социализме, где всюду контроль и учет, ему с его наклонностью криминальным путем зарабатывать большие деньги придется несладко. Но все эти противоречия меркнут перед призраком той катастрофы, которая может произойти, если общество снова расколется и исполнится мечта академика Сахарова — и остатки исторической России распадутся еще на пятьдесят частей. Тогда несладко придется всем — и сторонникам красной идеи, и белой. Поэтому надо искать какой-то компромисс.
— Но ведь, пожалуй, нельзя сказать, что белое движение хотело именно распада страны? Они тоже хотели империи, только по-другому ее видели. Может, сейчас имеется в виду все-таки несколько иная конфронтация?
— Конечно, речь идет о другом — на какой базе консолидировать общество. В ельцинский период была попытка консолидации общества на полном отрицании и даже демонизации советского опыта. Не
— И что может стать объединяющим фактором? Вы упомянули «мечту академика Сахарова», но многими в обществе, напротив, поддерживается идея восстановления границ в том или ином виде.
— Тут истина лежит посередине. Либералы готовы пожертвовать Россией ради свободы. Патриоты готовы пожертвовать свободой ради России. Хотелось бы не жертвовать ни тем, ни другим. Конечно, это не так просто, но тем не менее. Здесь может объединить идея созидательного реванша. Мы проиграли третью мировую войну. По каким причинам — пусть разбираются историки. Но мы ее проиграли — нас расчленили, от нас отделили наши исторические территории, мы пережили комплекс поражений, упадок и так далее. Я считаю, что против этого может сработать только созидательный реванш.
— Каким вы его видите?
— Это не означает, что нужно свести с кем-то счеты. Это значит, что выходить из разрухи мы будем усилившимися, обновленными, вернувшими себе исторические территории (неважно в каком виде, может, в виде дружелюбных союзных государств, которые будут входить в различные договора с нами), это и есть созидательный реванш, и на этом сойдутся все — и честные либералы (а либералы-патриоты у нас есть, что, кстати, для Запада абсолютно нормально), и патриотически мыслящие люди. Мне кажется, что все это время не хватало политической воли, и власть этих энергий побаивалась. Наверное, это еще связано с тем, что во власти осталось много людей, которые принимали участие в деструктивном ельцинском периоде, а всякое обновление связано с историческим аудитом. Эта боязнь все время заставляла власть уходить от тех или иных решений и покупать либеральную элиту, чтобы та за деньги изобразила государственников-патриотов. Но, к сожалению, наши либералы-западники даже актеры плохие, и сыграть это не могут. Даже за деньги. Даже за большие деньги. Теперь, видимо, все-таки власть поняла, что надо обращаться к первоисточнику, а не к имитаторам. Видимо, обращение к Изборскому клубу — свидетельство того, что власть поняла, что такие ролевые игры привели к Болоту, и они вопроса не решают. Надо опираться на те страты, которым имманентно присуща идея созидательного реванша.
— Высказывалась идея написания единого учебника истории, который бы опирался и на красную, и на белую идеи. Что думаете по этому поводу?
— Я не могу не сказать о том, что дискуссию об учебниках истории в начале 2000-х начала «Литературная газета». Мы первые начали публиковать материалы о том, что пишут в наших учебниках и что будут думать о своей стране школьники, если они дальше будут учиться по этим учебникам. Сейчас этот вопрос поставлен практически. Речь идет не об одном учебнике. Речь идет об единой концепции. Не может быть в одной стране одна школьная программа, где в одних учебниках считают, что Сталин — кровавый палач и мерзавец, а в других — где он спаситель нации. Все эти вещи надо увязывать.
— Но, кстати, эпоха Сталина сейчас уже сама по себе — «линия водораздела». Почему так происходит?
— Так происходит по многим причинам. Во многом эту антисталинскую истерию гальванизируют наши центровые либералы, которые через одного, если не чаще, потомки тех семей, которые были в оппозиции к Сталину. Среди шестидесятников было очень много потомков людей, которые проиграли Сталину политическую борьбу — кто погиб, кто был просто выведен из политики. В известной степени, это семейная месть. Считается, что историю пишут победители. На самом деле, историю пишут дети и внуки побежденных, и в этом драма. Хотя, когда начинают разбираться, становится понятным, что курс был жесткий, жестокий, но он был единственно возможный. Что интересно, народ в своей интуитивной памяти, на уровне интуитивного понимания эту историю хранит.